Читать интересную книгу В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000 - Ричард Дейвенпорт-Хайнс

Желание снизить наркоманию у среднего класса путем ужесточения наказания наркодельцов наблюдалось также в Европе, хотя и здесь, как писал Джон Маркс из ливерпульской наркологической клиники, большинство наркоманов одновременно и принимали, и продавали наркотики.

Законодатели на Капитолийском холме и в Европе начали делать различие между потребителями и поставщиками наркотиков. Это различие было основополагающим, когда министерство внутренних дел под руководством Джеймса Каллагэна, решило модернизировать сложный свод законов и постановлений, принятых, начиная с 1920-х годов. Законопроект о злоупотреблении наркотиками, подготовленный чиновниками в 1969-1971 годах, предусматривал более строгие наказания за поставку и более легкие – за хранение наркосодержащих веществ. Однако журналисты, как писал в 1970 году коллега Каллагэна Ричард Кроссмен, ввели министра в заблуждение. Вначале Каллагэн предлагал переклассифицировать наркотики по трем категориям: тяжелые, средней опасности (такие, как «пурпурные сердечки» и каннабис) и менее опасные. Кабинет министров согласился с ним в том, что наказания за хранение наркотиков второй категории следует смягчить, а за поставку – ужесточить. Затем произошла возмутительная утечка информации о том, что предложения Каллагэна якобы отклонили, и правительство собирается ослабить контроль за наркотиками, а также пойти на значительные уступки в отношении индийской конопли. Поскольку всеобщие выборы были неизбежны, Каллагэн решил проконсультироваться с коллегами по кабинету министров, стоит ли придерживаться первоначального плана. Отчасти из-за утечки сведений, отчасти под воздействием общественного мнения, он на сей раз предложил не вводить никакого смягчения наказаний за марихуану. Кроссмен писал, что стало очевидным – либо правительство пойдет на поводу у общественного мнения, либо нет. Голоса членов кабинета разделились по единственному принципу – образовательному. Все министры, кончавшие университет, голосовали против, остальные – за. Министры, не имевшие высшего образования остались в меньшинстве, но потерпев поражение в этом споре, Каллагэн выдвинул еще одно предложение. В результате правительство уступило, согласившись увеличить максимальное наказание за нарушение положений о каннабисе с трех лет до пяти лет. Кроссмен подчеркнул, что ни один член кабинета не отрицал принципов реформы. Просто было сказано, что народ не поймет шагов правительства, а оно в то время не могло себе позволить идти по этому вопросу против общественного мнения.

Контролируемые наркосодержащие вещества делились на три класса. В класс А входили опиум, героин, морфин, метадон, галлюциногены наподобие ЛСД и метедрин. Их незаконное хранение наказывалось тюремным заключением сроком до семи лет, штрафом или тем и другим вместе. Наркотики класса В включали кодеин, каннабис и амфетамины. Максимальным наказанием было тюремное заключение сроком до пяти лет, штраф или то и другое вместе. Максимальное наказание за хранение веществ класса C предусматривало тюремное заключение сроком до двух лет, штраф или то и другое вместе. Умышленное участие в незаконном производстве или поставках контролируемых наркотиков (в том числе приспособлений для курения опиума или каннабиса) стало расцениваться как преступление. Правонарушением стало также хранение контролируемых веществ (законное или незаконное) с целью снабжения других лиц. Оно каралось максимальным тюремным сроком до четырнадцати лет (или штрафом, или тем и другим вместе) за преступления, связанные с веществами класса А и В и пятью годами – за класс C. Правительство настояло на том, что галлюциногенные вещества (в том числе ЛСД и каннабис) практически не имели лечебных свойств – лицензии на их использование выдавали редко, сами препараты жестко контролировались. Министра внутренних дел наделили полномочиями, которые позволяли начинать процедуру лишения врачей права хранить или назначать определенные контролируемые наркотики. Закон о злоупотреблении наркотиками вступил в полную силу в июле 1973 года.

В Соединенных Штатах после смещения Никсона послышались слабые протесты против войны с наркотиками – как и против многих других шагов его убогого режима. Более прагматичный подход в анти-наркотической политике стал очевидным в 1977 году, когда президент Джимми Картер (род. 1924) выступил за отмену всех федеральных уголовных наказаний за хранение небольшого количества марихуаны. Обращаясь к Конгрессу, он сказал, что наказание за хранение наркотика не должно быть более разрушительным для личности, чем сам наркотик. Администрация Картера была уникальной в том, что была достаточно смелой и реалистичной, чтобы признать неэффективность запретов в борьбе против наркомании. Однако политика президента закончилась крахом, когда в 1978 году его специальный помощник по вопросам здравоохранения был вынужден подать в отставку после того, как непонятным образом выписал своему заместителю не содержащий барбитураты снотворный препарат метаквалон, который продавался в США под торговой маркой «Кваалюд», а в Европе – «Мандракс».

События получили более печальное развитие в 1979 году, когда администрация Картера поставила оружие моджахедам, боровшимся против советского вторжения в Афганистан. Это была ошибка, сравнимая с ошибкой ЦРУ в Лаосе – моджахеды покупали оружие на деньги, полученные от продажи опиума (в чем им помогало ЦРУ), и к 1980 году шестьдесят процентов героина в США имело афганское происхождение. Эта страна до конца ХХ века оставалась крупнейшим поставщиком опиума на планете. По оценке Центрального разведывательного управления США, в 1999 году посевы опийного мака составляли 51 500 гектаров, урожай опиума мог достигать 1670 метрических тонн. (Вторым незаконным поставщиком этого наркотика в 1999 году была Бирма, где под посевами мака находилось 89 500 гектаров, а урожай оценивался примерно в тысячу тонн). Афганские поставки наркотика привели к разрастанию в соседнем Пакистане лабораторий по очистке опиума. В начале 1980-х годов в этой стране наблюдался ужасающий рост наркомании. Количество героиновых наркоманов в США упало с примерно 500 000 тысяч в начале 1960-х до 200 000 в середине 1970-х годах, но эта цифра возросла после советско-американского противостояния в Афганистане. Гэри Индиана (род. 1950), бывший ведущий коронки в газете «Виллидж Войс» (Village Voice), описал ситуацию с героиновой наркоманией в Нью-Йорке в начале 1980-х годов.

«Многие находили зависимость от героина невероятно привлекательной. В районе центра идея быть «прекрасным и отвратительным» являлась непреходящим молодежным мифом. Люди садились на наркоту, когда у них были деньги и оставались на наркоте, когда деньги кончались, а затем начинали выкачивать их у друзей и родственников и, как правило, становились необычайно болезненными, ужасно выглядели и подхватывали странные болезни вроде волчанки или гепатита В… И вот теперь половина наркоманов Нью-Йорка болеет СПИДом из-за того, что кололась одной иглой. Но самое страшное, что наркоман все знает, но ничего не может поделать, потому что решения за него принимает наркотик».

Хотя война с наркотиками президента Никсона после его отставки пошла на спад, бюрократия анти-наркотических правоохранительных органов превратилась в огромный инструмент вмешательства в международные дела. Первый постоянный зарубежный отдел Федерального бюро по борьбе с наркотиками открылся в Риме в 1951 году. За ним последовали отделы в Париже (1960) и Марселе (1961), а в 1962-1963 годах – в Бангкоке, Мехико и Монтерее. Затем открылись отделы в Гонконге, Сингапуре, Корее и Филиппинах. К 1993 году Администрация по контролю за применением законов о наркотиках имела 293 агента в 73 зарубежных представительствах (DEA). К 2000 году в DEA работали 9132 человека, включая 4561 специального агента, ее годовой бюджет оставлял 1 550 миллиона долларов. Как отмечал Этан Надельман, директор нью-йоркского анти-наркотического фонда «Центр Линдсмита», DEA играет исключительную роль в международной политике.

«Как транснациональное учреждение, она является гибридом государственного полицейского ведомства и международной правоохранительной организации. Она представляет интересы одного государства, ее заграничные агенты отвечают перед послом, и в то же время DEA имеет полномочия и цели, утвержденные международными соглашениями и ООН… ее основная роль заключается в обеспечении связи и обмене информацией. Но, в отличие от практически всех других органов – за исключением ЦРУ и военной разведки – ее агенты являются оперативными сотрудниками в большинстве стран пребывания: они вербуют и платят информаторам, проводят секретные операции и напрямую вовлечены в деятельность своих местных противников».

Начиная с 1960-х годов, DEA получила значительное влияние в Европе. Сотрудники Администрации ввели в практику методы, одобренные судами США еще в 1920-х годах, в пору «сухого закона». Они включают контролируемые поставки запрещенных наркотиков, тактику внедрения, секретного наблюдения и предложения смягчения наказания или освобождения от ответственности в обмен на информацию. Традиции гражданского права, господствующие в большинстве стран Европы, противоречили подобной практике – за исключением британского общего права. В 1960-х годах полицейские и судьи во многих странах рассматривали действия DEA как неприемлемые. На практику внедрения провокаторов особенно остро реагировали европейские страны, в которых бывшие правящие режимы шпионили за своими гражданами. Тем не менее, к 1980-м годам большая часть оперативно-розыскных методов, которые энергично востребовала и проводила в жизнь DEA, были приняты европейскими полицейскими службами, хотя и с разной степенью приверженности. Австрия, Бельгия и Германия приняли на вооружение модель США. Франция и Италия в меньшей степени следовали американскому образцу. Европейские суды и законодательные органы поддержали такие изменения в оперативно-розыскной работе. Европейские державы уступили американизации анти-наркотических служб отчасти потому, что считали агентов DEA специалистами в своем деле. Правительства стран Европы редко задавались вопросом – как делали это в 1920-х годах – не будет ли лучше избегать неверной стратегии, экспортируемой из Америки, если в США она не только не помогла решить проблему наркотиков, но и усугубила ее. Начиная с 1970-х годов, движение, направленное на оздоровление нации, возглавила Голландия. Дания относилась к наркотикам терпимо. Испания в 1983 году пересмотрела анти-наркотическое законодательство и четко разделила тяжелые и легкие наркотики, а также смягчила ответственность за их хранение. Германия проводила карательную, американизированную политику. В течение большей части этого периода от нее ненамного отставала Британия.