Читать интересную книгу Тайная история - Тартт Донна

Он не закончил фразы и некоторое время молча курил, досадливо морщась.

— Так что произошло?

— Конкретно? Не могу сказать. Я мало что помню, хотя общий настрой, конечно, ясен… — Он покачал головой. — После той ночи все стало понятно. До этого в принципе все тоже догадывались, но такого от Чарльза никто не ожидал…

Он уставился в пространство, потом встряхнулся и достал очередную сигарету:

— Не знаю. Вряд ли этому можно найти объяснение. Хотя, с другой стороны, все, может быть, очень просто: они ведь всегда жили вместе, всегда были близки. И все-таки… Знаешь, я далек от ханжества, но подобная ревность меня поражает. Одно могу сказать в защиту Камиллы: она гораздо спокойнее относится к таким вещам. Впрочем, возможно, у нее нет другого выхода.

— К каким — таким вещам?

— К тому, что Чарльз спит с другими.

— С кем?!

Фрэнсис отхлебнул виски:

— Со мной, например. Не удивляйся. Если б ты пил столько, сколько он, я бы, скорее всего, и с тобой уже переспал.

Наверное, его высокомерно-циничный тон покоробил бы меня, не улови я в нем легкую меланхоличную нотку. Прикончив виски, Фрэнсис поставил стакан на стол и продолжил:

— Это было всего раза три или четыре. Впервые — когда я учился на втором курсе, а он на первом. Мы сидели поздно вечером у меня — пьянствовали, как водится. Шел дождь, расходиться не хотелось… Развеселая выдалась ночка, но посмотрел бы ты на нас наутро за завтраком.

Он криво улыбнулся:

— Помнишь ночь после смерти Банни? Когда Чарльз побеспокоил нас с тобой в самый неподходящий момент?

Я уже знал, что за этим последует.

— Вы ушли от меня вместе.

— Да. Он был очень пьян. Слишком пьян, если понимаешь. Что оказалось для него весьма кстати: на следующий день он притворился, будто ничего не помнит. Чарльз вообще подвержен загадочным приступам амнезии после ночи у меня в гостях. — Фрэнсис покосился на меня. — Делает вид, что ничего не было, и, главное, ждет, что я ему подыграю. Сомневаюсь, чтобы им двигало чувство вины, — по-моему, ему просто все равно, и вот эта его беспечная манера как раз меня и бесит.

Не знаю, что заставило меня ляпнуть:

— Он тебе очень нравится, да?

Я испугался, что Фрэнсис вспылит, но он и глазом не моргнул.

— Не знаю, — холодно произнес он, вытягивая из пачки сигарету пожелтевшими от курения пальцами. — Надо полагать, нравится. Мы старые друзья. Естественно, я не тешу себя иллюзией, что между нами есть что-то большее. Но я с ним неплохо позабавился, а вот ты вряд ли можешь утверждать то же самое насчет Камиллы.

Банни назвал бы это «предупредительным в голову». Я силился подыскать достойный ответ, но тщетно.

Фрэнсис, явно очень довольный тем, что ему удалось отыграться, не спешил закреплять преимущество. Он лениво откинулся в кресле, и вечернее солнце охватило его шевелюру пылающим нимбом.

— Печально, но факт: боюсь, и ему, и ей плевать на всех, кроме себя любимого и соответственно себя любимой. Они привыкли выступать единым фронтом, но, признаться, я вовсе не уверен, что они так уж пекутся друг о друге. Совершенно очевидно, что им доставляет извращенное удовольствие морочить людям голову… да-да, именно так, — повысил он голос в ответ на мой протестующий возглас. — Она, например, морочит голову тебе — я наблюдал это не раз. То же самое и в отношении Генри. Ты ведь знаешь, что он по ней с ума сходил, и, насколько я понимаю, с тех пор ничего не изменилось.

Что касается Чарльза… Вообще-то ему нравятся девушки, я гожусь, только когда он напьется. Но странное дело: стоит мне только проявить твердость, сказать себе «все, хватит!», как он тут как тут — такой ласковый, такой понимающий, ну просто душка… И я снова и снова наступаю на те же грабли.

Он помолчал.

— В нашей семье красавцев не водится — все больше этакие жерди, кожа да кости, нос крючком. Может быть, поэтому я склонен считать красоту проявлением исключительных внутренних достоинств, с которыми она на самом-то деле не имеет ничего общего. Я гляжу на изящно очерченный рот или глаза с поволокой и воображаю, что нашел родственную душу, начинаю мечтать о глубоком взаимном чувстве… Совершенно при этом не замечая, что целая стая уродов увивается вокруг той же персоны просто потому, что их околдовали те же глаза.

Он яростно смял окурок:

— Камилла, если б ей было позволено, вела бы себя так же, как Чарльз, но он держит ее в ежовых рукавицах. Ситуация — хуже не придумаешь. Он не отпускает ее от себя ни на шаг, а финансы его, к слову сказать, поют романсы… — то есть это совершенно не важно, — поспешно прибавил он, сообразив, с кем разговаривает, — но он-то обращает на это болезненное внимание. Очень гордится своей семьей, очень хорошо сознает, что сам тем не менее превращается в пьянчугу. Пожалуй, есть даже что-то римское в том, как ревностно он блюдет честь сестры. Банни и близко не подходил к Камилле, боялся даже взглянуть на нее. Само собой, он заявлял, что она не в его вкусе, но, подозреваю, внутренний голос ему нашептывал, что тут можно схлопотать по первое число. Ох ты господи… Помню, однажды, сто лет назад, мы ужинали в «Пекинской пагоде» — был в Беннингтоне такой нелепый китайский ресторанчик, недавно закрылся. Занавески из красных бус, статуя Будды на фоне искусственного водопада, все в таком духе. Мы увлеклись коктейлями, и Чарльз в итоге напился до положения риз. Я его не виню — мы все были хорошие, коктейли в таких местах всегда крепче, чем кажется, да и вообще, никогда не знаешь, чего туда плеснули. За рестораном был декоративный пруд — так, лужица с золотыми рыбками, — и через него на парковку вел мостик. Мы с Камиллой случайно отделились от остальных и стояли на этом мостике, сравнивая записки с предсказанием судьбы. У нее было что-то вроде: «Ждите поцелуя от прекрасного принца из ваших снов» — нельзя же было упустить такой момент, и я… в общем, мы были, мягко скажем, нетрезвы, и нас понесло. И тут, откуда ни возьмись, налетел Чарльз, схватил меня за шиворот и едва не перекинул через перила. Хорошо, вовремя подоспел Банни и оттащил его. У Чарльза тогда хватило соображения сказать, что он пошутил, но только какие уж тут шутки, если он мне чуть руку ко всем чертям не вывихнул? Кстати, что тем временем делал Генри, не знаю. Вероятно, любовался луной и декламировал стихи поэтов танской эпохи.

При упоминании Генри я впервые за весь вечер вспомнил о рассказе Чарльза про ФБР и еще об одном деле, также касающемся Генри. Я как раз обдумывал, стоит ли сейчас поднимать эти темы, как Фрэнсис внезапно объявил тоном, заставлявшим предполагать худшее:

— Знаешь, я сегодня ходил к врачу.

Я выжидающе посмотрел на него, но продолжения не последовало.

— А что с тобой такое? — спросил я, не выдержав этой игры в молчанку.

— Все то же самое. Затрудненное дыхание и боли в груди. Просыпаюсь посреди ночи и не могу сделать вдох. На прошлой неделе я ездил в больницу и сдал кое-какие анализы, но они ничего не показали. Тогда меня направили к невропатологу.

— И?

Он беспокойно поерзал в кресле:

— Безрезультатно. Эти местные докторишки ни черта ни в чем не смыслят. Джулиан дал мне координаты одного нью-йоркского специалиста — того самого, который вылечил шаха Израма от рака крови. Об этом все газеты писали. По словам Джулиана, это лучший диагност в стране и один из лучших в мире. Прием у него расписан на два года вперед, но Джулиан говорит, что может попробовать позвонить и договориться, чтобы тот принял меня вне очереди.

Оставив недокуренную сигарету тлеть в пепельнице, он полез за новой. В комнате было так накурено, что у меня начало першить в горле.

— Еще бы — дымишь как паровоз, а потом удивляешься, что у тебя одышка, — сказал я.

— И ты туда же! — взвился он. — Наслушался, что ли, идиотов этих вермонтских? Бросьте курить, сократите потребление алкоголя и кофе… Я уже полжизни курю. Думаешь, я не знаю, как влияет на меня никотин? От сигарет не бывает этих мерзких судорог, и пара глотков виски перед сном здесь тоже ни при чем. Кроме того, у меня налицо все остальные симптомы. Учащенное сердцебиение. Звон в ушах.