— Что случилось? Ты где?
Я объяснил, что произошло. Зловещее молчание.
— Он один в камере? — наконец спросил Генри.
— Не знаю.
— Он в сознании? Я имею в виду, говорить он может?
— Не знаю.
Снова молчание.
— Слушай, здесь все открывается в девять, — сказал я. — Давай встретимся перед судом без пяти.
— Будет лучше, если ты займешься этим сам, — помедлив, ответил Генри. — Тут имеются некоторые сопутствующие обстоятельства.
— В таком случае буду крайне признателен, если меня в них посвятят.
— Не сердись, — тут же сказал он. — Просто полиции мое лицо уже и так слишком хорошо знакомо. Кроме того… — он помедлил, — боюсь, что Чарльз не жаждет меня видеть.
— Это еще почему?
— Потому что мы поссорились. Это длинная история, но суть в том, что вчера вечером, когда мы расстались, он был на меня очень зол. Я думаю, из всех нас на данный момент именно ты находишься с ним в наилучших отношениях.
Я скептически хмыкнул, но втайне почувствовал себя польщенным.
— Чарльз относится к тебе как к близкому другу — ты и сам это понимаешь. Кроме того, полицейские вряд ли узнают в тебе участника недавних событий.
— Честно говоря, не вижу связи. При чем здесь эти события?
— Боюсь, что связь тем не менее есть.
Внезапно я остро почувствовал всю безнадежность попыток докопаться до истины в разговоре с Генри. Как опытный пропагандист, он умело манипулировал информацией, выдавая ее понемногу и лишь тогда, когда это соответствовало его целям.
— На что ты намекаешь? — спросил я.
— Сейчас неподходящий момент для объяснений.
— Если хочешь, чтобы я пошел в суд, объяснения все-таки потребуются.
— Скажем так, — сухо произнес Генри после долгой паузы, — в какой-то момент положение было более шатким, чем тебе казалось. Здесь некого винить, но Чарльз был вынужден приложить определенный объем незапланированных усилий, и ему пришлось довольно туго.
Молчание.
— Я, кажется, прошу не так уж много.
«Сущий пустяк — чтоб я все делал по-твоему», — подумал я, вешая трубку.
Зал суда располагался в конце коридора за двумя тяжелыми распашными дверьми с окошками. Его интерьер, не слишком отличавшийся отделкой от дежурки, был вполне типичен для присутственного места начала пятидесятых: крапчатые квадраты линолеума, полированные панели цвета липучки для мух.
Я никак не ожидал, что там будет столько народу. Перед судейским местом стояли два стола, за одним расположились двое патрульных, за другим — четверо людей, вид которых не говорил ничего об их роли в судебном процессе. Стенографистка с миниатюрной пишущей машинкой примостилась за отдельным столиком. На скамьях для зрителей порознь сидели трое мужчин. В углу скрючилась потрепанная дамочка в грязном плаще, для которой, судя по палитре синяков на лице, побои были делом привычным.
Когда появился судья, присутствовавшие встали. Дело Чарльза заслушали первым. Он вошел в зал мягким сомнамбулическим шагом в сопровождении судебного пристава. Походка Чарльза показалась мне странной; приглядевшись, я понял, что он в носках. Галстук и ремень у него, очевидно, тоже забрали, и костюм болтался на нем, как пижама.
Судья — пожилой щекастый увалень с тонкими губами — кисло прищурился.
— У вас есть адвокат? — спросил он с сильным вермонтским акцентом.
— Нет, сэр.
— Присутствует ли жена или кто-то из близких родственников?
— Нет, сэр.
— Можете ли вы внести залог?
— Нет, сэр, — в третий раз произнес Чарльз. Он то и дело утирал лоб и, похоже, плохо понимал, что происходит.
Я поднялся, и судья меня заметил:
— Вы желаете внести залог за мистера Маколея?
— Да, сэр.
Чарльз повернулся и уставился на меня с открытым ртом.
— Залог составляет пятьсот долларов, касса по коридору налево, — скучающе отбарабанил судья. — Через две недели вы снова предстанете перед судом. Советую вам нанять адвоката. Требуется ли вам автомобиль для профессиональной деятельности?
— Автомобиль не его, ваша честь, — подал голос кто-то из той непонятной группы за столом.
— Правда?! — обрушился судья на Чарльза.
— Мы связались с владельцем. Это некто Генри Винтер, студент Хэмпден-колледжа. Он утверждает, что вчера вечером одолжил машину мистеру Маколею.
Судья недовольно фыркнул:
— Действие ваших водительских прав приостановлено вплоть до вынесения судебного решения. Жду вас и мистера Винтера двадцать восьмого мая.
Процедура прошла потрясающе быстро. В десять минут десятого мы уже стояли на улице.
Влажное росистое утро было не по-майски холодным. Из крон деревьев доносился птичий гомон. Вокруг не было ни души.
— Ну и холодрыга, — сказал Чарльз, обнимая себя за плечи.
На окнах банка в дальнем углу площади со скрипом поползли вверх жалюзи.
— Подожди меня здесь, — сказал я. — Пойду вызову такси.
Чарльз ухватил меня за локоть. Я понял, что протрезветь он еще не успел. На вид, впрочем, он был свеж как огурчик, и о бурно проведенной ночи свидетельствовал только помятый костюм.
— Ричард.
— Что?
— Ты мне друг?
Я был не в настроении выслушивать его излияния на ступенях здания суда.
— Ну да, — буркнул я, пытаясь освободить руку, но он только крепче вцепился в нее.
— Спасибо, старик. Знал, что могу на тебя положиться. Ты ведь не откажешь мне в одной маленькой услуге?
— Какой?
— Я не хочу домой.
— Что значит — не хочу домой?
— Отвези меня за город, к Фрэнсису. Ключа у меня нет, но мистер Хэтч нас впустит, или я влезу через окно, или… нет, послушай. Я могу забраться через подвал, я так уже тысячу раз делал… Да погоди же ты, — взмолился он, когда я попытался его прервать. — Давай поедем вместе. Заскочишь на кампус, возьмешь шмотки и…
— Остынь, — повторил я уже в третий раз. — Никуда я тебя отвезти не могу, у меня нет машины.
Он отпустил мой локоть.
— Вот оно что, — горько усмехнулся он. — Ну, спасибочки.
— Слушай, я просто физически не могу. У меня действительно нет машины, я приехал на такси.
— Можем взять машину Генри.
— Нет, не можем — ключи у полиции.
Чарльз пригладил волосы дрожащей рукой:
— Ну, значит, домой. Только не бросай меня, ладно?
У меня не было сил с ним спорить:
— Ладно. Погоди, я вызову такси.
— Не надо такси, — запротестовал он. — Что-то мне как-то… Давай лучше прогуляемся.
От центра до дома близнецов было километров пять — та еще прогулочка. Существенная часть пути лежала вдоль шоссе, и проносившиеся мимо машины обдавали нас упругими волнами выхлопного газа. Голова у меня раскалывалась, ноги словно свинцом налились. Однако Чарльзу утренняя прохлада, похоже, пошла на пользу. Примерно на полдороге нам попался «Тейсти-фриз», и он купил себе колу с мороженым.
Под ногами хрустела щебенка, в ушах противно зудела мошкара. Чарльз курил, потягивая напиток через полосатую трубочку.
— Значит, вы с Генри поссорились, — произнес я, просто чтобы не молчать.
— Откуда ты знаешь? Это он тебе сказал?
— Да.
— Не помню. Да и не важно. Меня достало выслушивать его поучения.
— Знаешь, что для меня до сих пор остается загадкой?
— Что?
— Не то, почему он командует нами. А то, почему мы всегда ему подчиняемся.
— Шут его знает. Ничего хорошего из этого все равно не выходит.
— Ну не скажи.
— Ты еще сомневаешься? Да начать с того — кто придумал эту сраную вакханалию? А кто потащил Банни в Италию? Да еще и оставил дневник у него под носом… Сукин сын! Это он во всем виноват, он один. И потом… ах, ну да, ты ж не в курсе. Так вот, нас чуть было не вывели на чистую воду.
— Кто? Полиция? — изумленно воскликнул я.
— Нет, ФБР. Под конец там такая каша заварилась, мы вам далеко не все рассказывали. Генри взял с меня клятву, что я никому не скажу.