Павел Александрович переводит дух.
— Впечатляющие танцы, похоже были — отмечает Серега.
— А у меня тут в этой самой котовасии прадед участвовал — говорит Енот, по-прежнему вертя в руках ятаган.
— Снятие блокады? — уточняет музейщик.
— Ага. Молокососом восемнадцатилетним. Полуторку водил, шофер. Вез какое-то добро, наскочил на дороге на нескольких выбирающихся из окружения фрицев. Они по нему несколько раз бахнули, он в ответ из нагана подобранного в окно пальнул и по газам. В общем шумная, но бестолковая встреча.
— Странно, что вот вы — молодой человек, а про прадеда помните, это сейчас не модно — несколько пафосно говорит Павел Александрович. Хотя да, в принципе с ним можно согласиться. Помнится, когда я своему американскому пациенту что-то этакое взялся рассказывать, он как ножом отрезал, сказав, что он все эти разговоры о войне никчемушной мнимой понарошкой считает, а сейчас, мол, о реальном думать надо и делать. Ну, может он и прав — у него вон солидный счет в банке уже есть, а у меня нет счета. Но мне кажется, у нас разорвана именно связь поколений. Раньше при решении проблем смотрели — а как выкручивались из этого положения деды? И с некоторыми поправками — учились у них многому. Теперь нам старательно вышибали эту связь, то рассказывая, что в проклятое царское время все было ужасно, и вообще история началась с большевиков, а до того не было ничего хорошего (надо отметить, что и до того был такой же подход — все, вишь, с Рюрика началось), потом нам объясняли, что все было ужасно в СССР, и таким образом хоронили ценнейший опыт прошлого. Между тем все, что было раньше, имеет тенденцию повторяться, и принципы выживания в катастрофах нимало не изменились — идет ли речь о пожаре, наводнении или войне. Вот что я из рассказов своего деда вынес? А самое главное — человек в одиночку ничего не сможет. Потому други, сослуживцы, семья — это важно. Хотя заносит это меня… Когда родителей-то видал в последний раз? А с братцем когда встречался? То-то же…
— Почему бы мне про прадеда не помнить, если он меня обучил железо понимать — по двигателям-то он мастер был, да еще и меня натаскал. Мама, правда, ругалась, что чадо все время в мазуте приходит — пожимает плечами Енот.
— Вундеркинд прямо, похоже — улыбается Серега.
— А як жеж — откликается, пошмыгтвая носиком, Енот.
Я между тем удивляюсь тому, как оказывается на меня много было навьючено — коробка с отнятым у меня шматьем и железом и впрямь тяжеленная, а у меня было какое-то странное ощущение, словноя не то, что голый. Но как бы без штанов. Потому начинаю доставать сваленные в коробку вещи и прилаживать их обратно на себя.
— И как, что пропало, что поперли? — с интересом осведомляется Енот.
— Да вроде так все на месте, разве что документы у них остались.
— Проверь оружие и — на всякий пожарный — патроны поменяй — советует Серега.
— Ну а это-то зачем? — удивляюсь я.
— Похоже не слушал — на всякий пожарный — поясняет Серый.
— Удивил! Я думал, что это Енот — параноик.
— При чем тут параноик? Если оружие и боеприпас побывал у противника — надо ухо востро держать. Что тут паранойного? — обескуражено заявляет прямодушный пулеметчик.
— Ржевские же не противник пока? — уточняю я.
— Сейчас да. А ты там на мозоли ни у кого не сплясал? Никого не вздрючат за инцидент? Может просто рожа твоя не понравилась кому? Могет такое быть? — дожимает меня Серега.
— Ну да, тому старлею, что меня заарестовал, фитилей накрутят, наверное. Тем более, что он не проверил точно все, я вот по рации инженеров вызвал…
— Видишь? А гадость сделать — минута делов.
— В смысле чего? — туплю я.
— Да чего угодно. Вареные патроны тебе воткнуть — парочку. И будет у тебя в неподходящий момент осечка. Или патрон с доработанным порохом — чтоб тебе гильзу порвало, например. Да мало ли что. Мы в Чечне такое делали, и не мы одни. Старая маневра поднагадить — со знанием дела поучает меня пулеметчик.
— Помнится вырыли мы блиндаж с невбенической кучей немецких минометок в ящиках. Так вот на каждый ящик попадалась минометка без стопорных шариков во взрывателе — кивает Енот.
— Это в смысле — как?
— Очень просто, мина взрывается еще в стволе миномета. Миномет — минус. Расчет — тоже минус. Ну и для окружающих праздник, кто не в укрытии оказался — поясняет Павел Александрович.
— А, видел я такое! — понимаю я смысл видеозаписей в интернете. Где под возглас "Аллахуакбар!" разносило в клочья минометы, гранатометы и прочие такие же агрегаты вместе с расчетами:
— Ясно, понял, перезаряжу все. А эти патроны куда? — спрашиваю я умников.
— Огурцов на них купи — советует меркантильный Енот.
— Лучше выкинь нафиг. Вон — в канаву — прекословит ему Серега.
— Да жалко вроде… — жадничаю я.
— Похоже, тебе не понятно, что организм стоит дороже сотни патронов. Это же не то, что в самом начале, когда патроны поштучно считали, сейчас-то снабжение со складов вполне налажено. А на складах патронов на наш век хватит. Не куркульствуй по мелочи — вразумляет меня Серега, а остальные компаньоны усмехаются. Ну да, уже и подзабылось, как мы считали каждый патрончик, как с Сашей делали сами патроны, как в самые первые дни Беды Николаич выторговал на несколько сотен патронов у артмузейского начвора аж три уникальных ствола, в том числе и вспоминаемую мной с теплотой "Рыжую Приблуду" — ТКБ. Сейчас-то несколько сотен патронов вообще пустяк, особенно если они ходовых калибров, которые запасены миллиардами. Но это у нас в Кронштадте, благо есть возможности и силы и склады к рукам прибрать и транспортировку наладить (а это все и поврозь и вместе — сложно и хлопотно). В той же деревне, где мои родители обосновались — с патронами куда как строже, хорошо удалось подбросить им с авиеткой и оружия и боеприпасов, а то сидели с пятком стволов на всю кучу сбежавшегося народа. Да еще каких стволов — я помню, что за ржавая копанина была у моего отца. Однозарядная, ага. С вышибанием гильзы шомполом. Ударами полена по шомполу. Мрак. Но по тамошним условиям — и это было куда как лучше голых рук. Это вот в компьютерных играх хорошо — и оружия можно таскать кучу на себе, и боеприпасов и даже со всем этим бегать. На деле и оружие — весомые тяжелые железяки и патрончики весят очень злобно. Те же стволы и патроны, которые перебрасывал я с авиеткой родителям весили очень весомо. Пока загружали и выгружали — уставали. Особенно солоно пришлось с симоновскими карабинами — они хоть и карабины, а доводльно длинные и неудобные в тесной кабине. А еще обоймы к ним, да патроны…
— Одни убытки — вздыхаю я и начинаю выщелкивать из магазинов унитары. Пока — на расстеленный на бетонном блоке брезента кусок. Выкинуть их я и так успею. В танке оказывается некоторый запас как раз таких же — покрытых зеленоватым темным лаком 7,62 на 39. Оттуда и черпаю.
— Не все коту масленица — посмеивается Енот.
— Погоди-ка, ты же тут все время сидишь. Вот чем ты растрофеился? — напускаюсь я на него.
— Помимо танка — вот — и Енот кивает куда-то внутрь баррикады.
Нагибаюсь, смотрю, как он откидывает плащ-палатку, прикрывающую пару десятков обрезов — сделанных из охотничьих стволов. Очень бандитское оружие, хищно-зловредное с виду. Ничего хорошего от таких штуковин не ожидаешь, заведомо враждебное какое-то оружие.
— Это ты как успел? — искренне поражаюсь я.
— Коммуникабельность, искренность в обращении с другими людьми и добродушие — вот чего не хватает вам, лекарям. Именно потому вас и арестовывают посреди похода за награбленным. Вот посмотри на меня — мне все принесли прямо сюда и подарили совершенно даром — с видом безгрешного святоши поучает меня хромой.
— Не, ну я ж серьезно! — выговариваю я в ответ.
— Он ментам дал положить на видное место пару пулеметных лент и твой ятаган. Похоже это телевизионщикам особенно понравилось. Этакое проявление азиатской дикости посреди кучи трофеев. Вот за это десятком обрезов и отдарились, им-то это железо вообще-то никак не нужно, своего ментовского хватает — сдает хромого с потрохами простодушный Серега.
— Погоди, погоди, их же тут вдвое больше! И вот под ними — я перегибаюсь через бетонный блок, сдвигаю несколько обрезов сверху и вижу удививший меня раньше в куче трофеев оттюнингованный дурацкий «Борз» с нелепой для этой пукалки раскраской и всякими пониовыми приблудами, которые на короткоствольной плевалке смешно смотрятся.
— Божий промысел! — молитвенно поднимает очи к небу Енот и тут же совершенно другим голосом требует, чтобы я перестал царапать ценное оружие немытыми когтями.
— Ну и нафига тебе эти железяки? — удивляюсь я.
— Мне просто они нравятся эстетически. Они красивы сами по себе — ханжески тупит глазки хромой эстет.