— Да, а за что мне было любить ее? Она всегда держалась по, отношению ко мне так, как будто я была куском грязи, налипшим на каблук ее шелковой туфельки. И потом, я никогда не прощу ей того, что она нарочно столкнула меня в речку.
Николя улыбнулся, припомнив этот случай. Франсуазе было тогда лет десять, Амариллис не больше тринадцати.
— Бьюсь об заклад, что она клялась и божилась, что ты поскользнулась сама.
— Поскользнулась! — воскликнула Франсуаза. — Да она толкнула меня в спину изо всех сил! Она всегда была лгуньей!
— Довольно, не заводись, — прервал ее Николя. — Так почему же Амариллис вернулась?
— Она пустила состояние мужа по ветру, вытянула из него все до последнего гроша. Один дом в Натчезе чего стоит! Да и здесь, в Новом Орлеане, она жила по-королевски. Правда, большую часть денег мужа она вложила в Сандроуз и добилась того, что поместье стало процветать. Однако ее супругу не суждено было увидеть это собственными глазами. Он быстро спился и умер, избежав таким образом ненасытных осьминожьих щупалец своей жены, — презрительно поморщилась Франсуаза.
— Выходит, она вдова? — В зеленых глазах Николя мелькнуло любопытство.
— Вдова с двумя детьми, — добавила она. — Правда, она предпочла бы забыть об их существовании, поскольку занята тем, что раскидывает сети для одного американского банкира. Она мечтает заполучить его в мужья. Ходят слухи, что именно его банк дал ей ссуду на приобретение части Бомарэ. Говорят, что она не собирается остановиться на достигнутом. Ей нужно Бомарэ целиком. — Франсуаза поежилась под колючим взглядом Николя и, отвернувшись от него, стала смотреть на Мару, пытаясь разгадать, насколько серьезны их отношения и выдержат ли они проверку на Амариллис.
— Нам пора, Франсуаза, — сказал Николя, поднимаясь. — Кстати, а кто сейчас управляет Бомарэ?
— Твой отец не оставил завещания, поэтому всеми делами ведает Селеста в качестве опекуна Жана-Луи. Ведь Франсуа погиб, а тебя не было. Николя, прошу тебя, не сердись, на меня. Пообещай, что придешь ко мне еще раз, — взмолилась Франсуаза.
— Не смейся надо мной. — Николя улыбнулся и поцеловал ее в щеку. — Ты же знаешь, что я не могу подолгу тебя не видеть. До свидания, моя маленькая кузина.
— Николя, ты будешь осторожен? — спросила она серьезно.
— Я всегда осторожен, — беспечно отозвался он и предложил Маре руку.
— Очень приятно было познакомиться с вами, мадемуазель Феррар, — вежливо кивнула Mapa.
— Называйте меня Франсуазой, пожалуйста. Не уверена, что эта наша встреча оказалась особенно приятной, но я надеюсь увидеть вас снова. Николя, передай папе, что я его очень люблю. Пусть приезжает к нам хотя бы изредка. Скажи ему, что внучка очень соскучилась и все время спрашивает, когда дедушка приедет навестить нас.
— Хорошо, Франсуаза, — пообещал Николя.
— Питер приказал заложить для вас мой экипаж. Он заметил, что свой вы отпустили. Мой кучер доставит вас куда угодно. — Она взмахнула рукой на прощание с порога и скрылась в полумраке холла.
На обратном пути в отель в экипаже воцарилась гнетущая тишина. Николя был погружен в тягостные размышления, и Mapa чувствовала, как нелегко ему пережить известие о смерти отца, а также прочие новости, которые сообщила ему кузина. Он страдал от горя и собственного бессилия, и Mapa не знала, как помочь ему. В конце концов, молчание стало для нее невыносимым, и она решила заговорить на отвлеченную, безопасную тему.
— Твоя кузина очень красивая женщина, — начала она и, хотя Николя никак не отреагировал на ее слова, продолжила: — Кажется, она очень счастлива. Я думаю, если ты собираешься в Бомарэ, тебе следует взять ее с собой. Она будет рада съездить туда. Да и с отцом повидаться… — Мара осеклась, натолкнувшись на странный взгляд Николя.
— Ты что же, ничего не заметила? — спросил он.
— А что я должна была заметить? — удивилась Mapa.
— Франсуаза цветная женщина, — ответил Николя. — Она и Алан — дети дяди Этьена и квартеронки. Оливия, мать Франсуазы, была невероятно красивой. Правда, у меня сохранились о ней только детские воспоминания. Однажды, когда мои родители путешествовали по Европе, дядя Этьен привез ее в Бомарэ погостить ненадолго. Тогда-то я и познакомился с ней. Нетрудно, было понять, почему Этьен так и не женился и по-прежнему хранит о ней светлую память.
— А что с ней случилось?
— Она давно умерла. После ее смерти Этьен стал часто привозить детей в Бомарэ. Вот почему я так хорошо знаю Франсуазу. Но теперь, когда она стала взрослой женщиной, ситуация изменилась. Ей будет плохо и неуютно в Бомарэ.
— Странно… Вот уж никогда бы не подумала. Она выглядит точно так же, как… — невольно вырвалось у Мары.
— Как мы с тобой, — закончил начатую ею фразу Николя. — Если бы она захотела, то могла бы жить, например, во Франции, где вполне сошла бы за белую женщину. — Но Франсуаза предпочитает оставаться здесь, где у нее любовник, дом, дети, пожилой отец. Мало кто считает ее себе ровней, хотя она и свободная женщина, но изменить свою жизнь она не хочет. Здесь она вырастит своих детей, здесь состарится и умрет. В ней слишком много креольской крови, чтобы она могла быть счастливой где-либо еще.
Mapa задумчиво глядела в окно на идущих по тротуару прохожих. Николя вернулся домой, в его жилах тоже течет креольская кровь, а значит, нигде на свете, кроме Нового Орлеана, счастья он не найдет. Вскоре экипаж остановился возле отеля, и Николя повел Мару через многолюдный холл в ее комнату.
— Вне всякого сомнения, ты предпочтешь отправиться в Бомарэ как можно скорее. А я собираюсь уехать в Европу, не дожидаясь твоего возвращения. Поэтому хотелось бы выяснить наши финансовые проблемы безотлагательно, — сказала она вдруг.
Николя был настолько изумлен трезвостью ее суждения и холодностью тона, что резко схватил ее за локоть и развернул к себе лицом. Mapa онемела от изумления, тем более что в его глазах внезапно промелькнула жестокость.
— В чем дело? Я надеялась, что тебе будет приятно положить конец нашей связи так легко и безболезненно, — с издевкой, за которой скрывалось отчаяние, вымолвила Mapa.
— Тебе не кажется, что ты уж слишком спешишь избавиться от моего присутствия? — Губы Николя исказила недобрая усмешка. — Может быть, тебе неприятно показываться со мной на людях теперь, когда я снова оказался изгоем?
— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — возмутилась Mapa. — Тебе должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было, что я ни в грош не ставлю общественное мнение. Просто я хочу вернуться в Европу. Разве мы не так договаривались, Николя?
— А на какие деньги вы намерены купить билеты, мадемуазель? — поинтересовался он вкрадчиво.