— Моя мама тоже так считала, — потупившись, ответила Mapa, чувствуя, что обида, нанесенная им отцом, не исчезла в ее сердце с годами.
Франсуаза прекрасно понимала, что творится в душе юной ирландки, каким смятением она охвачена. Эта тридцатилетняя женщина вдруг ощутила себя намного взрослее и опытнее, чем Mapa, но искреннее желание девушки сохранить независимость не могло не вызвать в ней сочувствия;
— Когда речь идет о любви, никто не в силах сохранить свое сердце нетронутым, мадемуазель. Женщина спешит отдать его любимому человеку. Это всегда рискованно и зачастую приводит к трагедии. Но другого выхода нет, по крайней мере, для того, кто хочет изведать любовь, — задумчиво сказала она.
— А ты действительно счастлива, Франсуаза? — спросил Николя.
— А почему бы и нет? Мы с Арманом живем душа в душу, у нас два чудесных сына, которые получают образование в Париже, замечательная дочь, которая со временем превратится в настоящую красавицу. Я любима, чего не может сказать о себе законная жена Армана. Они заключили брак по расчету, и нежных отношений у них не было никогда. Скажу больше, они не выносят друг друга. Его жена почти все время путешествует вокруг света на одном из пароходов, которым он владеет, и слишком редко бывает в Новом Орлеане, чтобы заявлять на Армана какие-то права. Да и делает она это по большей части, чтобы только досадить ему, — пожала плечом Франсуаза. — Еще чаю, мадемуазель О'Флинн? Он пока не остыл. Кузен, скажи мне, пожалуйста, а что ты делаешь в Новом Орлеане? Ах да, конечно… Это из-за отца, — печально вздохнула она.
— Тебе известно о письме? — нахмурился Николя.
— О письме? — удивилась Франсуаза. — Нет. Впрочем, кто-нибудь наверняка сообщил тебе о его смерти.
Она вскинула на него глаза и застыла, пораженная тем, как мгновенно побурело и осунулось лицо Николя. Очевидно, что эту новость он слышал впервые.
— О, Николя, прости меня… — вымолвила она, в ужасе прижав ладонь ко рту. — Но… твой отец умер.
— Когда это случилось? — тихо спросил Николя.
— Дай-ка припомнить… точно не могу сказать, но… что-нибудь около года назад. Это произошло глубокой осенью. Помню, я тогда подумала, что смерть как будто витала в воздухе. Ты не представляешь, какое унылое, холодное и блеклое время это было.
— Как умер отец? Он долго страдал перед смертью? — продолжал расспросы Николя, не осознавая до конца, что его отца нет в живых. В это невозможно поверить! Филип де Монтань-Шанталь всегда был жадным к жизни человеком, за что снискал уважение и любовь креольского населения всей Луизианы.
— Он погиб трагически, его смерть была сушей бессмыслицей… — избегая встречаться взглядом с Николя, сказала Франсуаза. — Он упал в реку с причала и утонул. Когда это произошло, никого рядом не оказалось. Его нашли спустя несколько дней, когда тело отнесло далеко вниз по течению от Бомарэ. Его заметил рыбак.
— Боже мой! — еле слышно прошептал Николя.
Mapa молча смотрела на Николя, и сердце ее сжималось от боли. Как бы ей хотелось утешить его, найти нужные слова, чтобы облегчить его горе! Она видела его в ярости, насмешливым и жестоким, охваченным мальчишеским задором, нежным и страстным, но никогда прежде Николя не являлся ей отчаявшимся и страдающим.
— Я ничего не понимаю, — пожал плечами Николя — Отец был сильным пловцом. Сколько раз я собственными глазами видел, как он переплывал реку, успешно борясь с течением. Кроме того, он знал причал как свои пять пальцев. Он не мог упасть, это исключено.
— Николя, он давно уже был не таким, каким ты его помнишь, — покачала головой Франсуаза. — За последнее время он сильно сдал. Утрата сыновей не прошла для него даром. Он очень горевал, и это подкосило его. Когда я видела его в последний раз, незадолго до смерти, он был похож на ожившую мумию. Странно было думать, что этот человек некогда являлся могущественным властелином Бомарэ. Твой отец страдал в одиночку, предпочитая держать свое горе в себе. Тогда он появился в городе всего на один день. И вскоре после этого я узнала о его смерти.
Николя провел рукой по волосам, стараясь представить себе отца таким, каков он был в последнее время со слов Франсуазы.
— Отец написал мне. Он простил меня, потому что нашел настоящего убийцу Франсуа. Правда, наконец, открылась. Письмо, которое я получил, было написано незадолго до его смерти. Он собирался назвать мне имя убийцы моего брата. Теперь же… — Голос Николя был глухим и бесцветным, в то время как глаза его мстительно сверкали. Он замолчал и задумался. К женщинам медленно пришло осознание того, что побудило Николя оборвать фразу на полуслове.
— О, Николя, нет! — воскликнула Франсуаза. — Смерть твоего отца просто нелепая случайность. Иначе и быть не может. Не хочешь же ты сказать, что кто-то… Нет! В это нельзя поверить! — Она решительно покачала головой, как будто отвергая саму возможность такого предположения.
— Мой брат мертв. Теперь за ним последовал отец. И оба ушли из жизни при весьма странных обстоятельствах. Только теперь мне не придется оправдываться, а значит, я докопаюсь до истины, чего бы мне это ни стоило, — продолжил Николя, не принимая во внимание слова кузины. Мару охватила дрожь, поскольку она узнала этот тон Николя, который означал, что он приведен в бешенство. — Я сразу почувствовал, что что-то здесь не так, когда обнаружил наш дом запертым. Наверное, вся семья еще в трауре.
— Шантали оставили свой городской дом гораздо раньше, чем случилась эта трагедия. В последнее время у них не было в нем никакой нужды, — деликатно заметила Франсуаза, помешивая ложечкой чай.
— Почему?
— Для креолов настали тяжелые времена, Николя, — вздохнула она. — Твой отец был гордым человеком. Он не мог публично признаться в том, что уже далеко не так богат, как раньше.
— Что ты имеешь в виду? — Николя смотрел на кузину со все возрастающим недоумением. — Ты что же, хочешь сказать, что Монтань-Шантали разорены?
— Нет! Вовсе нет! Ты меня неправильно понял, Николя. — Франсуаза боялась обидеть кузена, но знала, что то, что она собиралась рассказать, будет малоприятно. — Вскоре после того, как ты уехал, два года подряд урожай сахарного тростника погибал почти полностью. Цены на него упали, когда правительство снизило тарифы на импорт сахара. В результате многие банки разорились, а плантаторы потеряли капитал и недвижимость.
— Бомарэ?.. — еле слышно вымолвил Николя.
— Нет, с ним все в порядке. Он по-прежнему принадлежит твоей семье. — Франсуаза поспешила успокоить его. — Но после этого финансового кризиса многое изменилось. Не многим удалось пережить его и восстановить потерянные капиталы. Теперь все деньги в Новом Орлеане принадлежат американцам.