мухи цеце в поисках трипанозом. Донесения поступали быстро и отличались идеальной точностью работы, которая велась неграми, а частично любителями-миссионерами. Это был редкий пример широкого научного сотрудничества, который почти невозможно встретить среди белых людей, даже среди медиков. Каждый пакет содержал в себе полный ассортимент кусающихся мух данной местности, и если после тщательной сортировки среди них оказывалась муха цеце, то в соответствующее место на карте втыкалась булавка с красной головкой; а если донесение при этом гласило также о «существовании сонной болезни», то к этой булавке присоединялась еще другая — с черной головкой. Начиная с энергичного Секибобо до последнего ловца мух, люди Аполо делали свою работу с точностью автоматов. В конце концов красные и черные точки на карте с ясностью доказали, что там, где водилась муха цеце, там была и сонная болезнь, а где цеце не было, там никогда не бывало ни единого случая сонной болезни!
Работа, казалось, была закончена. Все без исключения обезьяны, искусанные мухами цеце, насосавшимися предварительно крови от больных негров, заболели сонной болезнью, и часто их рты оставались открытыми, в то время как они ели свои любимые бананы. Другие же обезьяны, не искусанные мухами, — хотя они и содержались в одних клетках с больными и ели с ними из одной посуды, — никогда не проявляли никаких признаков болезни.
VII
А теперь за дело! Если в Давиде Брюсе и были когда-нибудь черты мечтателя и лабораторного исследователя, — а их было в нем достаточно, — то в данный момент эти творческие черты совершенно исчезли и улетучились. Он снова почувствовал себя хирургом из Ледисмита, бесстрашным охотником на львов, истребителем куду[214].
Сонную болезнь нужно искоренить раз навсегда! Теперь это было, по его мнению, самым простым и легким делом. Не важно, что сотни тысяч негров носят в своей крови трипанозом и что все они, без сомнения, обречены на смерть; не важно и то, что биллионы жужжащих цеце продолжают напевать свою адскую песню на берегу озера. Важен один факт: зти мухи живут только на берегу озера! И если они не смогут больше сосать кровь, зараженную сонной болезнью… А разве Аполо не был абсолютным монархом Уганды? И разве он не верил слепо Брюсу и не преклонялся перед ним?..
Брюс снова созвал на конференцию Аполо, Секибобо и всех младших начальников. Он объяснил им ясно и логично, что теперь нужно предпринять.
Аполо отдал приказ, и все черные жители приозерной области, со своими женами, детьми и домашним скарбом, покинув жалкие тростниковые хижины на берегу озера, устремились в глубь страны, на новые поселения. Они покидали — на много лет, а может быть, и навсегда — родные тенистые берега, где все они, так же как их далекие предки, росли, играли, ловили рыбу, торговали и производили потомство. Лодки, нагруженные циновками, глиняной посудой и детишками, одна за другой отплывали от родных островов, и мелодичные чарующие звуки «там-тама» никогда уже больше не разносились над уснувшими водами.
— Ни один из вас, — командовал Аполо, — не должен жить ближе чем в двадцати километрах от озера и никогда не должен к нему подходить. Тогда сонная болезнь окончательно исчезнет, потому что муха киву живет только у воды, и если вас там не будет, то она не найдет ни одного больного, чтобы высосать из него этот смертельный яд. А когда все наши больные, наконец, умрут, тогда вы сможете вернуться назад и снова спокойно поселиться у берегов озера на вечные времена.
Движимые более инстинктом самосохранения, чем страхом перед ожидающими их карами в случае неповиновения, жители приозерной полосы оставили обжитые места.
Вся страна близ озера Виктория Нианца быстро заросла буйной тропической растительностью и превратилась в первобытные джунгли. Крокодилы нежились на солнце там, где когда-то были большие деревни. Гиппопотамы лениво бродили по берегу, обнюхивая покинутые хижины.
Переселившиеся в глубь страны приозерные племена перестали испытывать на себе ужасы сонной болезни.
Британская империя высоко оценила заслуги Давида Брюса. Он был произведен в полковники и посвящен в кавалеры ордена Бани[215].
А леди Брюс, полная гордости за своего мужа, по-прежнему продолжала оставаться его верным и скромным помощником и получать причитающуюся ей долю из его мизерного полковничьего жалованья.
VIII
Десятки тысяч рядовых охотников за микробами, работающих в настоящее время, так же как и тот десяток выдающихся исследователей, о которых идет речь в этой книге, — все они до некоторой степени рисковали и рискуют своей жизнью. Но что было бы, если бы эти десятки тысяч нынешних охотников за микробами каким-нибудь чудом могли превратиться в таких же отважных бойцов со смертью, каким был Давид Брюс! Было положительно что-то дьявольское в его безумно смелых похождениях и нечто еще более дьявольское в его легком отношении к смерти других охотников за микробами, если эта смерть могла доказать правильность его теорий.
— Могут ли молодые мухи цеце, выращенные в лаборатории, наследовать от своих матерей трипанозому сонной болезни? — задал он себе вопрос. — Ведь было же доказано Теобальдом Смитом, что матери-клещихи могут передавать своим детям микроба техасской лихорадки!
Опасны ли искусственно выведенные мухи цеце или нет? — вот что нужно было Брюсу знать обязательно.
И он мог смело ответить: «Нет, не опасны», — потому что «двое из членов комиссии» (он из скромности не называет их имен) дали себя искусать сотням искусственно выведенных цеце, и результат получился отрицательный.
Но ведь никто же не мог заранее предсказать результатов этого опыта. А по данным статистики, смертность от сонной болезни всегда дает полных сто процентов.
Как он радовался всякий раз, когда узнавал, что кто-нибудь еще рискует жизнью в целях эксперимента! Последнюю свою экспедицию в Африку он совершил в 1911 году и оставался там до 1914 года. Ему было тогда около шестидесяти лет; его могучий организм начал уже понемногу расшатываться от жестокого хронического бронхита, нажитого под бесконечными проливными дождями и в пронизывающем холоде тропических ночей.
В Ниассаленде и Родезии появилась новая страшная форма сонной болезни, убивавшая больного в несколько месяцев. Поднялся горячий научный спор о том, является ли эта трипанозома совершенно новым произведением природы, или же это не что иное, как старый брюсовский паразит наганы, которому надоело подвизаться на коровах, лошадях и собаках, и он стал пробовать свои силы на людях.
Брюс энергично занялся выяснением этого вопроса. Немецкий ученый, работавший в португальских восточноафриканских владениях, заявлял, что это совершенно новый вид трипанозомы, а Брюс возражал, что это зародыш наганы, перешедший с коров на