Спустя полчаса кардинал сказал:
— Все кончилось. Он пал жертвой своей спеси, и я счастлив, магистр Руанно, что могу вернуть тебе твой клинок незапятнанным.
— К счастью, — сказал Руан и взял кинжал.
— Отведи женщину в ее покои. Мы вскоре ею займемся.
— Как вам будет угодно, ваше высокопреосвященство.
— Думаю, ты можешь называть меня ваша светлость, — с улыбкой сказал Фердинандо де Медичи. — Кстати, мне очень хочется узнать побольше об этом удивительном яде.
Глава 52
Вилла Поджо-а-Кайано, на северо-запад от Флоренции Пару часов спустя, этой же ночью
Уже идя по темному коридору, в сопровождении шести стражников в броне и коже, с гербами кардинала на рукавах и горящими факелами в руках, Кьяра как будто слышала чьи- то голоса. Или ей это чудилось? Голоса принадлежали самому кардиналу и какой-то плачущей женщине. Голоса Руана она не слышала. Был ли он там? Она молилась всю дорогу из Флоренции — пусть он окажется там, пусть он будет цел. Пусть все это закончится, хоть как-нибудь, но закончится.
С одной стороны, она удивилась, когда за ней пришли люди кардинала. Но с другой, понимала, что иначе и быть не могло.
Ты не будешь в этом участвовать.
Ты мне это обещаешь?
Я не знаю, но сделаю все возможное.
Очевидно, усилий, приложенных Руаном, оказалось недостаточно. Если уж кардинал вернулся во Флоренцию, чтобы засвидетельствовать смерть своего брата — или приложить руку к его смерти, — он не оставит в живых Бьянку Капелло, дабы не дать ей плести интриги в пользу своего так называемого сына. Сейчас ему нужно оправдание для убийства Бьянки, а что могло быть лучшим оправданием, чем заставить ее встретиться лицом к лицу с девушкой, ставшей свидетелем ее последней ссоры с великой герцогиней?
Ей было плохо и страшно от того, что она почувствовала, как ее мысли снова потекли в прежнем русле дворцовых интриг и мести. Неужели одной встречи с Руаном Пенкэрроу хватило для того, чтобы спустя столько лет она снова вернулась к своей прежней сущности? Голова раскалывалась от боли. А голоса все шептали и шептали, сгущаясь вокруг нее угрожающей толпой. Смог ли Руан заставить великого герцога передать ему формулу соннодольче? Прошу вас, святые угодники, помогите ему сделать это!
Настоятельница монастыря, разумеется, была вне себя от гнева, когда шестеро обутых в тяжелые сапоги солдат очутились у ворот Ле Мурате как раз перед вечерней молитвой, а потом ворвались в тихую уютную приемную, требуя присутствия одной из ее послушниц. Выяснилось, что Кьяра была вовсе не послушницей, а простой мирянкой, которая жила при монастыре из милости, на правах блаженной. Настоятельница с немалой долей брезгливости отдала Кьяру им в руки. Пусть идет куда угодно, скатертью дорога!
— Прошу вас, позаботьтесь о Виви, — успела прошептать Кьяра донне Химене. — Что бы ни случилось, я за ней вернусь.
Донна Химена с трудом скрывала свои чувства. Ей было страшно. Но она искренне обняла Кьяру и взяла у нее ошейник Виви. Собака печально заскулила, глядя на то, как уводят ее хозяйку.
Нет, нельзя думать об этом. Только не сейчас.
Они подошли к комнате в конце коридора. Двое стражников шагнули вперед и распахнули перед ней двери.
Руан был там. Это первое, что бросилось ей в глаза. Он стоял в другом конце комнаты. Его силуэт был наполовину освещен светом от канделябров. Когда он поднял голову, Кьяра увидела блеск в его глазах и поняла, что он ее заметил. По его осанке или выражению лица нельзя было сказать ничего определенного. Она успела лишь заметить, что гематитового амулета на нем не было.
В тени стоял кардинал, одетый в свои обычные алые одежды. Перед его рясы был чем-то забрызган. Что же произошло?
Посередине комнаты, освещенная ярким светом, на молитвенной скамье преклонила колени Бьянка Капелло. Эта старая, истертая скамья была изготовлена из светлой древесины и украшена гербом Элеоноры Толедской, в виде самки павлина с птенцами. Лицо Бьянки распухло и поблескивало от слез. Со времени последней встречи с Кьярой она еще больше прибавила в весе. Это была нездоровая полнота. «Так бывает при водянке, — мрачно шепнул голос бабушки. — Надо бы ей на ногах побыть и пару этажей вымести». Голова донны Бьянки была покрыта белой вуалью, заколотой бриллиантовой булавкой. Ее волосы потемнели или она просто перестала отбеливать их, перестала подставлять их солнечному свету и осыпать золотой пылью? Она лишились своей красоты, чувственности, но в то же время приобрела больше достоинства.
«Никогда не думала, что, глядя на Бьянку Капелло, замечу в ней некое достоинство», — подумала Кьяра.
Никакой другой мебели в комнате не было.
— Пришла женщина Кьяра Нерини, ваша светлость, — доложил старший из стражников. — Как вы приказывали.
- Ваша светлость?
Стража вышла из комнаты. Кардинал обернулся и посмотрел на нее.
— Ах, синьорина Кьяра, — сказал он. — Хорошо, что ты пришла. Я требую, чтобы ты свидетельствовала против этой с того момента, когда вы своим появлением осквернили свадьбу великой герцогини Иоанны и впервые расставили свои силки на моего брата.
— Я не…
— Не оскорбляйте нас своей ложью. Вы превратили жизнь великой герцогини в агонию печали и унижения и в конце концов стали причиной ее смерти.
Кьяра увидела, как донна Бьянка сцепила руки, лежавшие на молитвенной скамье.
— Я не толкала ее. — Она обернулась и посмотрела Кьяре прямо в глаза. Кьяра невольно сделала шаг назад. — Ты была там, — сказала донна Бьянка. — Если ты собираешься сказать всю правду, как ты сама обещаешь, то ты подтвердишь мою невиновность. Я ее не толкала.
— Что ж, синьорина Кьяра, — сказал кардинал. — Тебя запугивал мой брат, и поэтому ты все это время хранила молчание. Сейчас же он мертв, и никто не причинит тебе вреда. Расскажи нам все, от начала до конца, всю правду, ничего не упуская.
Наконец-то. Настал тот самый момент, о котором она мечтала, которого ждала, уже почти оставив всякую надежду. К ее удивлению, она почувствовала, что за все это время ее чувства и желания не поблекли. Ей все так же хотелось, чтобы Бьянка Капелло заплатила за все те несчастья, которые она причинила своими неуемными амбициями и самовлюбленностью. Она хотела рассказать всем о великой герцогине Иоанне и о том, каким добрым человеком она была. Как она любила своих детей. Своих собак. Любила Бога. Как она по-своему любила и своего мужа, несмотря на все горе и стыд, которые он ей принес. Ей хотелось рассказать всем о том, сколько любви было скрыто за стальной гордостью ее императорской крови.