Эндрю Лоуэлл испустил дух, когда его клинок аккуратно вошел ему прямо в сердце.
Как он чувствовал себя тогда?
Совсем не так, как сейчас. Совсем другое дело — давить на человека, разбитого ударом и ослабленного малярией. А что если он продолжает принимать дозы соннодольче. Что если яд не сработает? Сможет ли он вытащить нож и полоснуть им по горлу беспомощного великого герцога?
Эти мысли сковали его движения. Руан почувствовал, будто превратился в камень.
Великий герцог лег на спину. На его лице заиграла улыбка.
— Где моя Биа? — спросил он. — Она обо мне позаботится.
— Биа? — с удивлением переспросил кардинал, будто никогда прежде не слышал этого имени. — Если ты имеешь в виду Бьянку Капелло, то ее в этой жизни ты больше не увидишь. Она уже мертва, Франческо.
— Я не верю тебе. Она великая герцогиня Тосканская. Ты не посмел бы.
— Это правда. Я смотрел, как магистр Руанно душил ее, так же как Паоло Джордано задушил нашу сестру Изабеллу. Точно так же, как наш родной брат Пьетро задушил нашу кузину и невестку Дианору. Ты помнишь, как собственноручно написал Пьетро и Паоло Джордано, дав им разрешение на убийство своих жен? А потом жаловал их своим присутствием и помогал оправдаться перед законом?
Великий герцог снова приподнялся на локте, пытаясь сесть. Он посмотрел на Руана.
— Ты не посмел бы, Руан.
— Ошибаетесь, — ответил англичанин. Внезапно его оцепенение прошло. Его собственные слова не казались ему ложью. — Изабелла, ваша сестра, я ведь любил ее, когда мы оба были молоды.
— А я, — сказал кардинал, — я всем сердцем восхищался эрцгерцогиней Иоанной. Порой даже думал, а что если бы старшим сыном был я и она стала бы моей женой? Известно ли тебе было вообще, что она в качестве собственной эмблемы выбрала пару голубков с девизом Fida Conjunctio, «союз, скрепленный верностью»? Она была верной до самого конца, до своей ужасной смерти, и будь я ее мужем, я тоже хранил бы ей верность.
— Иоанна, — произнес великий герцог. Похоже, он действительно был озадачен. — А какое она имеет ко всему этому отношение? Какое отношение она имеет к Биа?
— Ты еще об этом спрашиваешь? — гневно спросил кардинал, поднимаясь со своего кресла. Его алые одежды, казалось, были обагрены кровью. — Она умерла от руки твоей Биа! И я, и магистр Руанно — мы все об этом знаем! Ты думал, тебе удалось заставить замолчать ту женщину, Кьяру Нерини? Твоя Биа ударила Иоанну, и та упала с лестницы.
— Иоанна первой ударила Бьянку. Это была ссора между женщинами, вот и все. Бьянка не собиралась ее толкать.
— Это тебе она так сказала. Но сейчас она больше ничего уже не скажет. Я видел, как лицо ее посинело, а ее грязный язык выпал изо рта. Вот что видишь, когда душишь женщину. Ты ведь не знаешь, как это происходит, Франческо? Правда? Ты ведь всегда делаешь это руками других людей.
Кажется, уверенность великого герцога впервые поколебалась. Взгляд его затуманился, и по щекам потекли слезы.
— Биа, — произнес он снова, и его тело опять сковало судорогой.
— Ваша светлость, — коротко сказал Руан, зная, что даже выздоравливающие от малярии иногда умирают внезапно, в судорогах. — Где ваш тайник? Ваше самое секретное место?
Кардинал склонился вперед.
— Что еще за тайник? — спросил он.
— Должно быть место, где он хранит свои самые ценные алхимические секреты. Я обыскал лаборатории, и в Казино ди Сан-Марко, и в оранжерее на вилле ди Пратолино. У него должны быть некоторые формулы, которые я не могу найти среди его книг и бумаг.
Руан старательно избегал произносить слово соннодольче, потому что не хотел, чтобы кардинал услышал название таинственного яда великого герцога. Если он узнает, что у великого герцога есть формула королевы-матери всех ядов, он захочет прибрать ее к своим рукам.
— Мой секретный тайник… — произнес великий герцог и открыл глаза. Его взгляд, на удивление, был ясным. — Да, у меня есть секретный тайник. Приведите ко мне мою Биа, живую и невредимую, и я скажу вам, где он находится.
Руан метнул взгляд на кардинала. Тот подобрал свои одежды и снова сел в кресло, вертя на пальце церемониальное кольцо, будто проверяя, легко ли оно снимается при необходимости.
— А что в этом тайнике? — обратился он к брату.
— Выходит, она жива?
— Может быть, и так. Так что у тебя там спрятано?
— Книги, бумаги, формулы, — все, о чем говорил магистр Руанно.
«Он прекрасно знает, — подумал Руан, — что единственное, чего у меня нет и что есть у него, — это формула соннодольче».
— Меня не интересуют ни книги, ни бумаги, ни формулы, — произнес кардинал.
— В тайнике есть еще кое-что. — Великий герцог снова попробовал сесть. На этот раз ему это удалось. Он даже смог свесить ноги с кровати. Правая стопа его была вывернута, как и правая рука. — Нечто бесконечно ценное.
— Ничто не может иметь бесконечную ценность, — заявил кардинал и слегка нахмурился. Руан мог видеть движение его мысли. — Кроме…
— Да, великая тайна мира. Тайна философского камня.
— Ты нашел его? Ты спрятал его где-то?
— Он лжет, ваше высокопреосвященство, — сказал Руан. — Никакого философского камня не существует.
— Ну что, Франческо? — спросил кардинал. — Что ты скажешь на это?
— Я скажу, что магистр Руанно неправ. Приведите ко мне мою Биа, и я докажу это, расскажу вам, где тайник, и вы увидите.
Кардинал на мгновение призадумался, а потом протянул одну руку Руану.
— Иди, — сказал он. — Приведи эту венецианку. Узнаем, где мой брат прячет свои секреты.
Руан ожидал увидеть Бьянку Капелло в слезах и истерике. Однако, к его удивлению, она стояла, преклонив колени на старой молитвенной скамье. Глаза ее опухли от слез, но лицо сохраняло невозмутимое спокойствие. Люди уже забыли, что она была родом из знатной аристократической семьи из Венеции. Все помнили только ее грехи и излишества.
— Он мертв? — спросила она. В ее голосе и в выражении ее глаз все еще чувствовались следы слез, но внешне она оставалась спокойной. Бьянка сняла с себя все свои драгоценности кроме одной булавки, державшей белую вуаль. Булавочная головка была украшена бриллиантами, с изображением переплетенных гербов Тосканы и семьи Капелло.
— Пойдемте со мной, — сказал Руан, не удостаивая ее ни имени, ни титула.
— Если меня ждет смерть, я бы хотела умереть как великая герцогиня Тосканская.
— Это вы расскажете кардиналу, пойдемте.
Она перекрестилась и поднялась.
— Я ее не толкала. Я уже призналась во всех своих грехах и раскаялась как смогла, пока была здесь взаперти. Мне остается сказать лишь одно — я ее не толкала.