Так за разговорами и дошли до дома. Старушка жила в добротной крепкой избушке, с новенькой тесовой крышей. Видимо внучок у бабушки был рукастый и работящий. Перед домом горой валялись необработанные чурки, которые и здоровому мужику непросто было бы переколоть. Бабушке и вовсе работа была не по силам.
Динка сделала знак варрэну, чтобы оставался на месте. Занесла в дом ведра с водой и попросила у старушки топор.
— Когда-нибудь колол дрова? — спросила она Тирсвада, выходя из избы и неся в руках тяжелый колун. Варрэн с брезгливой гримасой покачал головой.
— Ничего сложного, — с несколько наигранной бодростью сообщила ему Динка.
— Берешь чурку, — и она, пыхтя, перевернула здоровенную чурку, устойчиво установив прямо перед собой.
— Заносишь топор от плеча, — Динка старательно комментировала свои действия, поглядывая, смотрит ли варрэн. Он внимательно смотрел, скептически изогнув бровь.
— И р-раз! — топор глубоко впился в податливую сердцевину чурки.
— И затем приподнимаешь… — Динка с трудом оторвала топор вместе с чуркой, в глубине которой он застрял. — Бух! И готово!
Чурка рассыпалась ровно на две аккуратные половинки.
— Теперь каждую ставишь вот так. И р-раз! Бух! — Динка, тяжело дыша, опустила топор, указывая им на четыре полешка.
— Эти полешки надо перенести в поленницу и уложить также, как уложены там остальные. Справишься?
Тирсвад неопределенно повел плечами и взял протянутый ему топор, примеряя его тяжесть на руке.
— Это совсем не сложно. Не сложнее, чем рубить головы, — попыталась приободрить его Динка. Но варрэн вдруг, вместо того, чтобы взяться за чурку, подбросил топор в воздух, крутанулся вокруг себя, подхватил падающий топор за рукоятку и нанес стремительный удар невидимому сопернику.
Динка замерла от удивления. Со стороны плетеного забора послышался восхищенный вздох. Деревенские мальчишки, прибежавшие посмотреть на незнакомцев, разинув рты смотрели на Тирсвада.
Но Тирсвад и не думал останавливаться. Он закружил по двору с топором в диком боевом танце: атака, отступление, выпад, прыжок, поворот, снова выпад.
Динка завороженно смотрела его гибкие точные движения, на играющие под кожей мышцы, на блеснувшие на обнаженной груди капельки пота.
Вдруг он остановился и глянул своими черными глазами на Динку. От его взгляда, словно проникшего в самую душу, заколотилось сердце и прервалось дыхание. Динка, прижав руки к груди, смотрела на него, как кролик на удава, не в силах отвести глаз. Тирсвад отвернулся сам, играючи подкинул тяжелый колун и метким ударом рассек огромную чурку сразу на четыре аккуратных брусочка. Откинув их ногой, тут же рубанул вторую, затем третью.
Динка, переведя дух, тихонько попятилась и нырнула в дом, где ее уже дожидалась старушка. Как узнать, что творится в этой белобрысой голове? — С чего начнем, бабушка? — Динка, отбрасывая мысли о Тирсваде, на ходу скинула куртку и закатала рукава своей рубахи, готовясь честно заработать еду и одежду.
— Да что ж ты, милочка. Сядь-ко, творожку поешь. Голодная, небось с дороги. И братца-то своего позови, — старушка суетилась, выставляя на стол нехитрые домашние яства. Динка сглотнула слюну, но решительно прикрыла миску с творогом чистым полотенцем и убрала в холодную печь.
— Ты, бабушка, сначала работу показывай. А уж угощать успеешь, — сказала она строго. Несмотря на то, что было раннее утро, она переживала о том, чтобы управиться со всем до вечера. В бабушкиной избе действительно давно не хозяйничали проворные руки. По углам висела паутина, занавески посерели от пыли, а потолок изрядно закоптился, да и печку неплохо бы побелить.
Вместе со старушкой они придвинули к окну стол. И Динка, скинув сапоги, забралась на него, чтобы снять занавески. Бабушка тоже без дела не сидела, шуршала по полу метлой, смоченной в воде, чтобы пыль не летела по дому.
Развязывая одну за другой многочисленные ленточки, вшитые в занавеску и удерживающие ее на гладко обструганном карнизе над окном, Динка размышляла о том, как бы незаметнее начать разговор. Ей такого задания никто не давал, но она и сама понимала, что надо бы выяснить местонахождение ближайшего к ним «проклятого» места.
— Бабушка, у вас такая маленькая деревушка… А приход-то здесь есть? — начала она издалека, надеясь подвести тему разговора к «демонам» и «проклятым» местам.
— Да откуда ж, доченька. В нашу-то глушь проповедник раз в месяц только жалует, из соседней Синячихи. А иногда и вовсе по полгода не бывает. Как заметет зимой дороги, да по весне речка набухнет и разольется, так и не добраться-то сюда ни конному, ни пешему, — бабушка ворковала, как голубка, ни на минуту не прерывая своего занятия. Динка полюбовавшись на чистые занавески, которые она привязала к карнизу, спрыгнула со стола и тоже взялась за метлу. Паутина по верхним углам цеплялась за прутики метлы и развевалась вокруг нее, как серый саван.
— А что тебе с того проповедника? — поинтересовалась старушка. За домашней работой уютная беседа текла сама собой.
— Да спросить хотела, — пыхтя, отозвалась Динка, накручивая на метлу особо упрямую паутину в красном углу над образом Спасителя. — Все огонь мне ночами снится. Да не в печи, или в кузнечном горне, а изба вся пылает. К чему бы такие сны?
— Ох и недобрые сны, деточка, — запричитала старушка. — Говорят, будто огонь во снах сам Ариман посылает. Дабы склонить доброго человека на свою сторону, увести его с праведного пути, да прямиком в Тартар к демонам.
— Я слыхала, что в Тартар дороги закрыты и запечатаны священной утренней звездой, — осторожно, чтобы не спугнуть важный разговор, ответила Динка, оттирая заслонку печи от копоти.
— Запечатаны, да не везде. Есть на свете «проклятые» места, где эти демоны из-под земли ползут к нам, чтобы поработить род людской, свергнуть короля и отдать власть Ариману, — понизив голос, поделилась старушка. Но Динку этими рассказами было не удивить. То же самое рассказывал и их деревенский проповедник.