— Однако и ты научился у мира жестокости, — улыбаясь, сказала она. — Иначе не посмел бы вспоминать ни Древо, ни тем более Дракона…
— А ты не спешила помогать приятелю, — Корд'аэн едва стоял на ногах, но насмехался.
— Я отдала тебя ему… Он бы оскорбился.
— Отдала… — грусть дрожала в голосе друида, обида мелькнула в глазах, но не от того, что о нём говорили, как о вещи. — Аллиэ, это всё не имеет никакого смысла. Ради чего?.. Пожалуйста, дайте нам пройти. Обещаю, что не стану вам мстить, что не стану преследовать…
— Как великодушно! — плюнула словами колдунья. — Однажды жалость уже принесла тебе неприятности — не боишься повторения?
— Хорошо, Аллиэ. В таком случае я снимаю с себя права и обязанности Медного Судьи. Я больше не Медный Судья, нет. Отныне я просто Лис. И нет у вас на меня псов, а в вашем курятнике найдется чем… кем закусить.
Тут Дейрах напал на него со спины. Заклятие скрутило его болью, бросило наземь. Но он поднялся молниеносно, и его тень не поспевала за ним.
Затем они трое запели чародейские песни. Песни сшиблись над вершинами. Горы морщились. Треснуло полотно бытия. Время скорчилось раздавленной змеёй, зашлось в судорогах, откусив собственный хвост…
* * *
Первую песнь пела Аллиэ.
То была песнь пепла и праха,
Песнь пепла и плача,
От вершин до глубин,
От святости до греха.
Ей отвечал Корд'аэн.
Он пел о молчании могил,
О печатях на вратах преисподней,
О безмолвии камней на холмах…
Но снова отвлёкся.
Финнгалк всё же достал жалом серого пса. Тот взвыл, забился в судорогах, разбрасывая пену, — яд обездвиживал, но он боролся… Эльри подскочил с секирой, но не попал куда метил, а финнгалк распорол ему живот славным ударом лапы. От топора Дэора кошка отскочила и прыгнула на Корда. Друид запустил руку под плащ, проник сквозь рёбра и сжал собственное сердце, а потом выбросил раскрытую ладонь. Из рукава выскочила огненная лисица, взобралась чудищу на загривок и прокусила шкуру. Посыпались искры, пламя охватило финнгалка, и два зверя покатились по камням, рыча и воя.
Корд'аэн бросил Дэору:
— Я тут занят… вы не лезьте. Зашей Эльри живот. Надо внести его в Замок ещё живым.
— Тогда будь добр, поторопись! — прошипел Дэор.
А Дейрах пел.
Он пел о горящих глазах,
Он пел о застывших слезах,
О слепом чудовище,
Что глядит на Восток,
Он пел о колдовских травах,
Он пел об углях в камине,
О слепом чудовище,
Что идёт на Восток
И там, где погибло солнце, на западе, зажглись красные звёзды. И они были как капельки смолы, как капельки крови, как очи предков — чужих предков, осквернённых тобою в чужой земле, на чужой войне, в священном Крестовом походе.
Корд'аэн потерял кусок сердца, и неведомо как стоял он перед теми незрячими глазами, один против всей этой земли и всего этого неба. И пел.
Он пел о привидениях-женщинах,
Что кричат ночью на Холмах,
О бесчисленных ратях,
Что стоят за пределами мира людей,
На меже седых туманов,
На границе рыжих костров,
Он приказывал им застыть
И пел о каменных крестах,
О крестах славы солнца,
Что стоят на зелёных курганах
Но это мало помогло, ибо он и сам хотел прихода тех сил из-за Моря, хоть и боялся себе в этом признаться.
Аллиэ и Дейрах запели в два голоса.
О великих бедствиях завели они песнь,
О всадниках, скачущих по небу вечно,
О дрожи земной, о бурях и пожарах,
О жестокой жаре и лютом холоде,
О голоде, и гибели колосьев,
И мёртвой скотине, и черепах по полям,
О моровом чёрном ветре,
О Чёрной Смерти, что ездит на костяной колеснице,
О сытых воронах и волках,
О немых, слепых, глухих детях,
Что родятся сотнями тысяч
Камень в навершии жезла Дейраха лопнул, как насыщенный кровью гнойник, струи огня и тумана брызнули во все стороны. Тени мчались к телам поверженных воинов.
Тогда запел Корд'аэн, отбивая ритм опалённым посохом.
О высоких травах,
О священных дубравах,
О каменных дольменах,
О песнях ветра в кромлехе,
О старых деревянных башнях,
О башнях на краю великого леса,
Где ждут далёких гостей,
Ждут добрых гостей
Но жрецы Золотой Ветви воздели руки к небу. И небо откликнулось алым огнём.
И они запели о каменных алтарях,
Об алтарях для огня и яда,
О ледяном сердце ночного кошмара,
О разбитых мечтах, растоптанных сапогами,
О последнем вопросе,
Который некому теперь задать
Тогда Корд'аэн обратился к Великой Матери.
Он просил Великую Богиню,
Хозяйку Мирового Древа,
Хозяйку Белого Котла
И Всеобщую Праматерь,
Он просил её отворить врата земли,
Выпустить зелёный вихрь,
Дать рожденье и начало,
Новое начало для слов и вещей
Дэор склонился над Эльри и сшивал ему рану крючком и ниткой, что нашёл в сумке Корда, поливая всё это красное смердящее безобразие едкой пахучей жидкостью. Эльри вначале орал, потом впал в забытье. Я не мог на это смотреть, да и толку от меня было бы, как всегда, немного. Поэтому заметил, как один из павших ормингов встал и пошёл к нам. Но… это был не орминг. Это была моя Митрун.
— Снорри, отойди. Я должна передать что-то твоему другу.
Я ничего ей не сказал. Я ударил её мечем Рольфа Ингварсона. Сказки говорят нам, что с подобными созданиями нельзя говорить. Тело рассыпалось, а голова произнесла:
— Ты об этом пожалеешь.
А то я не знаю…
Эльри дёрнулся. Открыл глаза. Дэор мрачно предупредил:
— Молчи и не рыпайся. Твои дела плохи как никогда.
— Троллю в зад, — учтиво отвечал Эльри. — Поверишь или нет, однажды было хуже.
— Врёшь, — улыбнулся Дэор. — Держись, Бродяга. Держись.
Эльри держался.
Потому что он не видел, как вставали с земли поверженные орминги. Но ормингами они не выглядели.
Ко мне шли мои соплеменники. Не те, что стояли на стенах Норгарда в его последний час. Те, что тогда ушли. Этер Хольд и его слуги: Агни, Хёгни и Трор. Альдерман Свен Свенсон со своими хирдманами во главе с Грамом Гримсоном. Старики Альвар и Фундин. Хейда, дочь Хедина с подружками, и её возлюбленный Тервин. Эрвальд, что вызывал меня на поединок за Митрун. Эгги, которому я пересчитал ребра. Кто-то ещё.
То была глупая шутка. Глупая и злая. Орминги или норинги — теперь для меня это имело немного значения. Свои? Родичи? Никогда не любил ни Свенсона, ни его клику. Никогда не уважал Этера. Мне не жалко его слуг. Мне не жалко Хейду и её ненаглядного Тервина, хотя некогда я нёс его с разбитым лицом из трактира. Но я видел слишком много крови, чтобы теперь об этом беспокоиться. На Эгги и Эрвальда я даже не глянул, располосовал их Рольфовым мечем. Перед стариками задержался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});