слабая попытка организовать всеобщую забастовку, но, когда обнаружилось отсутствие организации, способной принять окончательное решение, воззвания к забастовке были отозваны. И 14 сентября конвент был распущен.
Затем последовало еще несколько арестов, и движение пошло на спад, еще более ускорившийся в связи с восстанием в Южном Уэльсе. Это восстание является самым неясным событием во всей истории чартизма. До сих пор не установлено, было ли оно частью плана повсеместного восстания или самопроизвольной местной вспышкой, или даже простой попыткой спасти чартистского лидера Генри Винсента из монмутской тюрьмы. По крайней мере, можно предположить, что в случае успеха за ним последовали бы подобные восстания и в других местах.
Все, что известно наверняка, так это то, что несколько тысяч кое-как вооруженных горняков под предводительством Джона Фроста прошли к Ньюпорту сквозь потоки дождя в ночь на воскресенье 3 ноября 1839 г. Остальному контингенту, с которым им надлежало соединиться, не удалось добраться до места встречи, и, когда промокшая и измученная колонна достигла Ньюпорта, она была встречена огнем солдат, прятавшихся в отеле Уэстгейт. Десять человек было убито и около пятидесяти ранено. Остальные рассеялись, а Фрост и другие руководители шахтеров были арестованы и приговорены к смертной казни, которую позднее им заменили высылкой за океан.
Это событие предоставило правительству возможность, которую оно ожидало. За несколько месяцев было произведено около 450 арестов, причем в числе пострадавших оказались такие выдающиеся личности, как О’Коннор, О’Брайен и многие другие. В течение первой половины 1840 г. движение вынуждено было уйти в подполье и казалось практически обезглавленным и уничтоженным. Но по мере того, как вожди один за другим выходили из тюрьмы, началось постепенное возрождение. Наиболее важным моментом этого возрождения послужило создание Национальной чартистской ассоциации. В то время любая национальная партия считалась незаконной, и в движении участвовали только местные организации, не имевшие какого-либо реального центрального руководства или координирующей силы. Несмотря на то что Национальная чартистская ассоциация считалась нелегальной, она представляла собой первую подлинно политическую партию в современном смысле слова, с наличием выборного исполнительного комитета, членскими взносами и около 400 местных отделений. К 1842 г. число ее членов дошло до 40 тысяч, и благодаря этой ассоциации движение в целом достигло вершины своего влияния и развития. Правое крыло было дискредитировано провалом первого конвента, и Ловетт вскоре отказался от активного участия в его работе.
Национальная чартистская ассоциация многого достигла в искоренении одного из главных недостатков чартизма, и теперь ее усилия были направлены на преодоление еще одной проблемы – изолированности чартизма от профсоюзов, путем создания чартистских групп внутри профсоюзов. Но эта попытка увенчалась лишь частичным успехом.
О’Коннор был освобожден в августе 1841 г., после чего началась подготовка второй петиции. Этот документ сильно отличался от первого, который был составлен в очень почтительном тоне и содержал чисто политические требования. Во втором документе роскошь богачей открыто противопоставлялась нищете масс и содержались требования о повышении заработной платы, сокращении рабочего дня и введении фабричного законодательства. Тираж чартистской газеты «Северная звезда» достиг 50 тысяч экземпляров, и движение получило ценные политические навыки в борьбе с Лигой против хлебных законов.
Экономический кризис, который несколько ослаб после тяжелого 1838 г., внезапно вновь усилился, вылившись в безработицу для сотни тысяч людей и повсеместное сокращение заработной платы рабочих. Чартизм распространился с быстротой пожара, и вторую петицию подписало не меньше 3 миллионов 315 тысяч человек, что намного превышало половину взрослого мужского населения Великобритании. Тем не менее и эта петиция была презрительно отклонена парламентом в мае 1842 г.
Снова возник ключевой вопрос, какие шаги предпринять в дальнейшем. Ассоциация проявила не меньшую нерешительность, чем конвент, но спонтанные действия рабочих вырвали решение из ее рук.
По всему Ланкаширу прокатились стачки, и в августе конференция профсоюзов в Манчестере подавляющим большинством голосов приняла следующее решение:
«Мы твердо и совершенно сознательно убеждены в том, что причиной всего зла, которое влияет на общество и истощает энергию класса производителей, является классовое законодательство; и что единственным средством пресечения существующего бедственного положения и повсеместного разорения широких масс является немедленное и безоговорочное принятие и введение в действие документа, известного под названием „Народной хартии“.
Это собрание рекомендует людям всех профессий и призваний незамедлительно прекратить работу до тех пор, пока вышеупомянутый документ не приобретет силу закона в нашей стране».
Застигнутой врасплох ассоциации оставалось только признать забастовку, быстро охватившую весь Ланкашир, Йоркшир и центральные графства. Однако Лондон и Юг не откликнулись на нее. В районы, где происходили забастовки, были посланы войска, и к сентябрю репрессии и голод заставили забастовщиков вернуться к работе. Было произведено свыше 1500 арестов, и к концу года снова начался постепенный спад движения. На помощь властям пришло возрождение торговли между 1843 и 1846 гг.
Поскольку чартизм пошел на убыль, О’Коннор, у которого не осталось серьезных противников, направил свою энергию на создание грандиозных, но бессмысленных проектов организации ряда аграрных колоний. Тысячи рабочих и мелких лавочников внесли деньги на покупку двух имений, которые были поделены между отобранными колонистами, выбранными, по-видимому, скорее по принципу их политических убеждений, чем на основании их умений вести фермерское хозяйство. Предполагалось, что за счет прибылей с первых имений можно будет покупать имения и в дальнейшем и, таким образом, продолжать действовать по схеме до бесконечности. В экономическом отношении эта идея была абсурдна и обречена на провал с самого начала, она подтачивала энергию, которая могла быть потрачена с большей пользой. Но, с другой стороны, она помогала удерживать движение на низком уровне до тех пор, пока кризис 1846 г., сопровождавшийся страшным голодом в Ирландии, не привел чартизм к третьему периоду его деятельности. Первым признаком возрождения послужило избрание О’Коннора членом парламента от Ноттингема в 1874 г.
На первый взгляд это возрождение обладало всей жизненной силой движения 1839 и 1842 гг. Устраивались такие же демонстрации, проявлялся тот же энтузиазм, и все это происходило в той же самой обстановке нищеты и полуголодного существования. Но в действительности между ними существовало большое различие. Занятые рабочие не до конца оправились от поражения 1842 г. и теперь успокоились проведением акта о десятичасовом рабочем дне. Так что в движении в основном принимали участие безработные. В апреле 1848 г. в Глазго вспыхнули крупные хлебные мятежи, и много людей было убито и ранено. Правительство демонстративно предприняло ряд военных приготовлений и призвало на службу большое количество специальных констеблей из высших и средних слоев общества.
Механическое принятие старой, изжившей себя тактики петиций и конвентов само по себе являлось признанием слабости, и, когда конвент состоялся, он уже заранее был убежден в том, что петиция будет