более не государственник, ибо он, то есть руководитель любого ранга, обязан делиться, то есть отстегивать наверх, а если надо, он должен, так сказать, за «свои кровные» построить мост, дорогу, оказать благотворительность, содержать футбольную или хоккейную команду, если повезёт, даже в Лондоне или Нью-Йорке, но бывает, что и в Улан-Удэ. И ещё надо много-много чего – в зависимости от масштаба руководства.
Если начальник справляется – то рост и уважение, если нет, то… Словом, деньги, только деньги нужны. И только тот, кто приносит прибыль, нужен. Понятное дело, что никто не хочет быть подневольным либо крепостным. И многие пытаются выбиться в высшее общество – в «графья» или «князья». И для этого некоторые готовы что угодно сделать, в том числе и родину продать.
Отчизна, точнее высшее руководство, таких энергичных всемерно должно поощрять. А как поощрять? По-разному. В зависимости от вклада, должности и рвения. Кому область, кому край или целое министерство. Можно фабрику или завод. А вот такому, как Гилани, за особый вклад, как за выслугу лет дали должность начальника отдела в министерстве сроком на десять лет, то есть до пенсии.
Должность не ахти, да и сам Гилани в налогах вовсе не разбирается. Так, поставил туда своего человека – доход небольшой, но стабильный, плюс кое-какая информация тоже нужна. А тут как-то на горизонте Голубев объявился. Последнему надо было одного конкурента с рынка прогнать. Обратился Голубев к своим друзьям – покровителям из спецслужб. Они рекомендовали неких «дерзких» и «неподконтрольных» чеченцев, кои были под контролем, то есть «шестерки» Гилани.
Вот так сошлись Голубев и Гилани. Однако у Голубева какой масштаб, влияние и хватка. Как узнал он про «выслуженную должность» в министерстве, быстро сообразил: вложились, то есть солидно доплатили и повысились в должности – заместитель руководителя департамента. А потом вошли в раж, понравилось. Вновь Голубев щедро вложился при назначении нового министра, и уже вся нефтянка под контролем: лишь толковый, честный, перед Голубевым честный, человек нужен был. То, что Болотаев попал на эту должность, – роковая для него случайность. А о каком-то Гилани, что очень предприимчивый и богатый есть чеченец в Москве, Тота лишь краем уха слышал, а обо всём остальном узнал чуть позже, когда как заложник был перевезен в какой-то подмосковный дом.
Этот дом, видимо загородная дача, очень удобен; тем более что Тота лежит на огромной мягкой кровати и вокруг блестящая роскошь, как в индийском кино. А на антресоли ваза с фруктами и всякие деликатесы и напитки, как по заказу. Однако у Болотаева одна мысль – спасаться, бежать. Но как? Сделанные накануне уколы, особенно в мышцу бедра, очень болят. У него сонное состояние, так что голову не хочется поднимать, да и не может он её поднять. Болит. Всё болит.
Пришёл он в себя от грубого крика Гилани:
– Где этот кIалцIуола?[16]
Это Болотаева задело. Пересилив себя, он с трудом встал. В это время зашёл Гилани и он, как бы нивелируя все предыдущие моменты, по-чеченски справился у Тоты «могушпаргIат?»[17]. А потом пригласил в небольшую гостиную, где молодой чеченец уже накрывал стол.
– Тота, садись… Мы с тобой чеченцы, и нам, сам понимаешь, нечего делить. Тем более что родина в беде. Я только оттуда.
– Как там? – вырвалось у Болотаева.
– Плохо. Авианалеты, массовая гибель людей… Понятно, что русские натворят. Но виноваты мы сами… Подставились… Да и если этих главарей, этих бандитов не убрать – народ не выживет… Ты поешь.
– Да-да, спасибо.
– В любом случае этих гадов, что сейчас там рулят, надо убрать. А ты как считаешь?
– Я думаю, что всё надо делать без танков и бомб.
– А я думаю, наоборот, надо вытравить эту заразу на корню. Видишь, как они в Москве и других городах России дома взрывают.
– Так ты думаешь, что эти взрывы чеченцы устраивают? – от удивления у Болотаева даже голова болеть перестала.
– А кто же ещё?! – воскликнул Гилани.
Наступила гнетущая пауза. И хозяин её нарушил:
– Теперь не важно, кто это сделал. Важно, что на нас это повесили и теперь вовек нам от этого ярлыка не избавиться.
– Какого ярлыка?
– Бандитов. Убийц.
– Кто бандит, а кто убийца – решает время и суд.
– Какой суд, какое время? У сильного всегда бессильный виноват. Разве не так, артист?
– Может быть, и так, – исподлобья зло глядит Тота. – Только я уже давно не артист. А был танцором.
– Но-но, не обижайся. Просто имя у тебя странное – Тота. Ах да, Тота?.. Это хоть чеченское имя?
– Это древнечеченское имя.
– Ладно. Давай о деле. Времени в обрез… В общем, мы чеченцы, и поэтому давай по-честному, по-мужски… Двести миллионов долларов исчезли. Исчезли вместе с Голубевым.
– А кто Голубева убил?
– Не знаю… Вроде сам себя.
– С такими деньгами? С такой прытью и страстью жить и… в петлю? – усмехнулся Тота.
– Да, – согласился Гилани. – Столько было богатства. Миллиардер!
– А за что его?
– Кидала был. Жадный. Не поделился, видать… И меня напоследок кинул… Двести, как в песок!.. А ведь всё через тебя. Расколись. Десять процентов по-честному отдам… Говори!
– О чём говорить? Разве я не всё рассказал после ваших уколов?
– Вроде всё, – задумался Гилани. – Кстати, ты эту власть так разложил. А они всё записали.
– И что?
– Вряд ли они тебе это простят и тебя так оставят.
– А ты, Гилани, разве не