— Я вот думаю, как бы он среагировал, если бы узнал, что пишет это письмо тебе? — улыбнулся Серегил.
Алек проигнорировал его, взяв в руки трубку со свитком. Сломав печать, он вытряхнул скрученный листок.
— Будем надеяться, у Магианы для нас кое-что поинтереснее. Здесь есть дата. Всего четыре дня тому назад. Должно быть, она оставила его, уезжая из города.
Серегил натянул плащ до самого подбородка.
— Звучит многообещающе.
— Мои дорогие мальчики, если вы вернетесь раньше меня, у меня есть кое-что, что может быть для вас интересно. Прошу вас как можно скорее навестить Леди Амалию в качестве господ, какими вы и являетесь на самом деле. Скажите ей, что вы мои доверенные лица и знаете кое-кого, достойного доверия, и способного ей помочь. Это небольшое политическое дельце. Очень надеюсь, что приключение вас развлечет.
Серегил поморщился.
— «Развлечет»? Я бы выразился иначе. Что скажешь?
Алек скинул ногу Серегила со своего бедра. Подойдя к брошенной сумке, он вытащил из неё поддельные ошейники, что они носили, и водрузил их на заваленную безделушками полку, между шкатулкой с выпавшими камнями и сломанным замком.
— Уверен, что хочешь их сохранить? — спросил Серегил.
Как мог Алек смотреть на них, не вспоминая при этом Себранна?
— Всё в порядке, — заверил его Алек, возвращаясь и усаживась возле него опять.
Больше он ничего не сказал, а Серегил не стал задавать вопросов.
Вместо этого он покачал на руках два последних послания.
— Так что скажешь, тали? Леди или блудница?
— Сначала Магиана, потом блудница, и только потом — леди, — ответил Алек. — Впрочем, одно условие.
— Ого, ты заговорил об условиях? Ну ладно, и что же это?
Мерцающий свет камина придал Алеку немного хищное выражение, когда он с улыбкой произнёс:
— Я не услышу от тебя ни единой жалобы на скуку, как минимум в течение двух месяцев.
Серегил присел и отвесил ему шутовской поклон:
— Даю слово. Уверен, эта старая городская блудница сумеет меня развлечь хоть немного. Кроме того, уже почти весна, а весной люди склонны совершать всяческие безумства. Ах, Алек… нас ждут старые добрые потасовки и прочие подобные дела.
Он зевнул, потянулся, а затем произнёс слова, которых не говорил с того самого момента, как сгорел «Петушок»:
— Как же здорово дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});