— Ну а наш славный герой еще не окочурился?
— Нет, — коротко ответила девушка, страясь быть как можно бесстрастнее.
— Леми, детка, ну-ка посмотри на меня? — сердито потянул ее за прядь волос Тиэрон. — Тебе не стало его жалко, ведь нет?
— Стало, — честно ответила девушка, отводя руку Тиэрона от своих волос. — Мне всегда жалко тех, кто не может сам даже проглотить ложку бульона, не может пошевелиться, стонет вполголоса и справляет малую нужду раз в сутки с моей помощью. И мне будет жалко его до тех пор, пока он не сможет снова держать мечи в руках. Тогда я достану свои и убью его. По праву старшей. И ты, Тири, не будешь больше приставать ко мне с этим, хорошо?
— Ты права, Леми, — Тири стало стыдно. — Трудно ненавидеть беспомощного…
— Тири… — осторожно переведя дух, сказала Леми вкрадчивым голосом. — Ты ведь помнишь о том, что сказала наша волшебница?
— Мне плевать! — немедленно взвился тот. — Если ты распустишь сопли и вздумаешь его простить, я сам убью его!
— Ни я, ни ты не станем убийцами вне закона, слышишь? — голос Леми стал холоднее забортной воды.
— Но он сын, его сын, это-то мы знаем точно. Сын мерзавца, убившего на наших глазах троих, искалечившего еще двоих и…
— И пытавшегося прирезать этого самого сына, потому что он не мог ехать верхом.
— Иди, расскажи это Седди! Он как раз вырезает из какой-то кривой деревяшки себе новую ногу.
— Седди опять упал? — побледнела Леми.
— Да, и опять неудачно. Попал деревяшкой в клюз. Эти пересохшие палки, которые он пытается использовать для протеза ломаются, как зубочистки. Он отбил себе культю и все равно клянется, что завтра будет стоять вахту со всеми, потому что это его часть платы за проезд.
— Я схожу к нему, Тири! — Лемвен стремительно собрала баночки со стола. — Если напялить самодельный протез на свежий синяк, можно остаться вовсе без ноги.
— Сходи, сходи. Рассскажи ему, что этот парень в сущности не виноват в том, что произошло. Он невинен, как новорожденный элпи. Это не его папаша крошил живых людей, как монстров только для того, чтобы замести следы, — Тиэрон заводил сам себя, не глядя на Леми.
— Знаешь, братец, я так и сделаю, — холодно отозвалась Лемвен с трапа. — И я уверена, что Седди выслушает меня куда как внимательнее.
Напоследок она хлопнула крышкой люка так, что человек с пустыми глазами взрогнул всем телом, а раненый снова тихо замычал. Тиэрон подошел к нему. Тряпка сползла со лба на глаза и щеку, делая и без того нездоровое лицо совсем ущербным. Если в тот день, когда Тири увидел этого типа впервые, он еще напоминал знатного, тренированного воина после серьезной переделки, то теперь больше походил на нищего полудурка. Это вечно скошенный рот, безвольное лицо, слабые мягкие руки, цепляющиеся неожиданно за проходящего мимо койки…
Нет, в Тиэроне не было той непримиримой ненависти, которую он выказывал сестре. Он и сам прекрасно помнил, что во время бойни этот тип так и провалялся на земле. И отец сам вынес его из горящего ада, в который превратилось все ущелье. Вынес на спине, придерживая двумя руками, одна из которых была отрублена по локоть, а другая по плечо…
Тиэрону хотелось расплатиться. За левую руку отца, которую не смогли спасти ни мази, ни заклинания. За ногу Седди, отрубленную под коленом и отброшенную каким-то мерзко-привычным пинком в сторону голодных ревущих страйдеров. За дикие глаза матери, вцепившейся в них с сестрой, но не посмевшей остановить мужа, когда тот метнулся в ревущее пламя за этим… этим… За Доникора, убитого навсегда какой-то зловещей магией. За весь тот бой, почти сразу вышедший за ту грань жизненных сил, когда еше можно отделаться вымороком и уцелеть. Бой на смерть. Его первый и единственный в жизни смертный бой. За то, что он уцелел, не принял на себя хоть часть чужой боли, чужого увечья.
За то, что он так испугался тогда. Струсил, да! Никто не знает этого, никто не смотрел в его глаза во время боя, не слышал, как он тихо скулит, вцепившись в свои мечи, понимая, что любой удар обезумевшего воина, любой выстрел его чудовищного орудия, может оказаться последним в жизни, что он успеет заметить в яростно пляшущих пламени и дыму горящего каравана.
Никто, кроме отца этого вот разголемского пленника, который валяется тут на койке и смеет своим мычанием вызывать жалость у Леми. Как он посмотрел в лицо поперхнувшемуся своим страхом Тиэрону! Понимающей усмешкой, как мечом с оттягом, он ударил его прямо в сердце. И лишь после этого небрежно смахнул с дороги, как мальчишку, как сухую ветку на тропе.
А Леми кладет этому тряпку на лоб и не забывает каждый день напоминать, что она старше. Старше-то всего на два часа! Но тем не меняя, право вызвать на бой благородного пленника принадлежит ей. И она его не уступит, пока не узнает правду.
— Я буду называть тебя Тряпка! — сказал Тири в ненавистное лицо. — Может быть, тогда ты первый вызовешь меня, а?
Глаза раненого неожиданно распахнулись. Они жили своей жизнью, отчаянной, сжигающей плоть. Этот взгляд был так нереален на обмякшем, истекающем слюнями лице, что Тиэрон отшатнулся от койки, забыв, что пленник крепко привязан.
— Меня зовут Аннарин, — выговорили непослушные губы. — И я не могу вызвать тебя… Потому что Ле… твоя сестра, — он на миг закрыл глаза, будто погасив пламя. Но вот оно вспыхнуло вновь. — Твоя сестра уже вызвала меня. Если я останусь жив. Только тогда.
Проговорив все это едва ли не по слогам, Аннарин долгую минуту всматривался в лицо Тиэрона. Что он прочитал там, он не сказал. Веки упали и раненый снова впал в забытье.
А вся злоба Тири, замешанная на стыде и боли, мучавшая его последнюю неделю, мешавшая дышать и думать, вдруг испарилась. Он проверил состояние белоглазого человека, поменял тряпку на так и не пошевелившемся Аннарине и неторопливо поднялся на палубу. Ветер стих, и было почти не холодно. Наверху, возле мачты стояла Леми. «Ле… твоя сестра.» — вот как он сказал. Тири подошел к девушке.
— Знаешь, — сказал он, рассматривая выплывающие из-за туч отмытые до блеска созвездия. — Его зовут Аннарин.
— Знаю, — кивнула Леми.
Близнецам и прежде не требовалось много слов, что бы понять друг друга. Леми благодарно положила голову на плечо брата. Все-таки она была почти на пол-головы его ниже. Тиэрон пригладил растрепанные белые пряди. Ему все-таки нестерпимо хотелось сказать что-нибудь. Молчаливое понимание не оставляло места для слов, а ему их так сейчас не хватало.
— А помнишь ту гадалку, которая клялась тебе, что ты будешь женой брата короля? — напомнил он сестре давнюю семейную шутку. Та ярмарочная старуха-гадалка явно была не только мошенницей, но и полуслепой. Иначе она не приняла бы темную эльфийку за человеческую девушку. Ведь всем известно, что у эльфов уже много веков нет королей. Тем не менее, Леми много лет верила в это гадание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});