Ноэль упивалась чеканными чертами лица, дерзкими ноздрями, глазами глубокими и непроницаемыми. Яростный и великолепный. Ощущение счастья и умиротворения снизошло на нее от присутствия мужа рядом.
Он взглянул и улыбнулся.
— Боюсь, я не припас ни чая, ни булочек. Придется тебе обойтись кофе этим утром.
Ее рот изогнулся в ответ.
— Кофе сойдет.
Куин принес исходящую паром чашку, но его улыбка внезапно погасла, как только их пальцы соприкоснулись. Он отстранился и быстро вернулся на свое место у костра. Ее недолгое утреннее счастье рассеялось
— Тебе следовало разбудить меня, — сказала она сухо. — Уже, наверное, часов десять.
— Тебе надо было выспаться, — он мотнул головой в сторону деревьев позади себя. — Там есть ручей, в котором можно помыться. Дейнти уложила чистую смену твоего белья в седельную сумку.
Ноэль поставила свой кофе, не глядя на мужа, собрала одежду и направилась к ручью. Обмываясь, она едва замечала, как ледяная вода обжигает кожу. Она быстро оделась в бежевую амазонку, упакованную Дейнти, и затем, не спеша, вернулась в лагерь.
Куин седлал Несущего смерть. Даже стоя к ней спиной, он услышал ее приближение.
— Сегодня мы не станем спешить, — сказал он. — Приблизительно часах в пяти езды отсюда есть гостиница, где мы остановимся на ночь.
Вопрос больше не терпел отлагательств.
— Почему ты вернулся в Телевею, Куин?
На мгновение его руки, казалось, запнулись на подпруге, потом он затянул ее до упора.
— Мы будем останавливаться каждый час, чтобы ты отдохнула. Я знаю владельца гостиницы. Это чистое место, и еда там хорошая.
Она коснулась серебряного диска на шее.
— Скажи мне почему, Куин. Я должна знать, почему ты вернулся.
Он прошел мимо к другому седлу, лежащему на земле.
— Мы поговорим об этом позже, Ноэль. После того как вернемся в Телевею.
Даже если бы Куин ударил ее, он не смог бы выразить свои чувства яснее. Ком в горле увеличивался и грозил задушить ее.
Тихонько всхлипнув, Ноэль отвернулась и бросилась к деревьям, несясь без разбору, ошеломленная болью и чувством утраты. Она не слышала шагов, преследующих ее, и еле ощутила на плечах его руки, притягивающие к твердому телу, шероховатость его куртки возле щеки.
— Высочество, не плачь. Пожалуйста, не плачь, — хрипло шептал он. — Не позволяй мне обижать тебе еще больше, чем уже обидел.
Она сжала кулаки и уперлась в его грудь.
— Почему ты не отослал меня прочь давным-давно, вместо того, чтобы мучить? — рыдала она. — Это твоя месть? Заставить меня влюбиться, а затем отшвырнуть прочь? На это тебя толкнула ненависть ко мне?
— Ненависть? — он отстранил ее и встряхнул. — Боже милостивый, ты — самое замечательное, что когда-либо случалось со мной. Я люблю тебя больше жизни!
— Тогда почему ты бросил меня? — вопила она, не веря признанию, о котором так долго мечтала.
— Ради Бога, что я мог сказать тебе? — его губы скривились, и последующие слова были полны издевки. — Моя дорогая жена, хоть я приласкал тебя хлыстом и изнасиловал на конюшне, ты не можешь не понять, что я действительно люблю тебя?!
— Да, — закричала она. — Именно так ты и должен был сказать!
Он убрал руки с ее плеч и с проклятием отвернулся.
— Неужели ты не понимаешь? Даже если ты сможешь простить меня, сам себя я никогда не прощу.
Слезы струились по ее щекам.
— Тогда почему ты вернулся в Телевею?
Довольно долго он молчал. Когда же заговорил, голос звучал спокойно и безучастно.
— Я вернулся, потому что хотел увидеть тебя в последний раз и убедиться, что с тобой все в порядке, — он вглядывался куда-то вдаль. — Выходи замуж за Вольфа Брандта. Когда он говорит, что обожает тебя, это чистая правда.
Ноэль оцепенела. Была какая-то неестественная покорность в Куине, в его понурых плечах. Внезапно Ноэль поняла: это не он отомстил, а она. Она наконец исполнила то, что поклялась сделать давным-давно. Победила мужа. Сколько раз она молилась о том, чтобы увидеть его унижение. Теперь это произошло, но Ноэль могла думать лишь о том, как это ужасно, и как сильно она его любит. Ничего другого — ни удовлетворения, ни торжества, только неодолимое желание упразднить эту отвратительную покорность.
— Я не собираюсь и дальше выслушивать, как смехотворно ты себя жалеешь! — воскликнула она, решительно вытирая рукой заплаканные щеки. — Ты ужасно обходился со мной. Мы оба ужасно поступали. Но сейчас это все в прошлом. А впереди вся оставшаяся жизнь. И если ты надеешься, что я выйду замуж за Вольфа Брайдта, то глубоко ошибаешься. Я не какое-то имущество, чтобы передавать меня от одного владельца другому. Ты мой муж, Куин Коупленд. Ты принадлежишь мне!
Он медленно обернулся. Ноэль шагнула к нему навстречу и, бессознательно, он потянулся к ней. Но тут же опустил руку.
— Все не так просто.
— Как бы не так, — она преодолела оставшееся расстояние между ними и погладила упрямца по щеке. — Только одно по-настоящему важно, Куин. Любишь ли ты меня?
Он повернул голову и прижался губами к ладони, ласкавшей его.
— Ты же знаешь, что люблю, но…
— Шшш… — прошептала она, ее глаза сияли любовью к этому великолепному, желанному строптивцу. — Довольно, любовь моя, — у нее перехватило дыхание, когда она заметила, как отчаяние и неуверенность исчезают с его лица.
— А вдруг я снова подведу тебя? — спросил Куин.
— Возможно, случится и такое. И я могу тебя подвести. Мы оба — несовершенные создания с непомерной гордыней. Нам придется учиться доверять друг другу. Это будет нелегко.
Когда он заговорил, его голос дрожал от волнения.
— Ты — дьявольская женщина.
И Ноэль тут же оказалась у него в руках, в его крепких объятиях, любовь захлестнула супругов, и все остальное для них исчезло.
Они остались одни в новосотворенном мире, двое влюбленных, так много преодолевших.
Вдвоем, они забрались в убежище из сосновых ветвей, там сбросили одежду и сложили вместо одеял. Не торопясь, сначала руками, а потом и ртами они выискивали гладкие выпуклости и влажные впадинки, твердость и мягкость.
Холодное январское утро перестало для них существовать, когда они все разделили друг с другом — тела, мысли, дыхание.
Поднимаясь все выше… на гребне вздымающейся страсти…они парили… соединяясь… сливаясь… становясь единым целым.
Глава 38
Их ребенок родился к следующему октябрю. Был он зачат в насилии или в золотые моменты их медленного возвращения в Телевею, никто из них не знал. Но оба подозревали, что яростная ночь в конюшне, которая изменила для них все, также поспособствовала появлению их сына. По настоянию Ноэль, они назвали его Кристофером Саймоном, комбинируя второе имя Куина с именем его отца. У Кристофера были темные волосы и высокие скулы Куина, а также глаза его матери цвета топаза. Он был живым, искрящимся ребенком, и они упивались им.