Хотела!
Нет. Непонятно. Она просто уходила туда, где демон не убьет ее, уходила с тем, кто может защитить и никогда не обидит. Уходила, чтобы… подумать? отдохнуть? Чтобы перестать бояться. Да, чтобы страх, пришедший в ту жуткую ночь, отступил, остался на Тарвуде, остался с Мартином.
А когда не боишься, можно снова думать и можно решать.
— Нам надо уехать в Москву. Уехать с Тарвуда навсегда. Если Мартин согласится на это, значит, он сильнее своего демона.
— Он бы согласился, — сказал Заноза уверенно, — он для тебя все сделал бы, но у него же договор с лордом Хартвином. Мартин обещал защищать Тарвуд, а демоны не могут нарушать договор.
— В том-то и дело. Подумай сам. Если Мартин сильнее демона, он сможет уйти с острова. Если не сможет, значит, демон победил. И тогда, как бы я ни хотела вернуться, я не смогу. Правда, Заноза. Я так люблю его, я так ужасно скучаю… но по Мартину. Настоящему. А на Тарвуде я не знаю, он это или демон, который им притворился.
— Он тоже скучает. Я не знаю, как тебе объяснить, что Мартин и есть демон, он тебя любит, ему без тебя плохо и он демон.
— Ну, так пусть перестанет быть демоном. Ты же веришь в любовь, тебе в твоем возрасте положено в нее верить. И в то, что она творит чудеса. Вот и поверь, что с Мартином любовь сможет совершить чудо. Если мы уедем в Москву, так и будет.
— Какие-то это странные чудеса. Так ты позвонишь Мартину?
— Позже. Когда ты вернешься?
— Через ночь. У нас с Хасаном кое-какие дела в другом тийре.
— Я не буду звонить, пока тебя нет в городе.
Лэа не думала, что, если Занозы не будет, а Мартин придет, он окажется… не Мартином, а тем демоном, той тварью с ее портрета. Нет, не думала. Вообще-то, она уже не боялась. Просто нужно было установить какие-то сроки, нужно было хорошо все обдумать. Нужно было… подготовиться к тому, что Мартин откажется уходить с Тарвуда и к тому, что это будет очень больно. Так, как если бы он научился пытать душу, а не тело.
Эрте, наверное, обрадуется. Точно обрадуется. Старый, злобный ублюдок!
Но если Мартин уедет в Москву, уйдет с Тарвуда навсегда, Эрте его потеряет. Рано или поздно — обязательно. Этому козлу не нужен человек, ну, так пусть поищет себе другого приемыша. Ему Заноза понравился? Вот пусть Занозу и забирает, Заноза человеком был так недолго, что уже не помнит, как это.
* * *
Вампир, которого недавно звали Августом Хольгером все еще не нашел себе нового имени. Он и не искал — понимал, что узнает себя-нового на открытии галереи Старк, и поэтому не спешил. Все случится само. А пока в документах, которыми он пользовался, были указаны бессмысленные сочетания букв, произнесение которых рождало бессмысленное сочетание звуков. Барт Ти, Кристоф Эркуан, Эрл Моландис. Не имена — просто слова, за которыми не было ничего, похожего на личность.
Имени не было, и он, безымянный, обозначал себя — для себя — как Мастера. Этого никто не смог бы отнять, ни один вампир, даже самый старый и безумный. Никому не под силу отнять у Мастера искусство.
Но Мастера можно убить. Это трудная задача, для кого-то вообще невыполнимая, однако те трое чудовищ из Алаатира, они могли — с легкостью — и даже не поняли бы, что сделали. Что говорить, если им удалось уничтожить Августа Хольгера уже тем, что они его просто не заметили.
Все к лучшему, как оказалось. Все к лучшему. Три бешеных монстра разрушили его прежний мир, и он смог увидеть свет нового. Мастер больше не боялся их — убедился, что им нет до него дела — но по-прежнему существовал, окруженный «Туманом». Не для того, чтобы защитить себя, а потому, что не знал, как должен выглядеть. Каким должен быть. Если у тебя нет личности, нет имени, то откуда взяться внешности? Пока ты сам себя не видишь — тебя не должен видеть никто.
На официальное открытие галереи Старк он прибыл сразу после заката. Едва восстав от дневного сна-смерти. Даже не стал есть, уверенный, что найдет кого-нибудь среди гостей. Кого-нибудь привлекательного… полнокровного… полного жизни.
Столько гостей, высоких гостей, включая мэра и самых известных меценатов! Они съехались со всех концов страны. Художников, конечно, тоже хватало, и критиков, но этим лишь бы показаться на людях, да угоститься бесплатными деликатесами на фуршете. Меценаты и высокопоставленные чиновники — другое дело. То, что они приняли приглашение, превратило открытие галереи в событие. Старк — не одна из многих, она — единственная. И картины, которые она выбрала — такие же. Неповторимые.
Было много подражателей, кое-кто из них сумел вырасти, научиться чему-то, стать художником и творить свое — настолько же необычное. Но повторить — написать так, чтобы работу подражателя нельзя было отличить работы ван Лудо — не удалось никому. И никогда не удастся.
Мастер когда-то гордился этим. Но сейчас, стоя в сумерках перед светящимся огнями зданием из стекла и стали, глядя на людей, заполнивших пологое крыльцо, входящих в двери под вспышками фотоаппаратов, он думал не о гении ван Лудо, а об учениках, о которых так никогда и не узнал. Вот чем действительно стоило гордиться — тем, что из века в век он вдохновлял других творить. Пусть, сначала они пытались лишь подражать. Не важно. Если бы даже только один из них нашел свою дорогу, этого оказалось бы достаточно. Но их было больше. Гораздо больше. А теперь, когда Старк вновь открыла картины ван Лудо, появятся новые ученики. Новые вдохновленные, вдохновенные художники.
Может быть, новое имя станет именем не просто Мастера, но Учителя? Каким же оно должно быть?
Он дождался, пока самые важные гости войдут в залитый светом вестибюль, и журналисты уберутся туда же. Внутри, в здании, снимать нельзя, значит, можно не бояться случайно попасть в кадр, а потом — на глаза какому-нибудь слишком внимательному фотографу. Вопросы: «что это за человек? Я точно помню, что когда снимал, в том месте никого не было…» — задают чаще, чем кажется юным вампирам, самоуверенно полагающимся на «Туман».
Мастер смешался с толпой и вошел в галерею.
* * *
— Я понимаю, что если он от меня сдернул, как на реактивной тяге, то от тебя вообще телепортируется. Но может, лучше я пойду? У меня дайны, — Заноза с пятнадцатиметровой высоты сверлил взглядом пустое крыльцо и вестибюль галереи за прозрачными дверями.
— Ты лучше управляешься с собакой.
Мухтар, изучавший ствол карликовой яблони, услышал слово «собака» и завилял хвостом. Мол, да-да, я здесь, я собака.
— Да с ним не сложно, — сказал Заноза. — И это ты с ним на вампиров охотился, а я ни разу.
— Ты быстрее бегаешь. Лучше стреляешь. И, если что, пока я там буду, картины не пострадают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});