Дугал и остальные придержали коней, заметив, что мы остановились. Джейми коротким, резким жестом показал им, чтобы они продолжали путь, Дугал махнул в ответ. Крикнул: «Не задерживайтесь надолго!» — и они двинулись дальше.
Джейми подождал, пока они не удалились настолько, чтобы не слышать нас, потом одним махом развернул меня лицом к себе. Он так и пылал негодованием — на грани взрыва. Надо сказать, что и мое возмущение нарастало: какое право он имеет обращаться со мной подобным образом?
— Дуться? — почти выкрикнул он. — Это называется дуться? Я призываю на помощь все свое самообладание, чтобы не трясти тебя до тех пор, пока у тебя не застучат все зубы, а ты просишь, чтобы я перестал дуться!
— Что такое случилось с тобой, во имя Господа? — спросила я негодующе и попыталась высвободиться из его хватки, но его пальцы впились мне в руки возле плеч, словно зубья капкана.
— Что случилось со мной? Я скажу тебе, если ты так хочешь знать! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я снова и снова пытаюсь доказывать, что ты не английская шпионка. Я устал следить за тобой каждую минуту в страхе, как бы ты не учинила очередную глупость. И я очень устал от людей, старающихся заставить меня смотреть, как они тебя насилуют! Мне это не доставляет удовольствия!
— А ты полагаешь, что мне это доставляет удовольствие? — завопила я. — Ты считаешь, что это моя вина?
При этих словах он тряхнул меня — но легонько.
— Это твоя вина. Если бы ты сегодня утром оставалась там, где я велел, ничего плохого не случилось бы! Но куда там, ты не желаешь меня слушаться, я всего-навсего твой муж, чего со мной считаться! Ты вбила себе в голову, что можешь вести себя как тебе нравится, и я нахожу тебя лежащей на спине с задранными юбками, а наихудший мерзавец во всей стране собирается изнасиловать тебя у меня на глазах!
Его шотландский акцент, обычно почти незаметный, делался с каждой секундой сильнее, и это свидетельствовало о том, что он выведен из равновесия, — если подобные дополнительные свидетельства были еще нужны.
Мы стояли нос к носу, крича друг другу в лицо. Джейми был весь красный от гнева, да и у меня кровь прилила к лицу.
— Нет, это твоя вина, потому что ты не уважаешь меня и все время подозреваешь! Я сказала тебе правду о том, кто я такая, говорила тебе, что нет никакой опасности, если я поеду с тобой, но ты не пожелал ко мне прислушаться. Разумеется! Ведь я всего лишь женщина, ни к чему обращать внимание на мои слова! Женщины должны делать то, что им говорят, выполнять распоряжения, сидеть тихонько со сложенными ручками и ждать, пока мужчины вернутся и скажут им, что делать.
Он снова тряхнул меня, не в силах владеть собой.
— Если бы ты вела себя именно так, нам не пришлось бы удирать от целой сотни красных мундиров, преследующих нас по пятам! Господи, женщина, я не знаю, следует ли мне придушить тебя или швырнуть на землю и отмолотить до бесчувствия, но клянусь Иисусом, что-то мне хотелось бы сделать с тобой!
Тут я попыталась дать ему тычка коленкой по яйцам, но он втолкнул свое колено мне между ног, предотвратив тем самым мои дальнейшие попытки.
— Только попробуй еще раз, и я дам тебе такую оплеуху, что в ушах зазвенит!
— Ты жестокая скотина и дурак! — задыхаясь, выговорила я, стараясь высвободить из его хватки свои руки. — Ты что, думаешь, я ушла и попала к ним в плен нарочно?
— Ты сделала это нарочно, хотела отплатить мне за то, что произошло на поляне!
Я застыла с открытым ртом.
—На поляне? С английскими дезертирами?
— Да! Ты считаешь, что я должен был защитить тебя тогда, и ты права. Но я не смог этого сделать, тебе пришлось это делать самой, а теперь ты решила заставить меня заплатить за это и добровольно отдалась в руки человека, который пролил мою кровь, ты, моя жена!
— Твоя жена! Твоя жена! Тебе нет до меня дела! Я просто твоя собственность и значу что-то для тебя лишь постольку, поскольку принадлежу тебе, а ты не можешь перенести, что кто-нибудь посягает на твою собственность!
— Ты и в самом деле принадлежишь мне! — проревел он, вонзая пальцы в мои плечи, точно гвозди. — И ты моя жена, нравится тебе это или нет!
— Не нравится! Нисколько не нравится! Это ничего не значит! Все время, пока я согреваю твою постель, тебе нет дела до того, о чем я думаю и что чувствую! Жена для тебя — просто дырка, в которую ты суешь свой член, когда приходишь в охоту!
При этих словах он побелел как мел и принялся трясти меня всерьез. Голова моя сильно дернулась, зубы клацнули, больно прикусив язык.
— Отпусти меня! — крикнула я. — Отпусти, ты, — и тут я употребила выражение дезертира Гарри, — ты, похотливый ублюдок!
Он отпустил и отступил на шаг; глаза у него так и сверкали.
— Шлюха с поганым языком! Не смей со мной так разговаривать!
— Я буду разговаривать как хочу! Не тебе мной командовать!
— Ясное дело, что не мне! Ты ведешь себя, как тебе угодно, плевать тебе на то, что от этого страдают другие, упрямая эгоистка!
— Это все твоя проклятая гордость! — крикнула я. — Я спасла нас обоих от дезертиров тогда на поляне, и ты не можешь этого перенести. Что, неправда? Ты там стоял столб столбом! Если бы у меня не оказалось кинжала, мы теперь оба были бы мертвыми.
Пока я не произнесла эти слова, мне и в голову не приходило, что я зла на него, потому что он не защитил меня от дезертиров. В более уравновешенном состоянии я вряд ли подумала бы так. Я сказала бы, что это не его вина. Сказала бы, что, к счастью, у меня был кинжал. Но теперь я осознала, ясно или не слишком, разумно или не очень, что защитить меня была его обязанность, и он с ней не справился. Возможно, и он испытывал то же чувство.
Он стоял и смотрел на меня, обуреваемый эмоциями. Когда он заговорил, голос у него был негромкий и неровный от волнения.
— Ты видела столб во дворе форта?
Я молча кивнула.
— Меня привязали к этому столбу: привязали, как животное, и хлестали плетью до крови. До самой смерти я буду носить эти рубцы. Если бы сегодня днем я не был удачлив, как дьявол, такая порка — самое меньшее, что меня ожидало бы. Скорее всего, меня сначала отхлестали бы, а потом повесили. — Он трудно сглотнул и продолжал: — Я это знал и ни секунды не раздумывал, отправляясь туда за тобой, хоть мне и приходило в голову, что Дугал, возможно, прав. Ты знаешь, как я заполучил оружие ?
Я с трудом покачала головой; гнев мой постепенно слабел.
— Я убил часового у стены. Он успел выстрелить в меня; вот почему пистолет оказался незаряженным. Он промахнулся, и я убил его своим кинжалом и оставил кинжал у него в груди, когда услыхал твой крик. Я убил бы дюжину, чтобы спасти тебя, Клэр. — Голос у него дрогнул. — Когда ты закричала, я кинулся к тебе, вооруженный только незаряженным пистолетом и собственными руками. — Джейми говорил теперь немного спокойнее, но в глазах все еще горели боль и гнев.