Вначале я проехал в стареньком микроавтобусе на мешках с овощами, которые семья индейцев мапуче везла на рынок. А потом попал в джип, владелец которого крыл индейцев последними словами.
– Мапуче требуют от государства землю, а сами ленивы, а потому, по своей собственной вине, бедны. Когда им все же дают землю, они не знают, как ее правильно обрабатывать. Полученные бесплатно от государства орудия земледелия они ломают. Им выделяют стипендии для учебы. Но они им нужны, как собаке пятая нога.
Возле Темуко я попал в машину к латифундисту Хосе Алонсо. Как оказалось, он был близко знаком с двумя крупнейшими политическими деятелями страны.
– Когда Пиночет был пехотным лейтенантом, он служил в Антофогасте под командованием моего отца. А с Сальвадором Альенде я познакомился в Вальпараисо, когда учился там в университете. В то время я был заядлым киноманом, не пропускал ни одного нового фильма. Премьеры у нас были обычно по четвергам. На них собирались все киноманы. Среди них был и доктор Сальвадор Альенде.
– И как же вы пережили 11 сентября 1973-го?
– В Лос-Анхелесе тогда власть захватили местные фашисты. Они начали устанавливать новый порядок с того, что на центральной площади публично казнили двенадцать городских руководителей Единого профцентра Чили. Но, к счастью, на этом репрессии закончились и больше никого не тронули.
Автостопщик-маньяк
У меня не было хорошей карты Чили. В офисе туристической информации мне дали план только центра Сантьяго, на котором не были обозначены выезды из города. В который уже раз придется выходить пешком, ориентируясь по солнцу и внутреннему чувству направления – на запад. Когда я шел к выезду на Вальпараисо, мне на глаза попался указатель «Панамерикана север». Это заставило меня задуматься: а нужно ли мне в Вальпараисо? Что я там забыл? Не лучше ли поехать сразу на север, в сторону Перу? И чем больше я размышлял, тем меньше мне хотелось ехать в Вальпараисо.
Когда на моем пути оказалось Панамериканское шоссе, я уже твердо решил свернуть на север. Потом, правда, несколько раз пожалел о своем решении: на шоссе вовсю шли ремонтные работы, и мне пришлось пробираться через кучи песка и щебня, обходить строительные котлованы или с риском для жизни идти прямо по обочине.
У меня еще не было повода пожаловаться на чилийский автостоп, но на выезде из Ла-Серены я надолго застрял. Машин было мало, поэтому я не стоял на одном месте, а голосовал на ходу. За день километров двадцать прошел пешком и только потом застопил грузовик. Да и то всего на десять километров!
– Может, лучше тебя высадить у поста? Я по шоссе проеду еще несколько километров, а потом сверну на сельскую дорогу.
Благоразумие подсказывало, что нужно остаться на посту, но дух авантюризма подталкивал вперед. В который уже раз я поддался зову приключений и, выйдя на пустынном повороте, пошел пешком, не имея никакого представления о том, что ждет меня впереди, в пустыне Атакама. Если верить карте, которую мне подарил один из водителей, то первый мало-мальски крупный населенный пункт встретится мне только километров через сто.
Пустыня Атакама занесена в Книгу рекордов Гиннесса как самая сухая пустыня мира. Здесь за год обычно выпадает всего 0,1 миллиметра осадков. Но примерно раз в 25 лет весной на пустыню обрушивается ливень, после которого из семян, десятилетиями томящихся в раскаленном песке, сразу же начинают расти и распускаться цветы. И вот надо же было так случиться, что я попал как раз на такое уникальное событие.
Видимо, не зря Атакаму называют Цветущей пустыней. Она отнюдь не выглядела безжизненной, вся была в цветах: белых, лиловых, розово-красных, цвели даже кактусы и колючки. Я медленно шел по дороге, дышал свежим воздухом и наслаждался открывавшимся мне видом безбрежного океана с одной стороны, высоких гор – с другой и уходящей вдаль дороги – передо мной. Случайно оглянувшись назад, я заметил догонявшего меня парня с рюкзаком. По внешнему виду он был типичный хитч-хайкер: кроссовки, джинсы, майка. Только походка у него была какая-то странная. Он, казалось, не шел, а вытанцовывал какой-то бесконечный танец.
Едва парень приблизился ко мне на расстояние слышимости, как сразу же начал о чем-то говорить и не прекращал свой монолог на протяжении следующих нескольких часов. Говорил он, естественно, по-испански, произвольно меняя темы. Лишь изредка он задавал мне какой-нибудь вопрос по-английски. Но, как правило, не ждал на него ответа.
Как известно, в испанском языке половина слов имеют общие корни с английскими. Это не давало мне возможности свободно разговаривать – я же не знал, какие именно слова нужно выбирать. Но то, о чем мне говорят собеседники, я прекрасно понимал. Вначале мой попутчик рассуждал о кино, о рок-музыке, о своем увлечении наркотиками… А потом, когда солнце уже зашло, а мы все еще продолжали идти по темной пустынной дороге, лишь время от времени попадая в свет от фар проносящихся мимо грузовиков, он вдруг спросил:
– Ты как к другим расам и национальностям относишься?
Я заверил, что быть одновременно и расистом, и путешественником невозможно. Казалось, даже не обратив внимания на мой ответ, он продолжил свой монолог.
– А я всегда, сколько себя помню, завидовал белым (сам он был очень темнокожим. – Прим. автора.). Дошло до того, что у меня появилась маниакальная идея убить белого человека. Шесть месяцев назад с диагнозом шизофрения меня забрали в психиатрический госпиталь и только-только выписали.
Ну вот, началось, подумал я и огляделся вокруг. Мы были вдвоем среди бескрайней темноты. Вокруг не было видно ни одного огонька. И тут я вспомнил, что среди чилийских фашистов было много психически больных людей, которые при Пиночете сразу пошли в гору. Был даже такой курьезный факт: главным врачом Центральной психиатрической больницы назначили фашиста Клаудио Молину, который в этой же самой больнице до этого дважды лечился: первый раз – от алкоголизма, второй – от шизофрении (на него надевали смирительную рубашку и применяли к нему электрошок).
Хуан тем временем пустился в воспоминания:
– До шизофрении я дошел от неумеренного употребления героина и тяжелого металла. Дошло до того, что я своими собственными глазами, прямо как тебя сейчас, видел чертей, которые мне нашептывали: «Убей белого!», «Убей!».
– А сейчас не видишь? – спросил я с опаской.
– Нет. Меня же вылечили!
Интересно, на самом деле вылечили? Или нет?
Буквально за несколько минут до этого я уже начал оглядывать окрестности в поисках подходящего для ночлега места. Но желания спать рядом с «вылечившимся» от такой странной мании попутчиком у меня не было. Пришлось делать вид, что мне вообще просто нравится гулять по ночам.
Мы продолжали идти вперед в полной темноте. Останавливаться я не хотел, но и перспектива идти всю ночь меня не радовала. К счастью, за очередным поворотом я увидел ярко освещенный придорожный ресторан. Мой попутчик сразу же переключился на хозяина ресторана и официантку (они были не белыми, так что за их безопасность можно было не волноваться). Используя все свое «маниакальное» красноречие, он вскоре завоевал их расположение. Нас угостили ужином и предложили принять душ.
Пока мой попутчик мылся, я взял свой рюкзак и ушел спать в пустыню один. Когда утром я вернулся на дорогу, Хуан еще спал в придорожных кустах, завернувшись с головой в одеяло. Я не стал его будить, а сам он не успел проснуться до того, как я оттуда уехал.
Антофагаста
На следующее утро судьба свела меня с начальником отдела кадров крупного медного месторождения. Гектор Лагос Фуэнтес всего лишь через пять минут после знакомства предложил заехать к нему в Каламу.
– Но это будет завтра. А сегодня мы переночуем в Антофагасте у моей замужней дочери.
До Антофагасты было еще далеко. Вокруг расстилалась бескрайняя пустыня. У нас было время поговорить о жизни. Гектор, как и все интеллигентные люди его поколения, пострадал от хунты.
– Во время военного переворота я жил и работал в Антофагасте. Никакой политикой я тогда не занимался. Но меня, как и многих других государственных служащих, военные схватили и бросили в тюрьму. Там нас три дня пытали и всячески над нами издевались, а потом вывели к стенке и… расстреляли. Правда, это была всего лишь имитация. Но мы-то этого не знали! Трудно сказать, чем бы все это закончилось. Но вскоре меня отпустили – помогли хлопоты одного моего родственника. Он был военным врачом и имел связи в среде путчистов.
Пустыня Атакама – настоящая кладовая ископаемых. Здесь можно найти чуть ли не всю таблицу Менделеева. Главная проблема этих мест – вода. А без воды ни травы, ни кустика не вырастет. И тем не менее, деревья вдоль трассы встречаются достаточно регулярно. Они растут в кадках с землей. Возле них обязательно стоит плакат с просьбой ко всем проезжающим, у кого есть вода, остановиться и полить. А рядом – металлические или пластмассовые емкости. Благодаря этой стихийной «экологической акции» деревья успешно противостоят жаре и пыльным ураганам. Одновременно они являются живыми напоминаниями о произошедших на этих местах дорожных катастрофах, унесших человеческие жизни (в других места ставят кресты, а здесь – живые деревья).