листьях, что, умирая, облетают по осени? Почему их участь называют горькой? Не стократ ли горше участь дерева, каждую осень прощающегося со своими детьми, становясь свидетелем их смерти? Я — как высокое дерево, отец, одиноко стоящее посреди пустынного поля. Люди вокруг рождаются, живут, умирают, отлетая пожухлой листвой, а я стою, сиротливо раскинув руки, и никого нет рядом. Я одна, отец. Мне больно терять!
— Так ты хочешь смерти?
— Нет. Моя мать не затем отдала мне свое бессмертие, чтобы я так малодушно с ним рассталась. Да и кому я оставлю Раэнор?
— Тогда чего же ты хочешь?
— Друга. Равного себе.
О, как он разгневался! Его серые пронзительные глаза грозно сверкнули.
— Твой безумец — брат тоже хотел их дружбы, дружбы этих вероломных альвов! Тебе ли не знать, чего это всем нам стоило! Он погиб, а твоя мать ушла, оставив тебя сиротой. А теперь и ты хочешь повторить его судьбу?
— Отец, я никогда не обращусь к тем, из-за Реки! Клянусь тебе! Они отреклись от нас, и я от них отрекусь. Но я знаю, что альвы есть в темницах твоего друга Морна. Я могу заплатить выкуп.
Он расхохотался.
— Рабы из подземелья? Одумайся! Ты — княгиня, моя дочь! В твоих жилах течет царственная кровь! Да ты и не знаешь, что он с ними делает, с этими пленными альвами, в своих подвалах. Они становятся хуже скота!
— Вот я и куплю их, как скот.
Много времени прошло после этого разговора. И вот однажды с очередным посольством Морн прислал мне подарок — юную альфару с младенцем. Как я была рада, когда посол передал письмо, в котором говорилось, что отныне Эарин и ее сын Эстрел принадлежат мне! В письме указывалось, что альфара весьма искусна в вышивании и плетении гобеленов, а еще прекрасно поет и танцует. Моя мать была из альвов, Хаггар. Но она умерла, и я ее не помню. Эарин стала первой из их народа, с кем столкнула меня жизнь. Из книг, из преданий я знала, что альвы красивы, веселы и беззаботны. Но судьба в тот раз посмеялась надо мной. Когда Эарин привели ко мне, я не поверила, что она — альв! В грязном, рваном тряпье она выглядела молчаливым, напуганным и злобным заморышем. Я знаю их язык, благородный язык древнего народа. Я пыталась с ней заговорить. Но все было напрасно. Она молчала. Ни слова не сказала, когда я объяснила ей, что отныне она свободна. Молчала, когда еще в пути занемогший ребенок кричал от боли. Я пыталась его лечить, но тщетно. И только когда он умер у нее на руках, Эарин прервала молчание. Она запела над мертвым младенцем. И в своей песне рассказала, как жила в чудесном лесу и была счастлива, как пела и плясала под полной луной, как незаметно текло время. Но однажды огромный отряд морнийцев вторгся в их лес. Многих убили, но многих, так же как ее, угнали в плен. Она пела о том, как свищут бичи над головами надсмотрщиков, а опускаясь на спины рабов, разрывают плоть, оставляя незаживающие раны. Пела, как в муках родился ее ребенок и как она, лишившись надежды, желала ему лишь скорой смерти. И вот теперь он снова в их благословенном краю, а она здесь, в темнице. Ах, любимый, как она была красива! Тонкая и гибкая, как ивовая лоза, светловолосая, с прекрасным, гордым, бледным лицом. А ее глаза я помню до сих пор. Дивные, сияющие очи. Когда она пела, слова оживали, и музыка текла, как ручей. Мне так хотелось вернуть ей радость, услышать ее смех! Но все было напрасно. Я говорила ей, что она может возвращаться в свой чудесный лес, что я дам ей провожатых. Но Эарин лишь печально качала головой. Годы шли, а она все никак не могла избавиться от прошлого. И однажды зимой, когда день, не успев наступить, превращается в ночь и не хочется отходить от горящего камина, она заснула навсегда.
Элен замолчала, глядя, как пляшут в камине языки пламени.
— Почему ты называешь их клеймеными? — спросил Хаггар. Элен ответила, не отрывая взгляда от огня:
— Мою тоску по альвам заглушили последующие события. Войны, мятежи, страшный мор… Жуткие были времена. А потом настали долгие века благополучия, и снова подступило одиночество. О подарках от угрюмого соседа больше нечего было и думать. Но он сам подсказал хитрость, с помощью которой мне удалось добиться своего. Однажды я поехала с посольством к Морну и там, жалуясь на причиненные войной разрушения, сетовала на нехватку мастеров. Мой хитрый сосед сразу разгадал уловку, но упрямиться не стал. Только с насмешкой спросил о причине моей нелепой тяги к бессмертным. Ведь и среди людей встречаются незаурядные умельцы. — Но подумай сам, — возразила я. — Ведь людей ты мне тоже бесплатно не дашь. Они быстро дряхлеют и умирают. А бессмертные — другое дело. Однажды купив такого раба, можно дальше ни о чем не беспокоиться.
Он рассмеялся и сказал, что я всегда ему нравилась, что у меня есть голова на плечах и что я умею блюсти свою выгоду. Конечно, Морн со мной согласился. Им было нужно золото. Много золота для покорения новых земель. Никогда не понимала его жадности! Мы заключили договор. Отныне время от времени я могла приезжать и отбирать для себя пленников, но не больше пяти за один раз. Я тут же этим воспользовалась. Так здесь появились первые клейменые альвы. Тот, из-за гор, выжигал на лбах своих пленников клеймо — магическую руну своего проклятого имени, как тавро на породистых лошадях. Злодей обхитрил меня. Я-то думала, что смогу дарить им свободу. Но когда несколько альвов бежали из страны, вскоре их изрубленные тела привезли на телегах обратно. А прибывшие со страшным обозом морнийцы объяснили, что так будет со всяким, кто решится перейти границу Раэнора. Я была в отчаянии. Но ненависть моя к Морну вспыхнула с новой силой, когда я узнала о другом его коварном замысле. Колдун сам время от времени выпускал пленников, замутив их разум. Они приносили много бед, возвращаясь к сородичам, и те, если не убивали беглецов, то сторонились и бежали от них, как от мора. С тех пор клейменые альвы не пытались покинуть Раэнор. И так в Дол-Раэне появился альфарский квартал. Много друзей было у меня среди них. Немало пользы принесли они моей стране. И я благодарна судьбе за встречу с одним из них — с принцем Талионом. Помню,