— Теперь я возвращаюсь домой, — прошептала Джерна. Но как только они достигли границы со множеством ворот, вес Лиат тут же притянул ее к земле.
— Я не могу пронести тебя туда, — сказала Джерна. — В тебе все еще слишком много земного, Светлая. Ради Блессинг, которую ты позволила мне выкормить и вырастить, я пронесла тебя так далеко, но мне не хватит сил дольше удерживать тебя.
Лиат очень испугалась, когда Джерна выпустила ее из своих объятий. О Господи, она вновь окажется в ядовитом море. Одеревеневшими пальцами она нащупала пряжку своего пояса. Как только она ослабила ее, кожаный пояс легко скользнул вниз вместе со всем, чтобы было на нем закреплено — кожаным мешочком и небольшим ножом, хранящимся в ножнах, мягко коснувшись земли у ее ног.
Джерна отпустила ее. Стена со множеством ворот промелькнула под ней, и Лиат оказалась в сфере Соморхас, чье тепло и розовый свет окутали ее со всех сторон.
2
Первую ночь за стенами Хайдельберга они провели, укрывшись от непогоды в развалинах древнего форта. Ханна предложила принцу и его спутникам побрить головы, чтобы в случае встречи с местными жителями или одинокими странниками они всегда могли сказать, что просто подцепили вшей, и никто не заподозрит, что это наказание за распространение и проповедь ереси. Возможно, она тоже рисковала быть отлученной от Церкви, но сейчас это был единственный действенный способ избежать подозрений и стычек.
Сама она отказалась бриться. До этого момента она и не знала, а может, не задумывалась, что может так гордиться своими белокурыми волосами. Возможно, она не придавала значения знакам внимания со стороны принца Бояна настолько, насколько желала это показать себе и другим. Быть может, ревность принцессы Сапиентии не позволила ей поддаться искушению.
Пути Господни неисповедимы.
После того как снежный буран задержал их на месяц в одной из укрепленных деревень, находящейся в пяти днях пути на запад от Хайдельберга, Эккехард сурово обратился к своей свите.
— Не знаю, сколько пройдет времени, прежде чем мы сможем до конца быть уверенными в жителях этой деревни, — сказал он, — но пока здесь не должно быть никаких проповедей.
— Но, мой принц, — возразил лорд Бенедикт, который всегда выступал первым, если необходимо было высказать свое мнение. — Непростительный грех хранить молчание, если мы можем спасти наши жизни словами правды!
— Это так. Но я обещал принцу Бояну, что не стану проповедовать, пока не кончится война с куманами и Булкезу не будет повержен. Если я не сдержу обещания, то потеряю всякое доверие и никто больше не будет относиться ко мне с уважением. Мы присоединяемся к Вилламам и будем сражаться против куманов наравне с ними. — Вопрос о том, как он будет воевать с куманами, если его раненое плечо все еще не зажило, оставался до сих пор открытым и безответным.
— Разве мы не едем к вашему отцу, мой принц? — Лорд Фритурик был самым близким другом Эккехарда, рослым парнем, по возрасту моложе Ханны.
Эккехард вздрогнул.
— Я не собираюсь сдаваться на милость моего отца. Боюсь, он все еще рассержен на меня за то, что я похитил Болдуина у маркграфини Джудит.
Лорд Лотар был самым старшим из юных товарищей Эккехарда и, по мнению Ханны, наиболее здравомыслящим из всех.
— Но маркграфиня Джудит мертва, мой принц. Ее дочь, леди Берта, и не задумывается о судьбе лорда Болдуина, если не считать той неприятности с приданым.
— Верно, — глубокомысленно заметил Эккехард. Он настолько тщательно впитывал манеру лучших бардов, вереницей проходящих через королевский двор, выражать собственные мысли, что казалось, будто все фразы, которые он произносит, вычитаны и взяты из каких-то эпических поэм: тоскливые изречения о смерти, мудрые ответы, гневные возражения и великодушные соизволения. — Помнишь, что сказал Боян? Если проиграем эту войну с куманами, то не останется никого, кто сможет нести свет нашего учения людям. Господь желает, чтобы мы сражались и освобождали Его земли для Его праведного слова.
— Вы правы, милорд принц, — согласились они, все шестеро его благородных друзей, два кузена лорда Дитриха и еще девятнадцать людей, переживших этот пятидневный переход. Один несчастный утонул во время переправы через реку, что повлекло за собой немало рассуждений: была ли его смерть доказательством того, что вера его в Жертвенность и Спасение ослабла и не спасла его. Ханна была уверена, что это произошло, поскольку он поскользнулся, упал и начал паниковать, так как не умел плавать. Никто не успел вовремя подхватить его и вытащить из воды.
— Не забывайте феникса, — пафосно закончил Эккехард, проводя рукой по коротко остриженным волосам и осторожно почесывая голову, будто в любой момент там могли появиться ростки чертополоха. — Феникс возродился в свое время. Мы должны верить, что на нас лежит особая миссия, которую необходимо исполнить до того, как Церковь будет готова принять правду.
С появлением двадцати восьми людей в деревне численностью не больше шестидесяти душ, половина из которых были детьми, действительно возникло множество проблем, требующих решения. Ханна знала, чем могла быть полезна, и не отказывалась от работы; учитывая численность их группы, возникла необходимость в обращении к запасникам, расчете количества потребляемой ими пищи и каком-то возмещении убытков. Она чесала и пряла шерсть, шила, готовила, сажала зерно, сбивала масло и проводила много приятных часов, причесывая своих новых товарищей. К счастью, многие солдаты, не годные к службе, тоже не были лишены способности трудиться. Они помогли расчистить снег около деревни после первого, самого обильного снегопада, восстановили части ограждения, до которых смогли добраться через сугробы, сколотили лавки и столы, выдолбили из бревен две лодочки, помогали вернуть заблудившихся овец и делали еще много полезных вещей. Два кузена лорда Дитриха ухаживали за лошадьми, хотя содержание двенадцати благородных животных в такой небольшой деревеньке было, безусловно, нелегким испытанием, учитывая возникающие трудности с обеспечением их кормом. Из-за сильного снега Эккехард с товарищами только дважды выбирались на охоту, но оба раза возвращались с добычей, что давало возможность значительно разнообразить скромные деревенские обеды. Ханна старалась не думать о том, как будут страдать от голода бедные деревенские жители, когда на смену суровой зиме придет ранняя весна с ее лишениями, а все запасы окажутся уже съеденными нежданными гостями.
Конечно, терпение людей было небезгранично, несмотря на то что Эккехард каждую ночь развлекал деревенских жителей исполнением одной из многочисленных эпических поэм, которые он помнил наизусть. Песнь не могла заменить пищу, когда все сказано и сделано. Маленькие недовольства друг другом обернулись кулачными драками. Хозяйка дома заявила, что они съели все запасы яблок на зиму, поэтому Эккехард был вынужден отдать ей золотую нарукавную повязку в качестве возмещения убытков, чтобы мирно сосуществовать и дальше. Несмотря на свои религиозные обеты, он сблизился с одной деревенской девушкой; ни она, ни ее мать, казалось, не были против золотых колец и некоторых других подарков, подносимых принцем за проявленное ею благосклонное к нему расположение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});