Бондорф был здоров и невредим, и на станции я нашел все в полном порядке. Больше всего меня тянуло на огород, где я с радостью видел сам и узнал из сообщений Бондорфа, что мы тогда недаром трудились в поте своего лица. Вечер мы проболтали за бутылкой вина, и рассказам нашим не было конца. Среди различных новостей, сообщенных мне, достойна упоминания поимка леопарда с помощью нашего большого железного капкана. Этот хищный зверь убил вблизи станции одного туземца, после чего Бондорф велел на этом самом месте поставить капкан и применил в качестве приманки руку убитого. И действительно, леопард в тот же вечер вернулся к этому месту и попал в капкан, прикрепленный к тяжелой цепи. На утро он был найден оглушенным и добит людьми, шкура при этом была повреждена. Маленькие капканы также не оставались пустыми и обогатили коллекцию несколькими грызунами.
Мангбатту, сын Мунзы
Рис. Швейнфурта
Мое путешествие с Земио стало широко известно в области азанде, и с тех пор властители и вожди желали моего присутствия в их владениях. Первым явился князь азанде Саса, страна которого лежала к югу от Мбому. Он занял по отношению к правительству ту же позицию, что и Земио, и в последнее время стремился обеспечить себе вассальное владение, к западу от областей вождей Палембата и Бадинде, между средним течением реки Уэре и рекой Уэле, на землях малозначительных вождей. Там он посадил своего младшего брата Кипу и приказал ему пригласить меня, чтобы воспользоваться моим влиянием среди местных вождей. При моем возвращении в Лакриму я нашел там Кипу, сам же Саса находился в это время у Джесси-паши. Но после того, как я Рис. Швейнфурта на личном опыте у мангбатту убедился в том, что тамошние условия неблагоприятны для пребывания со всем багажом, я составил план перевести мою станцию от Ндорумы к знатному князю азанде Бакангаи. Уже давно к нему проникали торговые караваны нубийцев, но хотя он охотно менял свою слоновую кость на товары, он не терпел у себя поселений нубийцев. Я надеялся найти у него дружеский прием. Я полагал по истечении декабря, несмотря на трудности, достать носильщиков и временно пойти в страну амади. Желая отдохнуть и обработать добытые до сих пор результаты и заняться необходимой хозяйственной деятельностью, я отклонил приглашение Кипы. Я принялся за общую распаковку, проветривание, чистку всех без исключения вещей. Во время дождей больше всего страдают кожаные вещи, поэтому предпочтительнее их не упаковывать плотно, а подвергать проветриванию на воздухе и часто чистить. Благодаря моей постоянной предусмотрительности, я нашел все хорошо сохранившимся. Даже куски соли остались совершенно сухими, потому что я велел их обернуть соломой, затем зашить в парусину и тогда лишь положил в ящик.
Я привез с собою коллекцию местных изделий. Ндорума особенно удивлялся красивым ножам мангбатту. Он охотно взял бы себе один из этих чудесных предметов, но я оставался глух к его просьбам, тем более что на него снова поступили жалобы. Дело в том, что Бондорф одолжил ему, по его настоятельной просьбе, при слухах о предстоящей войне с Бинзой и о моем пленении, не только несколько наших ружей, но на всякий случай также 100 пуль и пороху. Но боевые припасы не были употреблены, кроме как при нападении буйвола, как утверждал Ндорума, и я теперь потребовал обратно по крайней мере половину свинца. Лишь после многократного выражения моего неудовольствия я получил обратно около 40 пуль. Я не мог отказаться от боеприпасов частью потому, что у меня их осталось немного, частью же из основного правила давать в руки туземцев по возможности меньше припасов для огнестрельного оружия.
Ввиду приближения моего окончательного отъезда я задумывался над тем, чтобы доказать Ндоруме разными подарками свою признательность за его в общем ценную поддержку. Для тех двадцати пяти вождей, которых он сам назначил, я велел специально сшить одежду. У туземцев одежда оценивается, примерно, как двойное количество ткани, употребленной для этой цели. Поэтому выгоднее иметь в запасе арабские штаны и рубахи. Негритянские солдаты и слуги нубийцев быстро обучаются шитью, и я организовал из нескольких моих базингов портновскую мастерскую, в которой шили также и мои слуги. Через несколько недель было готово 100 костюмов, вожди получили обещанное и сверх того немного ниток с иголками различной величины для сшивания их материала из коры. Ндорума же получил лучший костюм с пестрым шарфом, головным платком и египетской феской (тарбуш), затем русскую крестьянскую одежду, простую материю (тир-ка и трумба), рубаху, чулки, красные башмаки, кинжал и еще другие мелочи. Он доставлял мне по временам телебун, немного маиса, в виде исключения бананы, термитов и кунжут, теперь созревший, из которого я велел выжимать масло для кухни и для моей лампочки. Но и другие продукты делали теперь наш стол более разнообразным. Кур и тыквенные семечки я привез с собою, огород давал кое-что, и даже запасной, до сих пор тщательно хранимый провиант был затронут. К тому же охота, значительно облегченная выжиганием травы, часто бывала успешной. То Ндорума посылал мне бедро убитого буйвола, то Фараг’Алла приносил антилопу или цесарок. Мы снова стали получать молоко, так как небольшое стадо коз увеличилось за время моего отсутствия на одного козленка. Но в виду излишков прочего питания я велел про запас переработать молоко в сыр для последующих времен. Меня много занимал молодой шимпанзе, пойманный в это время. Он был при поимке ранен в руку и голову; раны его позже зажили, но один палец пришлось удалить. Мой новый подопечный находился большей частью в непосредственной близости ко мне, и его детски-человеческое поведение было зачастую поистине трогательным. С детским любопытством он наблюдал за моими занятиями. Когда я открывал ящик, он подбегал, заглядывал туда, обнюхивал и ощупывал отдельные предметы. Затем он снова сидел спокойно, осматривая свои раны, отгонял здоровой рукой, совершенно по-человечески, мух и ногтем указательного пальца удалял гной и струпья с поверхности ран. Однажды неблагодарный внезапно исчез. Очевидно, зеленые заросли Уэре непреодолимо влекли его в родные места. Сейчас же начались поиски, и он был обнаружен на ветвях дерева. В наказание и чтобы затруднить бегство, я велел ему к шее привязать палку, имеющую форму «шебба», шейного ярма, которое должно было предотвратить побег. Однако, несмотря на это препятствие, он сделал еще одну попытку к бегству. Полагая, что за ним не наблюдают, он пошел, поднявшись на ноги и опираясь на здоровую руку, вышел из ворот, часто при этом боязливо оглядываясь. Так как он шел медленно, его вернули, после чего я гневно накричал на него и побил его записной книжкой. На мгновение он казался сконфуженным, потом с визгом поднял руку на меня, но быстро отдернул ее назад и успокоился.