больше не было этого бесценного дара.
Моя поврежденная спина согнулась пополам.
Сросшиеся кости и восстановившиеся мышцы не забыли о наказании, которому подверглись.
Я с грохотом приземлилась на колени, склонившись на полу перед зеркалами, ставшими свидетелями моего провала.
И на пианино завибрировал мой отключенный телефон.
Звонок.
Звонок.
Звонок.
По моим щекам градом катились слезы, когда я принимала физическую боль наряду с эмоциональной. Я пришла сюда, чтобы еще больше себя измучить. Наслоить еще больше агонии. Возможно, это было не намеренно, но уже с удвоенной болью я подползла к пианино и схватила телефон.
Телефон перестал звонить; я прислонилась к зеркалам и тупо уставилась на экран.
Гил.
Я не могла ему перезвонить.
Не могла поговорить с Джастином.
Не могла обратиться к своим старым танцорам.
Не могла пойти домой и зализать свои раны.
Я могла лишь сидеть там и позволять своему разуму танцевать быстрее, чем когда-либо могло мое тело.
* * *
Я пробыла там до глубокой темноты.
Пока уборщицы не выкатили свои скрипучие ведра для швабр, не смыли пролитый пот и не прибрали помещения для завтрашних репетиций.
Час назад или около того мой желудок перестал жаловаться на голод, недовольный тем, что я игнорирую его требования. Сердце перестало горевать о моих растерянных талантах. Разум был измучен погоней за мыслями и теориями о Гиле.
Мой телефон почти разрядился от многочисленных поисков в Интернете и дополнительных запросах об убитых разрисованных девушках.
Я злоупотребила гостеприимством, и как бы мне ни хотелось остаться незамеченной, мои возможности резко сократились до одной.
Независимо от участия Гила, с ним я была в большей безопасности, чем с кем-либо другим.
Мне нужно было поспать, принять душ, поесть.
Мне нужны были ответы, чтобы я могла поцеловать и попрощаться с Гилом, если выяснится, что он не тот человек, или встать на его сторону, если все это окажется ужасным совпадением.
В любом случае, сегодня вечером я получу ответы.
Мастер обмана достаточно водил меня за нос.
Пришло время узнать правду.
Даже если это погубит… все.
Мой телефон снова зазвонил.
Но это оказался не очередной звонок от Гила, на экране высветилось имя Джастина и его сообщение.
Джастин Миллер: Твоя очередь исчезать, да? Ты можешь позвонить мне и сообщить, что с тобой все в порядке. Гил в бешенстве. Честно говоря, он меня немного пугает. Этим утром единственное, чего он хотел, это найти тебя, чтобы поговорить. Теперь он велел мне найти тебя и не подпускать к нему. Что, черт возьми, происходит, О? Ответь мне, и я приеду за тобой. Ты останешься у меня, пока мы с этим не разберемся.
Прежде чем я успела закрыть сообщение, он прислал еще одно.
Джастин Миллер: Я не знаю, где ты, но не ходи к Гилу одна. Я ему сейчас не доверяю.
Я вздохнула. Как и в старших классах, я металась между двумя парнями. Один был образцом хорошего поведения, предупредительных манер и добрых поступков. Другой — сводом предупреждений о неблагополучных семьях, беспросветной бедности и грязных секретах.
Я влюбилась не в того.
Я выбрала свой путь.
У меня больше не было выбора.
У меня никогда не было выбора.
Нажав ответить, я напечатала:
Олин Мосс: Я собираюсь повидаться с Гилом. Со мной все в порядке. Я поговорю с тобой позже.
Заблокировав телефон, я закинула сумку на плечо, бросила последний взгляд на студию, пережившую смерть моей мечты, и выскользнула в ночь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Олин
— Настоящее —
Склад, похоже, был не рад меня видеть.
Громоздкий кирпич и граффити не предвещали ничего хорошего.
Но, по крайней мере, когда я выключила хэтчбек Гила и открыла дверь, на подъездной дорожке не притаилось никакого черного фургона, и меня не попытались украсть никакие мерзкие похитители.
Я была угонщицей. Даже если бы я не захотела встречаться с Гилом, в какой-то момент мне все равно пришлось бы вернуть его машину.
Порыв пронизывающего ветра пронесся по длинной аллее складов.
Я задрожала от холода.
Обхватив себя руками, я изо всех сил старалась унять дрожь. У меня все еще болела спина после глупой попытки совершить грандиозный прыжок в воздухе, а на коленях остались синяки от того, что я на них приземлилась.
На моем телефоне было еще семь пропущенных звонков, и я приготовилась к реакции Гила, когда он, наконец, найдет меня на пороге своего дома.
«У тебя получится».
Я выпрямила спину.
«Спроси его строго, но вежливо».
Я сделала глубокий вдох.
«Не позволяй ему менять тему или спорить».
Мой взгляд упал на пешеходный проход. Дверь оставалась закрытой, но в щель между внутренним и внешним пространством скользнуло что-то белое.
Подойдя к граффити, я зашипела от своих новых синяков и наклонилась, чтобы забрать большой конверт.
Я нахмурилась, разглаживая пустой бланк без указанного на нем адреса.
Возможно, у Гила не было почтового ящика? Может, почтальон всегда доставлял корреспонденцию таким образом?
Выпрямившись, я подняла руку, чтобы постучать. Чтобы покончить с этим противостоянием. Но мой взгляд снова скользнул по конверту, и пальцы пробежались по невидимому содержимому.
Без адреса… чудно.
Незапечатанный… странно.
Плотный.
Гладкий.
Возможный ключ к… чему-то.
Нарушая закон и доверие Гила, я закинула сумочку на плечо и открыла отклеившийся конверт.
Затаив дыхание, я вытащила одинокий листок бумаги и фотографию.
У меня в легких тут же испарился весь кислород.
Кровь превратилась в мокрый снег, а сердце — в безжизненный камень, когда я прочитала ужасающую угрозу. Угрозу, адресованную художнику по телу, но предназначенную для его живого холста.
Мне.
Её.
Сегодня вечером.
Больше никаких оправданий.
Время выбирать.
Либо она, либо я навсегда лишу тебя твоей самой драгоценной любви.
Простые предложения были набраны жирным шрифтом и набраны жутким черным цветом. Приказ, а не просьба.
Я проглотила крик, уронив бумагу и сжав фотографию.
Мою фотографию.
На ней я выходила из офисного здания сегодня вечером, скрыв волосы под серым шарфом и удаляясь прочь быстрыми и крадущимися шагами.
Тревога и страх разбили в моих венах кристаллы льда, устремив огонь в сердце. Я больше не стояла, застыв, на крыльце Гила, а отшатнулась назад, пытаясь разгадать эту новую загадку.
Но дверь открылась.
Дверь открылась, и там стоял Гил.
И мы встретились глазами, полными вселенской тоски.
Его взгляд упал на фотографию в моих руках.
Гил побледнел.
На его лице отразилась мука.
Он почти что упал на одно колено.
Почти.
Объятый волной отчаяния и ужаса, Гил вцепился рукой в дверной