хотела к ней прикасаться. Покончив с этим делом, она прошептала:
– Это Келлан тебе подарил?
Анна отступила, и я кивнула, роняя слезы.
– В тот вечер, когда он уходил и нас застукали.
Я провела пальцами по серебряной безделушке, которая показалась одновременно
жгучей и прохладной.
– Кира, почему ты не хочешь с ним видеться? Он постоянно в «Пите» и все еще…
Замотав головой, я не дала ей закончить:
– Я сделаю ему только хуже. Он сам захотел этого пространства, чтобы дышать. –
Взглянув на Анну, я прерывисто выдохнула. – Я стараюсь хотя бы раз сделать так, чтобы
вышло лучше для него. К тому же я уверена, что у него уже кто-то есть.
Анна печально улыбнулась, поправляя мне волосы.
– Ну ты и дура, Кира, – заметила она тепло и тихо.
– Знаю, – отозвалась я с горестной улыбкой.
Она покачала головой и словно подавила подступившие чувства.
– Ладно, тогда почему ты никуда не ходишь с нами, девчонками? – Анна резво
подвигала бедрами. – Пошли танцевать.
Я вздохнула, припомнив последний раз, когда я была с Анной на танцах.
– Нет, это вряд ли. Я останусь здесь и буду лежать на диване.
Она изогнула губы и подалась к зеркалу, намереваясь накраситься.
– Классно… Что-то новенькое, – пробормотала она саркастически.
Я закатила глаза и пошла прочь.
– Развлекайся… И надень куртку.
– Обязательно, мамочка, – шаловливо крикнула Анна мне вслед: я уже шагала по
коридору к гостиной.
Шел дождь, и я смотрела, как косые потоки хлестали в окно и стекали подобно
слезам. Дождь всегда напоминал мне о Келлане, стоящем под струями, пропитывающемся
водой насквозь. Злом и обиженном, старающемся держаться подальше, чтобы не
наброситься на меня. Безумно влюбленном даже после того, как я променяла его на другого.
Я и представить не могла, что он переживал.
Как я могла его видеть после всего, что сделала с ним? Но сердце ныло. Я устала от
одиночества. Изнемогла от попыток заниматься чем угодно, только бы он не прокрадывался
мне в голову, – но он все равно туда пролезал. И больше всего я устала оттого, что в памяти
сохранился лишь его расплывчатый образ. Больше, чем чего бы то ни было, я хотела узреть
его перед собой – четко, ясно и без изъянов.
Не подумав, я села в его кресло. Я никогда этого не делала. Мне было слишком тяжко
сидеть на вещи, принадлежавшей Келлану. Утонув в подушках, я откинула голову.
Представила, что упокоилась у него на груди, и чуть улыбнулась. Дотронулась до пропавшей
без вести, но объявившейся цепочки и смежила веки. Так мне было лучше видно его. Я
почти ощущала его запах.
Зарывшись лицом в обивку, я вздрогнула, осознав, что запах и вправду есть.
Сграбастав подушку, я поднесла ее ближе. Она издавала не головокружительный аромат его
кожи, но слабый запах, которым пропитался весь его дом. Он показался мне роднее, чем все
запахи детства, окружившие меня в гостях у родителей.
Келлан был моим домом… И я отчаянно по нему тосковала.
Анна вышла из ванной в тот самый момент, когда я нюхала кресло. Чувствуя себя
глупо, я уронила руки на колени и снова уставилась в окно.
– Кира, с тобой все хорошо? – негромко спросила она.
– Все будет в порядке, Анна.
Она закусила безупречно накрашенную губу, как будто хотела что-то сказать. Затем
встряхнула головой и спросила:
– Раз уж ты остаешься, то можно мне взять машину?
– Можно… Поезжай.
Такое случалось часто, когда машина была не нужна мне: я пользовалась ею лишь для
поездок в университет и на работу.
Анна со вздохом приблизилась и поцеловала меня в макушку.
– Не кисни весь вечер.
– Обязательно, мамочка, – тепло улыбнулась я.
Анна чарующе рассмеялась и сгребла с кухонной стойки ключи. Наскоро пожелав мне
спокойной ночи, она ушла. Куртку так и не взяла. Качая головой ей вслед, я погладила
обивку кресла и задумалась, что делать дальше.
Позвонить Денни? Разница между Сиэтлом и Брисбеном составляла семнадцать часов
– у него был самый разгар субботнего дня. Наверное, он ответит, но мне не хотелось с ним
разговаривать. У меня не было никаких заскоков на эту тему, мы часто беседовали и
добрались до стадии «бывших, оставшихся друзьями». Нет, я колебалась из-за того, что в
прошлом месяце он сообщил о каком-то наметившемся свидании. Сначала мне стало больно,
потом я удивилась тому, что он поделился со мной столь личным делом, но в итоге
предпочла порадоваться. У него должна быть девушка. Он должен быть счастлив. Он был
слишком хорош для иного.
В последующих звонках Денни лаконично отчитывался о своей подруге и на прошлой
неделе все еще был с ней, дела у них шли неплохо. Я понимала, что это здорово, и какая-то
часть меня переживала за него, но нынче вечером мне было особенно одиноко, и я не хотела,
чтобы его счастливый голос напоминал мне о моей собственной печали. Да и незачем ему
трепаться по выходным с бывшей, коль скоро он с кем-то встречается. Наверно, в эту
секунду он с ней и был – бултыхался в океане или нежился на пляже. На миг я прикинула:
может быть, они целуются прямо сейчас? Потом задумалась, спят ли они вместе. Под
ложечкой заныло, и я приказала себе не думать об этом. Какая разница, пусть даже и так –
мы предоставили друг другу полную свободу. Это, конечно, не делало картину приятнее.
В итоге я свернулась калачиком в кресле Келлана, укрылась одеялом и стала смотреть
грустный фильм: герой умирал, и все скорбели, но пытались наполнить его жертву смыслом.
Я распустила нюни еще задолго до самой сцены его гибели.
Когда неожиданно распахнулась дверь, мои глаза были красны и полны слез, а из носа
капало, как из крана. Я встревоженно обернулась и озадаченно нахмурилась при виде
сестры.
– Анна… Что-то случилось?
Она устремилась ко мне и молча выдернула меня из кресла.
– Анна! Что ты…
Слова застряли в горле, когда она втолкнула меня в ванную – умыла, чуть подвела
губы помадой и расчесала волосы. Все это время я сыпала вопросами и норовила ее
придержать. Однако справиться с Анной было не так-то легко: она привела меня в порядок и
поволокла к выходу прежде, чем я хоть сколько-то разобралась в происходившем.
Когда она распахнула дверь, я смекнула, что меня похищают. Пролепетав «нет», я
вцепилась в косяк. Анна вздохнула, а я раздраженно оглянулась на нее. Она подалась ко мне
и крайне настойчиво проговорила:
– Ты должна кое-что увидеть.
Это настолько сбило меня с толку, что я уронила руки. Анна воспользовалась
моментом и выставила меня за порог. Она поволокла меня к «хонде» Денни, пока я дулась и
протестовала. Мне не хотелось идти с ней на танцы. Я предпочитала вернуться в пещеру
неизбывной скорби и досмотреть грустный фильм. По крайней мере, по сравнению с ним
моя жизнь выглядела безоблачной.
Анна усадила меня в машину и строго-настрого запретила выходить. Я вздохнула и
откинулась на знакомом сиденье, отчасти желая, чтобы автомобиль хранил память о Денни,
отчасти же радуясь, что все его следы истерлись. Теперь здесь в беспорядке поселились
помада, пустые коробки из-под обуви и запасной комплект униформы «Хутерс».
Я скрестила руки на груди и насупилась, сестра села за руль, и мы тронулись с места.
Она не свернула ни на одну трассу, ведшую к Пайонир-сквер, где находилось большинство
клубов, и я начала задаваться вопросом, куда же мы едем. Когда мы вырулили на до боли
знакомую дорогу, я запаниковала. Теперь я поняла, куда меня повезли в этот пятничный
вечер.
– Анна, нет… Пожалуйста. Я не хочу туда. Я не могу его ни видеть, ни слышать.
Вцепившись ей в руку, я попыталась вывернуть руль, но она без труда стряхнула
меня.
– Успокойся, Кира. Не забывай: теперь за тебя думаю я, и тебе надо кое на что
взглянуть. На то, что я уже давно должна была тебе показать. Такое, что даже я надеюсь
когда-нибудь… – Ее голос пресекся, и она чуть ли не с тоской уставилась на дорогу.
Взгляд у Анны был до того странный, что я позабыла о протестах. Они стали заново
распирать грудь, когда мы въехали на парковку «Пита». Анна выключила двигатель, и я
уставилась на знакомый «шевелл». Сердце тяжело стучало.
– Я боюсь, – прошептала я в тишине салона.
– Кира, я же с тобой, – сжала мне руку Анна.
Взглянув на ее прекрасное лицо, исполненное любви, я улыбнулась, кивнула и резко
распахнула дверцу. Анна почти мгновенно вновь очутилась с моей стороны и вскоре, крепко
держа меня за руку, вошла со мной в гостеприимные двойные двери.