— Но ведь дверь, ведущую из кухни в те комнаты, заперли, — возразил Найджел.
— Правда, я совсем забыла; они, без сомнения, знали что делали. Но потайной ход из вашей комнаты открыт, вы можете пройти через него.
Лорд Гленварлох взял ключ, и когда он зажег лампу, чтобы освещать себе путь, Марта прочла на его лице некоторое неудовольствие.
— Вы боитесь? — спросила она. — Бояться нечего, убийца и его жертва оба спят вечным сном. Смелее, я пойду с вами, а то вы не сумеете открыть секретный замок, да и принести сундук вам одному будет не под силу.
— Нет, нет, я не боюсь, — ответил смущенный Найджел, стыдясь того, что она сочла малодушием минутное колебание, проистекавшее из отвращения к жестокому зрелищу — отвращения, так часто испытываемого теми утонченными натурами, которым менее всего свойствен страх перед настоящей опасностью. — Я исполню ваше поручение. Но вам не следует туда ходить, вы не сможете…
— Я могу и пойду, — ответила она. — Я уже успокоилась. Смотрите сами. — С этими словами она взяла со стола неоконченное шитье и уверенно продела шелковую нитку в ушко тонкой иголки. — Могла ли б я это сделать, — сказала она с улыбкой, еще более страшной, нежели ее прежний, застывший в отчаянии взор, — не будь тверды мое сердце и рука?
Она быстро стала подниматься по лестнице впереди Найджела в его комнату и продолжала с той же поспешностью идти по потайному ходу, как будто боялась, что решимость ей изменит, прежде чем она доведет до конца задуманное. Перед входом в роковую комнату она помедлила несколько мгновений, а затем быстро прошла через нее в спальню; лорд Гленварлох не отставал ни на шаг; чувство сострадания к той, что пережила ужасную трагедию, заставило его позабыть о своем нежелании вновь увидеть место кровавой расправы.
Прежде всего Марта откинула полог над кроватью. Простыни и одеяло были сбиты и отброшены в сторону, вероятно тогда, когда старик вскочил с постели, чтобы помещать грабителям влезть в соседнюю комнату. На твердом матрасе едва была заметна впадина, в которой раньше покоилось хилое тело старого скряги. Дочь его опустилась на колени возле кровати, сложила руки и вознесла к небу краткую, но трогательную молитву, прося, чтобы небеса дали ей поддержку в ее скорби и помогли отомстить убийцам, лишившим ее отца. Еще более краткой была произнесенная шепотом молитва, где она вручала душу убитого богу и просила о прощении его грехов во имя страстей Христовых.
Отдав долг благочестия, Марта сделала знак Найджелу, чтобы тот помог ей; они сдвинули с места тяжелую кровать и увидели медную дощечку, о которой говорила Марта. Марта нажала пружину, дощечка отскочила, и под ней обнаружились замочная скважина и большое железное кольцо, за которое они подняли крышку; под ней скрывался ларец, такой тяжелый, что и в самом деле Найджел, человек на редкость сильный, едва ли вытащил бы его один. Снова приведя все в порядок, Найджел и его спутница, помогавшая ему по мере своих сил, подняли ларец и с трудом перенесли его в соседнюю комнату, где лежал его несчастный владелец, нечувствительный к тем звукам и событиям, которые, несомненно, нарушили бы его покой, если бы хоть что-нибудь на свете могло пробудить его от последнего, вечного сна. Несчастйая дочь приблизилась к телу и даже имела мужество откинуть простыню, которой оно было прикрыто. Она положила свою руку отцу на сердце, но оно не билось; она поднесла к его губам перо, но оно не шевельнулось; после этого с глубоким почтением она поцеловала вздувшиеся жилы на бледном лбу и высохшую руку.
— Хотела б я, чтоб ты услышал меня, отец, — сказала она, — чтоб ты услышал мою клятву: если я и спасаю сейчас то, что было для тебя дороже всего на свете, то делаю это лишь затем, чтобы отомстить с его помощью за твою смерть.
Она прикрыла мертвого и, не уронив ни одной слезы, не испустив даже вздоха, молча подошла к Найджелу, и общими усилиями они дотащили сундук до спальни молодого лорда.
— Он должен сойти за часть вашего имущества, — сказала Марта. — Я буду готова к приходу лодочника.
Она ушла. Лорд Гленварлох, видя, что час отъезда приближается, оторвал кусок старой драпировки, обмотал ею сундук и завязал веревкой, дабы своеобразие его формы и железные полосы, которыми он был окован вдоль и поперек, не навели на мысль о содержащихся в нем ценностях. Приняв эту меру предосторожности, Найджел сменил презренный маскарадный костюм, надетый им перед тем, как войти в Уайтфрайерс, на одежду, приличествующую его званию, после чего бросился на кровать, но, как ни был он утомлен происшествиями ночи, заснуть не смог и стал ждать сигнала лодочника.
Глава XXVI
Будь благосклонна, милая река,
Прими нас! Мы твой слух не оскорбим
Разгульным хохотом; не потревожим
Ни визгом флейт, ни барабанным боем
Твоих объятых дремой берегов;
Мы проскользнем по глади вод твоих
Бесшумно, словно ветер.
«Двойная свадьба»
Сквозь густой туман, окутывавший Уайтфрайерс, начал пробиваться сероватый, или, скорее, серовато-желтый, свет, когда тихий стук в дверь дома несчастного ростовщика дал знать лорду Гленварлоху о приходе лодочника. Он поспешил к дверям и увидел там того человека, с которым сговаривался ночью, явившегося со своим товарищем.
— Скорей, скорей, мейстер, пора сниматься с якоря, — нетерпеливо сказал один из лодочников хриплым шепотом, — время и отлив никого не ждут.
— Меня им не придется ждать, — ответил лорд Гленварлох, — мне только надо захватить с собой кое-какие вещи.
— Поверишь ли, Джек, ежели кто нынче нанимает двухвесельную лодку, то так и знай, что он нагрузит ее, как фургон, запряженный шестеркой лошадей. Когда им не надо перевозить целого дома, они заказывают ялик, чтоб им пусто было. Пошли, пошли, где там ваши пожитки?
Когда одного из лодочников навьючили чемоданом с вещами лорда Гленварлоха, что, по его мнению, было более чем достаточно, он лениво потащился со своей ношей к Темплской пристани. Товарищ его, который был, по-видимому, главным, попробовал поднять сундук, где находилось богатство скряги, но тут же уронил его на землю и, грубо выругавшись, заявил, что не подряжался нести на себе собор святого Павла. Подошедшая к ним дочь Трапбуа, закутанная в длинный черный плащ с капюшоном, воскликнула, обращаясь к лорду Гленварлоху:
— Пусть оставят, коли хотят, пусть все оставят — лишь бы нам бежать из этого ужасного места!
Мы уже упоминали, что Найджел был чрезвычайно силен; теперь, движимый чувством сострадания и негодования, он проявил свою необычайную физическую силу: подняв тяжелый сундук за веревку, которой он его ночью обвязал, и взвалив его себе на спину, он решительно двинулся вперед, неся тяжесть, какая пригнула бы к земле по крайней мере трех изнеженных молодых людей нашего вырождающегося века. Изумленный лодочник последовал за ним, твердя: «Эй, мейстер, дайте я подхвачу другой конец», и изъявляя желание поддержать сундук сзади, на что Найджел через несколько минут охотно согласился. Силы его почти иссякли к тому времени, когда он добрался до лодки, которая ждала, согласно уговору, у Темплской пристани; Найджел свалил сундук в лодку, и под его тяжестью нос ее осел так низко, что она едва не перевернулась.