В главном зале стены в коврах, красиво висели мечи, топоры, палицы и рыцарские щиты, а посреди зала вокруг двух столов стояли дубовые лавки из половинок расколотого дуба. Олег кивнул Томасу, молча поясняя, что здесь приняли меры против скандалистов, что в разгар выпивки могут ухватить лавку и, размахивая ею, сокрушать гуляк.
Оба стола были из толстых мраморных плит, покоились на квадратных серых глыбах камня. В зале с двух сторон под стенами полыхали камины, хорошо пахло ароматным дымом, горелой шерстью. Пол был из огромных глыб, как и стены угрюмого замка, щели замазаны серой глиной. Впрочем, тяжелые глыбы были подогнаны так плотно, что в щели между ними не пролез бы даже муравей.
Томас сел за стол, заявил надменно в пространство:
— Хозяин!.. Быстро, кривоногие! Всех перепор-р-р-рю!
В дверь, через которую только что вошли, заглядывали рогатые головы в шлемах и без. При грозном реве Томаса исчезли, начали появляться снова не сразу и не все. Олег бродил вдоль стен, рассматривал оружие. Сердце стучало гулко, грозя насмерть разбиться о реберную клетку. Когда приближался к дверям, там пустело, по ступеням часто стучало, словно рассыпали горох, и горошины катились до самого подвала.
От дальней двери донеслось тяжелое звяканье. Появился высокий человек, настолько закованный в железные доспехи и похожий на металлическую статую, что Олег невольно повернул голову, проверяя, на месте ли Томас. Томас, весь в лохмотьях и с голыми руками и ногами, скривился в понимающей усмешке. Блестящее железо закрывало рыцаря с головы до пят, но забрало поднято, открывая узкое обветренное лицо, красное, немилосердно обожженное южным солнцем. Глаза его были серыми, цвета древесной коры. Когда он шагнул в зал, за плечами появились воины, в руках блеснули мечи и тяжелые топоры.
Один из воинов держал ярко пылающий факел, но лицо рыцаря оставалось в тени.
— Кто такие? — прорычал рыцарь.
Ладонь лежала на рукояти огромного меча. Голос был похожим на львиный рык, и сколько Олег не вслушивался, не уловил растерянности или страха, которые часто прячутся под мощным ревом, только удивление и любопытство. Он промолчал, собираясь с мыслями, а Томас покосился на калику, ответил нарочито смиренно, передразнивая друга даже в интонациях:
— Мы... смиренные паломники... Идем от Гроба Господня в Русь. Живем аки птахи небесные: ходим по дорогам да кизяки клюем... Исчо хвалу Пресвятой Деве поем... Вериги носим...
Он поднял руки, демонстрируя стальные браслеты, растершие мясо до кости. Обрывки цепи звякнули.
Рыцарь неспешным шагом приблизился к столу, где сидел Томас. Доспехи звенели при каждом шаге, заставляя Томаса ревниво дергаться. Воины вошли следом, но рассредоточились под стенами, у каждого второго блистали копья с широкими сарацинскими наконечниками. Рыцарь остановился в двух шагах от Томаса, всмотрелся:
— Смиренные паломники?.. С каких пор сэр Томас Мальтон из Гисленда, что на берегу Дона, стал смиренным странником?.. Раньше даже спать ложился не с девкой, а с мечом!
Томас вздрогнул, но не поднялся, ответил медленным контролируемым голосом:
— Как видишь, сэр Бурлан, я без меча.
Рыцарь произнес неприятным голосом, где просвечивается издевка:
— И без девки. Правда, с другом паломником... гм... кто лихорадку здесь подцепит, кто гадкие привычки... Меч потерял?
Томас вспыхнул, кровь мгновенно прилила к щекам, но с явным усилием заставил себя расслабить плечи, ответил ровным голосом:
— С помощью Пресвятой Девы мы добиваемся своего и без мечей. Народец вокруг подлый, а свой благородный меч я обнажаю для благородных противников. Например, похитителю Святого Грааля уже пришла смерть от моей голой руки... Нет, я побил его как собаку — камнем. А теперь я пришел за Святым Граалем!
Глаза Бурлана были цвета воды, что течет через речные валуны. Веки почти сомкнулись, так хищно сузились глаза:
— Если ты без доспехов, аки птаха без перьев... а по-нашему, по-рыцарски, вроде ощипанной вороны, то и честь тебе будет оказана как странствующему бродяге. А не угодишь, разопнем на воротах!
Воины задвигались, переглянулись, начали приближаться осторожными короткими шажками. Острия копий смотрели Томасу в грудь. Он не нашелся, что ответить сразу, а Олег от стены спросил невинно:
— На старых воротах, аль на новых?
Бурлан смотрел непонимающе. К нему подскочил воин, угодливо зашептал на ухо. Бурлан вздрогнул, быстро шагнул к окну. Несколько мгновений смотрел, не веря глазам своим, вдруг побледнел, пальцы обеих рук впились в подоконник. Со двора все еще доносились слабые вопли, крики, лязг железа.
— Что с воротами? — потребовал Бурлан сдавленно.
— Прогнили, — ответил Олег небрежно. — Дунул-плюнул, вот и рассыпались. Распинать придется на новых! Ежели соорудить, конечно, времена трудные...
Томас нетерпеливо похлопал ладонью по столу:
— Сэр Бурлан! Я требую вернуть украденную у меня чашу. Немедленно!
Воины вдоль стен переглядывались, Бурлан отвернулся от окна, проговорил все еще сдавленным голосом, словно невидимая рука держала за горло:
— Чашу мне оставили на сохранение. Я не знаю, почему такой переполох из-за нее, у меня, например, сундуки полны серебряными и золотыми кубками, а это простая медная. Но просил подержать у себя знатный человек, так что я просьбу исполню.
— Где чаша? — потребовал Томас.
Бурлан оглянулся на воинов, они сгрудились, загораживая дверь. Бурлан нехорошо улыбнулся, сказал громче:
— Прямо за этой стеной. Стоит на полке возле светильника. Сумеешь взять? Возьми.
Воины покрепче сжали мечи, глядя на двух безоружных странников из-под надвинутых до бровей шлемов. За спинами виднелись наконечники копий, торчали шишаки шлемов. Томас начал подниматься, покраснел от гнева. Олег быстро сказал:
— Ваше священство, я рангом пониже... Сейчас принесу!
Он как стоял возле стены, на которую указал Бурлан, так и ткнулся в нее. Раздался треск, по стене пробежали глубокие трещины, огромные глыбы с грохотом вывалились. Олег шагнул за ними вслед, оставил в зияющем проломе облако пыли. Томас дернулся, но заставил себя оставаться за столом, напустил скучающий вид. Бурлан побелел как снег, челюсть отвисла, а глаза выпучились и застыли. Два воина выронили копья и с воплями унеслись.
Из пролома слышались крики, лязг, затем в красном свете камина возникла сгорбленная фигура. Олег отшвырнул пинком глыбу камня, размером с голову быка, чихнул, подняв облачко пыли. К груди он прижимал медную чашу, закрывая бережно ладонью от падающих в проломе камешков. Со смиренным поклоном поставил перед Томасом, еще раз поклонился: