я мошка на хоботе слона. Аллемани только ждут своего начальника — генерала, чтобы этого непрошеного русского…
В полную противоположность своим смелым, даже наглым словам, он с явным страхом поглядывал на угрожающе высившуюся громаду своего величественного гостя. С мощными, похожими на карагачевые, прочнейшие ветви, руками и ногами, с густейшими черными, несмотря на немолодые годы, бровями над зловеще горящими в глубоких провалах глазами, со своей знаменитой устрашающей бородой пророка Сахиб Джелял действовал на маленького вертлявого Али Алескера, словно волк на толстопузенького суслика. И не потому, что гость был громаден телом, а потому, что он весь излучал удивительную духовную силу, силу ума.
— Все прыгнули — прыгнула и черепаха! Густой, жирный слой копоти покрыл твои мозги, хозяин, — сказал Аббас Кули.
Лицо Али Алескера перекосилось. Контрабандист заговорил смело, слишком смело. Контрабандист ощутил силу. Если Аббас Кули отказывает ему, могущественному хорасанскому владетелю и вельможе, даже во внешних знаках уважения, дела плохи, очень плохи. Аббас Кули очень давно связан с Али Алескером, многие годы. Али Алескер фактически хозяин Аббаса Кули и его шайки. Никогда Аббас Кули не унижался до подхалимства и угодничества, но чтобы разговаривать таким тоном!
— Вы струсили, хозяин. Вы до сих пор заставляли нас ползать, раздирая острыми камнями брюхо… скакать верхом, стрелять в советских пограничников, а сами плели свою паутину и насасывались кровью. И теперь, хозяин, вы похожи на джинна, вставшего без савана из могилы. Посмотрите на себя, не терзает ли вас злой дух, не тянет ли он вас самого в могилу. Хэ, вот скажет слово господин Сахиб Джелял, и… палец у нас не дрогнет нажать на спуск… — И, повертев указательным пальцем перед лицом помещика, он приставил его к среднему, засунул в рот.
Тишину разрезал протяжный, глухой свист. Тотчас же в открытых дверях и распахнутом венецианском окне появились барашковые шапки, заблестели в желтом лунном свете дула ружей, послышалось шарканье многих постолов — мягких сапожков. Али Алескер смог только выдавить из груди:
— Откуда столько?
— Борода есть и у козла, — усмехнулся Аббас Кули, — усы есть и у кошки. Но вы никогда не спрашивали, хозяин, сколько людей ишачит на вас, сколько подставляет свою башку под пули ради того, чтобы краны и туманы звенели в вашей суме, хозяин. Но дни идут, и время удовольствий проходит, подобно ветерку. Весь астан — крестьяне, и пастухи, и кочевники-джемшиды, и бербери, и туркмены гнули перед Али Алескером спины. А Али Алескер лежал сытым волом, развлекаясь праздной болтовней и наращивая жир. Пришло время поговорить.
— Ничего, вернется генерал — посмотрим, — зашипел хозяин. — Покажет фон Клюгге вам сытого вола. Заскрежещете зубами — посыпятся осколки… а от скрежета зубовного сытыми не будете. А винтовки и угрозы что? У немцев тоже винтовки. У немцев пулеметы. Вы пойдете на пулеметы? Никогда не поверю. Превратите светлый день жизни в черную ночь могилы? Нет.
— Довольно, — поднялся Сахиб Джелял. — Когда мерещится выгода, человек делает себя ее рабом. Господин Али Алескер, мы гости, вы хозяин. Изведавший сладость гостеприимства обязан вечной благодарностью хозяину дома, но не другим гостям. — Он повернулся, огромный, спокойный, к Аббасу Кули: — Чтоб ничего не случилось с хозяином! Я знаю ваших кочакчей — они хорошие люди, но бандиты. И правил вежливости не соблюдают. Оградите от них хозяина и женщин этого дома. Ну, а самое главное: генерал не должен вернуться в Баге Багу. Пошлите людей на дорогу. Я не желаю, чтобы кровь снова пролилась здесь.
Луна побледнела в лучах восхода. Отблески рассвета озарили Бархатную гостиную.
Набросив на себя несколько одеял, лежал лицом к потолку хозяин Баге Багу господин Али Алескер. Его знобило. В сентябре в пустыне Дэшт-и-Лутт уже прохладно по ночам. Тяжелые туманы ползут с речки Кешефруд. Али Алескера знобило бы еще больше, если б он мог окинуть взглядом окружающую парк степь.
Вместе с кешефрудским, желтоватым, тяжелым туманом ползли к ограде тени, много теней.
А хозяин Баге Багу корчился под одеялами. Губы его шевелились:
— Базар мой разграблен. Доходы мои пропали… Но вы, хитрецы, еще пожалеете, что родились на свет.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Приходит мысль, что он — «топор судьбы».
Абдул Фатх
Среди хитрых замыслов старика и его тонких расчетов нет и намека на мысль о могиле и смерти.
Тангрибарды
Жутковато было последние дни в Баге Багу, а тут ужас заполз в души.
Распространился слух: оберштандартенфюрер господин генерал фон Клюгге убит в двух фарсахах от Серахса. Убит в степи напавшими на него кочевниками. Спутники фон Клюгге и шофер изрублены саблями. Автомобиль сгорел.
В бархатных с золотым шитьем шлепанцах, в белых исподних бежал по террасе Али Алескер. Из его горла вырывались взвизги: «О Хусейн! Моя новая машина! Ва, Хусейн, мой „роллс-ройс“! Пятьдесят тысяч долларов! Ай-я-яй!»
Али Алескер впал в истерику, но не из-за гибели генерала, а из-за того, что пропала новенькая, такая дорогая машина.
Из парка по мраморным ступеням поднималась с букетом поздних роз, сама похожая на дивную розу, леди Сахиб Джелял. Вопли хозяина ничуть не обеспокоили ее. Она лишь приподняла брови. Речь шла об убийстве, а молодая женщина все улыбалась по привычке.
На верхней ступени она столкнулась с Мансуровым. Он поклонился:
— Вы божественны. Обманувшись вашим внешним спокойствием, все примут вас за ангела.
— Комплимент? О, я отвечу на комплимент комплиментом. — В глазах ее проглядывало лукавство. — Знаете, я представляла вас несколько иным. От долгих странствий под солнцем Азии вы не утратили того, что доставляет наслаждение нам — женщинам. Мой Сахиб Джелял рассказывал о вас столько удивительного. И говорил еще, что здесь ваша прелестная жена. Когда вы познакомите нас с нею?
— Обстановка очень тревожная, а вы прогуливаетесь по парку, словно где-нибудь в Оксфорде. Здесь стреляют, и вам сейчас хорошо бы укрыться на женской половине…
Заговорил Мансуров так сухо и резко, потому что увидел — вдали у ворот сгрудились всадники в больших папахах. В конце террасы возникли фигуры фашистов-офицеров. К ним ринулся, размахивая руками, Али Алескер.
Парк загудел, забурлил. Все в Баге Багу напряглось, насторожилось.
А леди Гвендолен продолжала иронически кривить губы:
— Мы — слабые женщины — правим миром. И без вмешательства женщин события принимают совсем не тот оборот. Не правда ли?
Она шагнула к спешившему по лестнице крайне взволнованному Сахибу Джелялу. Но даже и сейчас ему не изменила выдержка. Он не сделал замечания жене, а лишь нежно, но решительно взял ее под руку и