Читать интересную книгу История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас ГУДАВИЧЮС

В начале XVI в. в Литве, пусть и на самом низком уровне, был внедрен процесс преподавания по образцу европейских школ, приучающих человека думать. Аристократической молодежи требовались и научные знания. Александр II собственноручной подписью начал визировать латинские акты, Сигизмунд II – и русинские. Краковский университет не удовлетворял запросы всех, кто стремился к знаниям. В первой половине XVI в. литовцы уже учились в Праге, а кто побогаче – посещал университеты Германии и Италии. В 1495 г. Иоанн из Вильнюса стал доктором права в Болонье. Страна уже располагала людьми, знавшими латынь и освоившими делопроизводство. Образовалась культурная элита. /463/

д. Начало утраты общественных

позиций литовским языком

В XIII–XIV в. с появлением государственности и сопутствующих ей понятий, относящихся к административной и военной организации, возникли различия между языком народа и социальной элиты, поэтому потребовались грамматические формы, точнее отражающие связь явлений. В XVI в. этот процесс стал еще более интенсивным. Активное взаимодействие с русинским, а особенно польским, языками привело к появлению заимствований и неологических калек. Из городов распространялась ремесленная терминология. В некоторых случаях литовский язык неплохо использовал это влияние и творчески обогащался (напр., термин «baltupnikas» (белильщик) в кожевенном деле – от немецкого «der Weißgerber»). Лексика христианского культа была усвоена еще по инерции русинского воздействия (слова «krikptas» (крещение), «bažnyuia» (церковь), «kaledos» (рождество), «velykos» (пасха) – от поляков, но через русин). Литовский язык менялся подобно другим национальным языкам Центральной Европы – утрачивая изначальную чистоту, но при этом обогащаясь, обретая новые средства выразительности. Совершался, особенно в языке элиты, слом, связанный с абстрагированием.

Новшества проникали в литовский язык через суды, ремёсла, торговлю, военную службу и христианский культ. Последний особенно воздействовал на сферу абстракций. Редкая и медленно густеющая сеть приходов не позволяла быстро и широко проявиться влиянию культа. Латинские молебны людям были непонятны, воспринимались как зрелище и не побуждали к размышлению. Поэтому наиболее впечатляли проповеди и, как показывает достаточно обильно представленная гомилетика, они действительно произносились. Однако число говорящих по-литовски священнослужителей росло медленно, ибо медленно прибавлялось количество школ. Намерения таких епископов, как Матфей, который отказывался рукополагать в священники тех, кто не знал литовского языка, были трудно осуществимы, поскольку подготовленных людей (литовцев и нелитовцев) постоянно не хватало. Сложилась практика назначения настоятелями более квалифицированных поляков, а викариями – едва обученных литовцев. Эта практика создала механизм привлечения в Литву польских духовных лиц (через родственников и знакомых). С другой стороны, все-таки вошло в практику чтение проповедей на литовском /464/ языке. Распоряжения на этот счет последовали уже в начале XVI в. Первой реальной мерой было разрешение Вильнюсскому епископу Альберту Табору назначать священников в определенное число храмов, патронируемых великим князем, но с условием, что там будут произноситься литовские проповеди. Бытовая передача строгих догматических канонов в ходе проповеди не возбранялась, поэтому возникли условия для развития литовского языка. В отношении катехизации и святых таинств требования к практическому применению литовского языка были несколько жестче, особое внимание уделялось формальному повторению догм, а не их восприятию верующими. В постановлениях Вильнюсского епископального синода повторялись требования об употреблении латинских формулировок, из страха перед неверно примененным литовским словом, часто – неологизмом. В постановлениях упоминается и польский язык, а это указывает, что польские священники, обнаружив аудиторию, понимавшую по-русински, не затрудняли себя изучением литовского языка. Популярная польская песнь «Bogurodzica» по-польски и в русинском варианте зафиксирована рукописями, появившимися в Литве в первой трети XVI в. Церковная литургия, открывая перед литовским языком новую область развития, вместе с тем заполняла эту область польским языком.

Подобное положение складывалось в канцеляриях, судах и школах. Сравнительно быстро и широко внедрить письменность было возможно лишь с привлечением довольно большого числа нелитовских писцов и учителей. Постижение грамоты было изучением русинского и польского (при обучении на латыни) языков. По латыни только читали и писали, а по-русински еще и разговаривали. Русинский или польский язык делался языком мышления, средством изучения латыни. Не инородцы, которых было немного, приспосабливались к своей аудитории, а немногим более многочисленные литовцы – к сравнительно грамотным учителям: русинам и полякам. Немцы, чехи и поляки учились писать на своих языках целые столетия, веками превращали их в орудие мышления, наряду с мертвой латынью. Письменность в те века усваивалась небольшими дозами, которые со временем понемногу увеличивались. Литовцам пришлось всего за несколько десятилетий усвоить огромный объем письменности. Когда же она была усвоена, оказался освоен и усовершенствован (с опорой на польский) русинский язык, но такое усовершенствование и приспосабливание почти не коснулось литовского языка. В начале XVI в. всё это уже обрело значительную инерцию, и отрыв литовского языка от достигнутого уровня требований стал очевиден. Это не просто мешало ему стать письменным языком, но и замедляло процесс формиро- /465/ вания его более обширных интердиалектов. В начале XVI в. литовский язык по большей части оставался на положении слаборазвитых наречий. Поскольку литовский язык не успел дорасти до уровня, необходимого для поглощения обильной и многообразной письменной продукции, и не сумел включиться в процесс создания такой продукции, – началось его вытеснение из административных, общественных и церковных инстанций. Прежде всего это совершалось при великокняжеском дворе. Прибывшего в Литву тринадцатилетнего Казимира паны-советники тут же обучили литовскому языку и местным обычаям. Однако вскоре Казимир перебрался в Польшу. В конце XV в. в великокняжеском кругу еще говорили по-литовски, однако не реже слышался польский или русинский язык. Своих детей Казимир I литовскому не научил. Даже будучи только великим князем Литовским (1492–1501 г.), Александр II обошелся без литовского языка. Из великокняжеского дворца польский и русинский языки распространялись по дворянским имениям. Русинский язык торил себе дорогу как письменный язык и средство общения большинства жителей. Творчески претворяя его, литовская социальная – и отчасти интеллектуальная – элита стала считать русинский язык своим. Кроме того, он всё более становился мостом к овладению польским языком, о чьем престиже пеклись монарший двор и Церковь. Небогатая польская письменность (в основном – акты) появилась в Литве лишь в конце первой четверти XVI в. Она росла медленно по сравнению с активно распространявшейся латынью и достаточно прочно утвердившейся русинской письменной традицией. Но, поскольку знать говорила на польском, этот язык был наиболее привлекателен. Им было несложно овладеть, зная русинский язык, кроме того, на письме его представлял куда более престижный латинский алфавит. Среди самых ранних из достигших Литвы инкунабул, кроме латинских, обнаруживаются и несколько чешских: славянская лектура пользовалась спросом. В первой половине XVI в. /466/ в Литве появились, пусть немногочисленные, польские палеотипы, и польский язык приобрел еще одну надежную опору. Конечно, всё это только ослабляло позиции литовского языка. Русинский язык получал всё большее распространение, его почти не приходилось переводить. Употребление русинской грамоты приводило к тому, что и говорить становилось проще не по-литовски. В конце первой трети XVI в. литовский язык отступил и из панских усадеб.

Невзирая на эти сложности, функциональное развитие литовского языка не было только лишь деградацией. Воздействие новых культурных ценностей испытал и он. Отдельные литовские термины укоренились в русинском канцелярском и даже литературном языке. Как и в польском, в литовском языке появились фамилии (произведенные от отчеств, прозвищ и обжитых местностей). В XV в. фамилиями обзавелись паны; в первой половине XVI в. фамилии распространились в среде дворянской и мещанской верхушки. Важнейшим результатом было возникновение литовской религиозной письменности. Историческая традиция приписывает Ягайло перевод на литовский язык молитвы «Отче наш» (следует понимать – заботу о переводе). Старейший из известных (начала XVI в.) текст литовского «Отче наш» неопровержимо свидетельствует, что перевод делался не с латыни, но с польского. В настоящее время известно несколько латинских палеотипов первой трети XVI в. с литовскими приписками от руки (молитвы и глоссы). Подобные книги постоянно должны были находиться под рукой, так что в литургии литовские тексты применялись. Литовские молитвы начала XVI в. отличаются от напечатанных в середине XVI в., и это – отражение прогресса в подготовке литовских текстов. Христианство распространялось не только с помощью польского языка, расширялась и литовская литургия. Дворянство в первой половине XVI в. разговаривало на литовском. К литовской литургии не были безразличны и польскоговорящие вельможи, а также высшие духовные лица. Альберт Гаштольд хотел даже изгнать бернардинцев, не знавших по-литовски. В канцеляриях, помимо русинского и польского, был необходим и литовский язык. На рубеже первой-второй трети XVI в. это проявлялось даже в великокняжеской канцелярии, где, наряду с официальной должностью латинского секретаря, существовало ее неофициальное дополнение – литовский секретарь. Всё это были характерные завоевания национального языка в освоении письменной индустрии, однако они не стали главной осью процесса, как это произошло в других странах Центральной Европы, а остались лишь на его периферии. Европейскую культуру литовцы усваивали параллельно с утратой общественных позиций своего языка. /467/