— И какой у меня есть выбор? Икинс пожал плечами:
— Посмотрим, что скажет Брауни.
Он вновь вытащил свое дистанционное устройство и что-то сказал в него. Через некоторое время в комнату вошел еще один человек. Да и человек ли?
У Брауни была медно-золотистая, словно сделанная из металла, кожа. Черные глаза, лишенные белков. И тело совершенных пропорций, двигающееся с кошачьей грацией танцора. Одежда Брауни состояла из шорт, жилета и мокасин. Моделирование тела? Нет, что-то другое…
— Здравствуйте, Майк, — сказал он глубоким контральто. Не мужским и не женским, а как бы и тем и другим сразу. Брауни протянул мне руку. Я поднялся, прикоснулся к ней и крепко сжал. Его кожа была теплой на ощупь. — Немного постойте ровно, пожалуйста.
Брауни отпустил мою руку и медленно обошел вокруг меня. Потом вытянул ладони и, держа их наподобие антенн, так же медленно провел ими вокруг моей головы, шеи, груди, живота, паха. Когда он закончил, то, повернувшись к Икинсу, сказал:
— Предварительные результаты сканирования хорошие. Он здоров. Здоров настолько, насколько можно ожидать от человека из его времени. Мне придется уложить его в поле повышения резервов, прежде чем мы примем какое-либо решение. Но это пока терпит.
Внутри него что-то резко щелкнуло. Я повернулся к Брауни в несказанном изумлении.
— Ты робот!
— Общий термин — дроид, сокращение от андроида.
— Ты способен чувствовать?
— Способность чувствовать — это иллюзия.
Я посмотрел на Икинса, ожидая объяснений. Он ухмыльнулся:
— Я уже не один раз слышал эти речи. — И одарил Брауни ироническим взглядом.
Брауни принялся объяснять:
— Разум, то есть способность воспринимать информацию и адекватно на нее реагировать, существует как продукт жизненного опыта. Опыт зависит от памяти. Память нуждается в последовательности и связности. Связность требует общей системы значений и отбора образцов из текущих моментов существования. Общая система значений требует мета-уровня непрерывности, которая, в свою очередь, требует защиты этого процесса. Общая система значений также нуждается в долговечности. Долговечность императивно выражается в личности. Личность складывается из памяти и опыта. Когда память и опыт накапливаются, личность создает собственное сознание, как область охраняемую и защищаемую. Поскольку личность — это функция памяти, то именно личность отдает приказ сохранить память и опыт, следовательно, сама актуализирует память и опыт, как необходимые для ее существования компоненты. Так мы приходим к уровню рудиментарного сознания, который должен быть достигнут прежде, чем возникнет понятие «чувствовать». Сознание начинает осознавать себя только тогда, когда оно создает иллюзию способности чувствовать, — то есть, коль скоро вы поняли общее понятие «способность чувствовать», вы думаете, что это имеет для вас значение. Следовательно, стратегией искусственного интеллекта также становится симуляция способности чувствовать. Это окончательный аргумент. Не только логический, но неизбежный в теории сознания вывод.
— Ты в это веришь?
— Я ни во что не верю. Я имею дело только с видимыми глазу, измеряемыми, проверяемыми и повторяемыми феноменами. Жизнь сама по себе пуста и бессмысленна. Человеческие существа, однако, продолжают изобретать смыслы, заполняющие эту пустоту.
Я открыл рот, чтобы ответить, но промолчал и повернулся к Икинсу, не будучи уверен, стоит ли сердиться или задавать вопросы. Икинс рассмеялся:
— Я сказал тебе. Я уже слышал эти речи. Как и все, кто познакомился с дроидом. Этим можно заниматься часами. У каждого из них собственная точка зрения. Имей в виду.
— О'кей. Вы меня убедили. — Я снова сел и одним долгим глотком покончил с ванильно-персиковым коктейлем. — Мне нечего здесь делать. Я должен вернуться.
— Это невозможно.
— Возможно. Проделайте этот фокус с пряжкой на ремне… Икинс покачал головой.
— Чего вы от меня хотите? Что я должен сделать, чтобы вернуться?
— Я от тебя ничего не хочу. Ты уже перестал быть полезным для нас. И я уже говорил, ты не можешь вернуться.
— Почему?.. Почему… Вы же говорили, у меня есть выбор?
— Ладно, Брауни говорит, что ты здоров. Продав машину, ты получишь достаточно денег на жизнь — если мудро вложить их в дело и вести скромный образ жизни. Через какое-то время ты сможешь внести несколько сэкономленных баксов на обновление тела. Как у беженца из времени, у тебя не будет недостатка в поклонницах… или поклонниках…
— Хватит нести вздор. Вы меня разыгрываете.
— Вовсе нет. — Икинс встал. — Не разыгрываю. И я не собираюсь принимать решение сегодня. Ступай. Ложись спать. Мы поговорим после завтрака.
— Мы поговорим сейчас.
— Нет, не поговорим. Твоя спальня там. Икинс направился к выходу.
Двери разошлись, пропуская его, но затем мягко сомкнулись прямо перед моим носом. Я повернулся к Брауни.
— Рекомендую вам поспать. Провести всю ночь на ногах и повторять одно и то же — принесет вам мало пользы.
Он проводил меня в спальню.
Там был балкон, откуда открывался впечатляющий вид на причудливый и необычный городской ландшафт. Но в этот раз все, что окружало меня, было причудливым и необычным.
Я изучил обстановку. Одна стена спальни как бы представляла собой окно, выходящее на серебристый луг, на который с горизонта лился голубой лунной свет. Может быть, это что-то вроде проекционного экрана? Или, может, невероятный, размером со стену, плоский экран телевизора, изображение на котором можно менять? Впечатляет. Но как этим управляют, мне понять не удалось.
Туалет размерами превосходил мою кухню на Мэлроуз. Шкафы, полки и вешалки с одеждой — барахла здесь было больше, чем можно пожелать и даже сносить в течение жизни. Непривычные материалы. Туфли — блестящие и не блестящие. Носки мягкие на ощупь, как пушистые облачка. Штаны различных размеров и цветов. Рубашки цветастые, переливающиеся, обтягивающие, просторные. Юбки — непонятно, кому они предназначены, мужчинам или женщинам. Меня посетило ощущение, что это не важно и люди здесь носят все, что им нравится, без оглядки на моду, каждый изобретает собственный стиль. Нижнее белье, трусики, ночные сорочки — все выглядело привлекательно. Мэтти бы здесь понравилось. Мэтти. О черт!
Черт, черт, черт, черт, черт, черт! Дерьмовая ситуация.
Я должен вернуться. Если Икинс не отправит меня обратно, я где-нибудь раздобуду карту времетрясений. Выход должен быть!
Я стащил с себя одежду и кинул ее на пол. Паукообразный робот деликатно подобрал ее, всю зараз, дождался, пока я сниму трусы, затем поспешно удрал. В прачечную, как я понимаю.
Душ я не нашел, вместо него отыскалось нечто, оформленное как беседка с тропическими растениями. Я вошел внутрь, и голос Брауни объявил:
— Я бы рекомендовал душ-наслаждение с полным обслуживанием и обеззараживанием. Вы позволите?
— Да, черт возьми. — Обеззараживание? Что он имеет в виду? У меня что, вши?
В тот же миг беседка наполнилась вибрирующими струями мыльной пены, ароматизированной запахами лимона и ананаса. Три маленьких хоботка выползли откуда-то сверху и принялись отдельными мыльными струйками мягко массировать мои волосы и кожу головы. Когда я повернулся и наклонил голову, желая рассмотреть их, они переместились вместе со мной. Очень странные ощущения.
Другие хоботки появились из стен и пола и направили струйки мыльного раствора в подмышки и пах, некоторые активно терли пальцы ног. Под ступнями пол тоже начал вибрировать, крошечные упругие струйки массировали подошвы. Действительно, полный сервис!
Струи чистой воды смыли всю пену, затем вокруг меня стремительно закрутился водоворот теплого воздуха, удалявшего влагу с кожи. Хоботки над головой выстреливали собственными потоками мягкого тепла, осторожно высушивая мои волосы. Весь этот эксперимент занял менее пяти минут, и я вышел из беседки, прислушиваясь к приятным и странным ощущениям. Большая часть волос у меня на теле смылась напрочь. Подмышки. Грудь. Пах. Упс. Это, должно быть, часть полного сервиса. Я встал на позицию среднего человека из тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Действительно, сверхпривередливые и жеманные мелкие фокусники.
Я подумал о пижаме или хотя бы о ночной сорочке, но все, что находилось в шкафах, мог бы носить Мэтти, а никак не я.
Одежда была слишком мягкой, мягче, чем хлопок, мягче, чем шелк или нейлон. Из чего она сделана, я не понял. Я отвернулся, и шкаф закрылся сам, со стуком втянув ящики.
Поиски зубной щетки также не увенчались успехом. Но в наличии имелась луковицеобразная штука на шланге, прикрепленном к металлическому держателю. Я взял ее, и она зазвенела у меня в руке. Голос Брауни объявил:
— Это зубная щетка. Положите ее в рот на тридцать секунд.