Я никак не мог восстановить дыхание. Физические последствия перехода… эмоциональный шок… ослепляющий свет вокруг… Икинс протянул мне флягу:
— На, выпей. Поможет.
Я даже не собирался спрашивать, что там, — но это был не скотч. По вкусу походило на холодный молочный коктейль с ванилью, но с теплым персиковым послевкусием.
— Что это за чертовщина?.. — Приятное ощущение распространилось по моему телу дрожью облегчения. Я наконец обрел способность дышать.
— Выдаю тебе краткую версию. Путешествия во времени возможны. Но это болезненный и даже опасный процесс. Каждый раз ты пробиваешь дыру во времени, как будто проделываешь отверстие в большой миске с пудингом. Весь пудинг вокруг дырки разрушается и заполняется пустым пространством. Возникает рябь. Вот что вызывает времетрясение. Времепутники.
Это звучало бы как полная чепуха. Если б не доказательства. Движущиеся вывески — огромные экраны с трехмерными изображениями, прозрачные, как оконное стекло, и ослепляющие, как прожекторы. Вокруг нас стоял оглушительный шум уличного движения, огромные рычащие чудовища проносились мимо, вздымаясь над моим, сразу ставшим маленьким автомобилем.
— Дерьмо! И это все твоих рук дело?
— В основном. Ладно, заводи мотор и поезжай. Здесь зона с ограниченным временем стоянки. — Икинс жестом указал мне направление. — Езжай на запад в Фэрфакс, там есть санктуарий для машин.
Если бы Икинс не сказал мне, что это бульвар Санта-Моника, я бы его никогда не узнал. Место выглядело как район Гинза[173] в Токио. Или как центр Лас-Вегаса. Я чувствовал себя Алисой, попавшей из Страны чудес в «Диснейленд».
Здания больше не имели прямоугольных очертаний. Они змеились, изгибались, устремляясь вверх. Стояли наклонившись к центру улицы или, наоборот, откинувшись назад. Какие-то штуки торчали из стен под невероятными углами. Некоторые из зданий нависали над улицей в виде арки, расположившись по обеим ее сторонам. Все они были ярко раскрашены в цвета всех оттенков и блистали неоновыми огнями — психоделический ночной кошмар.
Везде висели билборды, в основном движущиеся, — гигантские телевизионные экраны, показывающие обольстительно красивые картины: сверкающие на солнце берега Гавайев, огромные аэропланы, плывущие сквозь подсвеченные рассветными лучами облака, обнаженных мужчин и женщин, женщин и женщин, мужчин и мужчин, плещущихся в струях воды.
Обитатели ночного города щеголяли фантастическим макияжем, ярко накрашенными глазами и губами, их уши окаймлял сверкающий металл, мерцающие татуировки на телах изгибались и пританцовывали. Многие поражали цветом кожи — бледно-голубой, светящейся зеленой, серебристо-серой и нежной бледно-лиловой. Некоторые, кажется, имели светящиеся контуры тела, а другие — хвостики, торчащие из атласных шорт. Мужчины? Женщины? Определить это было невозможно.
— Следи за дорогой, — предостерег Икинс. — У этой машины нет автопилота.
Его замечание покоробило меня, но он был прав. Прямо впереди — я не в силах даже описать это — воздвиглись три яркие вершины, созданные словно из взбитых сливок, невероятно длинные и простирающиеся высоко в небо. Две сотни этажей, может быть, три, а может, даже больше, не могу сказать. Здания? Освещенные проемы (окна?) тянулись на всю высоту сооружений. Разноцветные огни пробегали по ним вверх и вниз на протяжении всех плоскостей. Приблизившись, я смог различить сады и террасы между нижними уровнями башен.
— Что это?
— Эти шпили?
— Да.
— Внизу — офисы и жилье, все, что выше, — это трубы. Жесткие надувные конструкции. Такие же большие трубы идут дальше внутрь страны, от Сан-Франциско во внутренние земли.
— Зачем такие трубы?
— Знаешь, как луговая собачка вентилирует свое логово?
— Понятия не имею!
— Входы в гнездо находятся на разной высоте. Достаточно одного или двух дюймов. Ветер, дующий через отверстия, создает разницу давления. В дырке, находящейся выше, давление немного меньше. Этой разницы достаточно, чтобы протягивать воздух через гнездо. Пассивная вытяжка. Трубы работают по такому же принципу. Ветер затягивает воздух снизу и выбрасывает наверх. Таким образом воздух обновляется, чаша города очищается. Открой окно. Вдохни.
Я опустил стекло и вдохнул аромат цветов.
— Ночью это нельзя разглядеть. Но днем ты увидишь, что почти каждое здание имеет на крыше свой собственный сад — и солнечные панели. В среднем такое здание производит сто шестьдесят процентов энергии, необходимой ему для обеспечения собственных потребностей в течение дня, и таким образом создает достаточный резерв на вечер или для продажи в общую энергетическую систему. При наличии маховиков и топливных батарей, а также внутренних резервов здание может запасти достаточно энергии, чтобы пережить неделю штормов. Здесь сворачивай налево, на пандус парковки. Ищи, куда встать.
— Это Фэрфакс?
— Да, а что?
Верчу головой во все стороны. Я заинтригован. Поражен. Перекресток дорог проходит через фундамент высокого сверкающего здания. Очертаниями оно похоже на Эйфелеву башню, его изогнутые линии устремляются высоко в небо, верхушку венчает большой луковицеобразный набалдашник. Этажей в нем примерно тридцать, возможно больше. На каждом углу перекрестка расположены гигантские прочные опоры; башня доминирует над окрестными зданиями, а поток машин легко проносится под высоко изогнутыми арками. Пандус парковки, на который указал мне Икинс, находится практически в том месте, где когда-то была дверь в «Стампед». А до этого — вход в помещение морга, который потом переехал.
Мы въехали под землю. Икинс указывал дорогу:
— Давай на левый пандус, снова налево и дальше прямо. Здесь. Паркуйся в охраняемой зоне. Эта машина в хорошем состоянии и легко потянет штук на двадцать. Может быть, двадцать пять, если мы выставим твое авто на eBay. Через Google-маркет.
— Гм… вы можете сказать это по-человечески?
— Ты можешь выставить машину на аукцион, поместив информацию в информационной сети. Она стоит двадцать — двадцать пять миллионов.
— Двадцать пять миллионов долларов за машину?
— Классический коллекционный «форд-мустанг» шестьдесят седьмого года, с откидывающимся верхом, почти новый. С пробегом меньше двенадцати тысяч миль. Да, полагаю, ты сможешь выручить за него именно столько. — Икинс посмотрел на меня и добавил: — Часть цены набежала за счет инфляции. В ценах шестьдесят седьмого года это примерно полмиллиона, но это не так уж плохо для подержанной машины, на которой ты не сможешь легально проехать ни по одной улице города.
— Такая высокая инфляция!
— Я же сказал тебе, что это мир после мира.
— Мир после чего?
— После всего. Включая Мелтдаун.
— Мелтдаун?..[174] — Прозвучало не слишком приятно.
— Экономика. Спекуляция на «горячих» акциях. Теперь все миллионеры — ланч на двоих в «Макдоналдсе» стоит сто пятьдесят баксов.
— Ого!
— Ты привыкнешь.
Икинс указал мне большое место для парковки, отмеченное красным. Мы вышли из машины, он отодвинул меня назад и проделал манипуляцию с какой-то штукой для управления на расстоянии. Над машиной воздвиглась бетонная коробка, опустившись сверху на красный контур.
— Так. Теперь она в безопасности. Пойдем.
Мы направились к сверкающей нише с табличкой «Вверх».
— И куда мы?..
— Здесь твой новый дом. На некоторое время.
— Что вы собираетесь со мной делать?
— Ничего. Совсем ничего. Я уже все сделал. — Икинс поднес то же дистанционное устройство к уху и сказал: — Дайте мне Брауни.[175] — Короткая пауза. — Да, я привел его. Того, о ком тебе говорил. Нет, без проблем. Я сейчас подниму его наверх. Его немного тошнит… черт, и меня тоже. Я приволок «форд-мустанг». Нет, небольшой. Шестьдесят седьмого года, вишневый. Готовь предложение на продажу. — Икинс рассмеялся и сунул устройство в карман.
Своего рода переносная рация? Может быть, телефон?
Подъемник со стеклянными плоскостями вознес нас по наклонной стене здания высоко над Западным Голливудом. Двадцать, тридцать, сорок этажей. Трудно сказать. Лифт поднимался так бесшумно и плавно, что движения практически не ощущалось. Дверь открылась в фойе, похожее на вестибюль небольшого отеля, частного и очень дорогого. Мы вошли в галерею с очень высоким потолком, вдоль которой в два или три уровня располагались сады и жилые помещения. В длинный неглубокий бассейн с лилиями и золотыми рыбками размерами с доброго терьера широкой радужной полосой изливался водопад. В воздухе пахло тропиками.
— Нам куда?
— Налево. Не беспокойся. Нам принадлежит целый этаж. Здесь никто не появляется без разрешения.
Двойные двери разъехались и скользнули внутрь при нашем приближении.