Алина начала, но осеклась, потому что загнанная в угол «детка» посмотрела на нее практически умоляюще. Только совсем бесчувственный человек не прочел бы там: «не мучай меня, пожалуйста». И только бесчувственный продолжил бы наседать…
Поэтому, как бы ни хотелось, Алина вздохнула, откинулась на спинку стула, смотрела еще несколько секунд, сохраняя складочку между бровей… А потом и та расправилась, потому что девушка улыбнулась…
— Ну ты загадочная, Нют… Сундук с секретами просто. К нам через Высоцкого попала… Но там ладно — разобрались. Хотя тоже… Есть у меня сомнения, я тебе скажу… Он не был замечен в склонности кому-то просто так помогать… Потом Самарский тебя в няни зовет…
— А ты откуда знаешь? — Аня удивилась так, что тут же позабыла об облегчении, которое успела испытать, стоило Алине пойти на попятную в своем допросе.
— Олеся растрепала. Будь с ней осторожна, кстати. Ты ей почему-то не нравишься…
Алина произнесла, пожав плечами, будто что-то неважное, Аня же почувствовала неприятный укол в груди, потому что… Она об Олесе не знала ровным счетом ничего, да и не сделала ведь ничего такого, за что могла бы не нравится. Кажется, не сделала…
— Мы с ней… Не пересекаемся, кажется. Даже не здороваемся…
— Вот и правильно. Продолжайте в том же духе. Но я не договорила. Самарский в няни… Ты отказываешься. Правильно, кстати. Я рада, что ты решила остаться. — Алина похвалила Аню между делом, а та не сдержала легкую улыбку. Потому что… Это, кажется, было очень важное, поистине решающее решение. Во всех смыслах решающее. Не единственное, конечно, но одно из. — Теперь вот этот твой «м-мужчина», с которым вы не встречаетесь и не спите… Но он дарит тебе подарки… Может и праздник он устроил?
И снова Алина свернула на тревожную тропку… И снова Аня опустила взгляд, закусывая губу. Потому что и отвечать не хочется, и соврать, глядя в глаза, сил нет.
— Ох, Аня… — но Алине, кажется, ответ и не требуется. Она все понимает… — Он хоть не старый, детка? Ты же молоденькая совсем…
— Алина… — и тут уж Аня не выдержала, выдохнула имя подруги, округлив глаза в возмущении…
— Ладно. Поняла. Просто… Будь осторожна, малыш. Я за тебя беспокоюсь, — потянулась через стол, накрыла своей Анину руку, провела по коже большим пальцем, улыбнулась, чуть склонив голову… И сомнений нет — говорит правду. Волнуется. И зла не хочет. — Мне кажется, ты наивная совсем. И красивая. И это очень опасно. Окрутит какой-то м*дак. Серьгами задобрит. Подарками забросает. Использует и бросит. Не хочу тебе такого.
— Не волнуйся, Алин. Такого… Не будет. Точно не будет.
Аня ответила, вымучив улыбку, очень надеясь, что выглядит не так грустно, как могла бы, потому что…
В ее случае проблема была другой — после поцелуя той ночью… Все вернулось будто на круги своя. Наступило утро субботы, а ничего кардинально не изменилось.
* * *
Аня услышала, что Корней проснулся и ходит по квартире ранним утром.
Не удивилась, когда хлопнула входная дверь — пошел в спортзал. Взбила подушку, улыбнулась сладко, вспоминая… И заснула вновь.
Проснулась во второй раз, когда его еще не было. Поняла, что прихожая так и осталась заполненной ее вещами, умылась, приняла душ, оделась… Даже реснички подкрасила, чтобы было…
И только потом вышла. Чтобы обнаружить, что педант-Высоцкий успел справиться с ее беспорядком раньше.
Пакеты аккуратно стояли рядом с гитарой. Букеты — в воде…
И если сначала Аня испытала стыд. Ведь что ж она за девочка-то такая, что вечно оставляет за собой беспорядок, который ему приходится убирать? То потом расплылась в улыбке… Потому что точно знала: извинись она в миллионный раз за доставленные неудобства, Корней просто пожмет плечами и произнесет: «это две минуты дела, Аня. Не критично».
Девушка ждала возвращения Корнея из спортзала с невероятным внутренним трепетом. Запрещала себе думать, как это будет, улыбнется он, подойдет ли, поцелует…
Пила кофе, ела торт… И то и дело скатывалась в улыбку, переводя взгляд в окно, потому что как бы ни запрещала — все равно проскакивало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А стоило провернуться ключу в замке, отложила вилку, встала с табурета, почувствовала, что ладоши моментально взмокли, пока могла — провела ими по штанинам, стараясь справиться с доказательствами собственной нервности…
Корней, как всегда, оставил сумку со спортивными вещами у входа, прошел по коридору.
Сначала бросил взгляд на дверь ее спальни, потом перевел на кухню.
— Привет, — произнес… Буднично. Спокойно. Явно не испытывая ни стыда, ни смущения. Сделал несколько шагов вглубь, поставил чашку в кофемашину, уперся руками в столешницы — острова и кухонного гарнитура, автоматически будто сжав пространство…
И вроде бы появись у Ани желание сбежать — это сделать будет не так уж сложно — стол ведь можно обойти с другой стороны… Но оно не появилось. Аня смотрела на Высоцкого, не зная толком, чего ждать, нервничала до разрыва сердца, сглатывала слишком шумно…
— З-здравствуйте… Д-доброе утро, то есть… — поздновато поняла, что с формальностями самое время завязывать. Как бы сложно ни было — пора.
— Спалось нормально?
— Да, неплохо.
Смотрела в мужские глаза, а сама чувствовала, что больше всего в жизни хочет, чтобы он вытянул руку, дернул на себя… И поцеловал. Чтобы можно было снова ощутить под пальцами жесткость волос, сейчас немного влажных после душа…
— Это хорошо. Я рад.
Но Корней эту ее мечту не реализует.
Включает сохраненный в памяти кофемашины любимый режим, проходит мимо Ани, берет в руки ее вилку, накалывает кусок ее торта…
Игнорирует откровенно ошалелый взгляд девушки…
— У тебя есть планы на день? — спрашивает, сначала забрасывая в рот первый кусок, потом отрезая следующий ребром вилки, отправляет его следом…
— Я к бабушке хотела… — и Аня отвечает честно, запоздало понимая, что стоило бы, наверное, не спешить. Ведь а вдруг… Вдруг он предложил бы…
— Извини. Завезти не смогу. У меня срочная работа. Меня не будет весь день.
Но нет. И пусть на душе становится грустно, но Аня пытается держаться. Отвечает в меру легкомысленное:
— Ничего страшного. Так даже лучше. Я не буду волноваться, что вы меня ждете… Я обещала, что мы с бабушкой…
Следит, как Высоцкий аккуратно кладет на место вилку, изрядно поработав над тортом, возвращается на исходные, берет в руки уже чашку.
Пьет, параллельно просушивая волосы пальцами свободной руки…
И даже это почему-то вызывает в Ане чувство трепета и желирует колени…
Аня и сама не поняла, что прервалась на полуслове, а Корней не настаивал. Молча выпил, опустил в раковину чашку, снова повернулся к девушке, снова уперся в столешницы…
На сей раз смотрел уже пристальней…
— Что скажешь, зайка? — спросил после десятисекундной тишины, чуть кивнул, как бы мотивируя отвечать быстро и честно…
Не учел только, что у "зайки" в такие моменты отказывает и быстрота, и логика… И все отказывает, кажется.
— Вы мой торт съели… — Аня произнесла, не моргая, когда Высоцкий улыбнулся — еле заметно, привычно уголками, улыбнулась в ответ.
— Это мой торт.
И пусть сказал он, несомненно, о сладости, но смотрел при этом в ее глаза… И звучало так, что девичьи щеки вспыхнули мимо воли.
— Я рада, что вам понравился.
–
Нам
понравился. — Корней сделал ударение на первом слове, ясно давая понять, насколько уместно ее выканье… — Будешь поздно?
Но наседать он не собирался. Поэтому оторвался от столешниц, тут же выровнявшись и став выше… Аня думала, что развернется и уйдет, но он наоборот сделал шаг к ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не знаю. Думаю, нет. Как бабушка…
— Если вернешься домой, а меня не будет — напишешь. Не хочу… — начал, делая новый шаг… Но почему-то не договорил. Зато это за него делает Аня.
— Волноваться. — Произнесла твердо… Насколько умела… И даже не отвела взгляд, когда явно удивленный Высоцкий хмыкнул…