магией, значительно отличавшейся от хаоса, создала вокруг него невидимую железобетонную стену.
— Вас заинтересовал мой охранник, Дибирек из рода Тодош? Он кам или шаман, другими словами, — едва Мария произнесла полное имя мужчины, он тотчас поднял голову и нити, скрывавшие его лицо, качнулись.
Яркая вспышка эмоций на мгновение ослепила меня, затем быстро погасла. На языке остался привкус пепла, отчего в глотке неприятно запершило. Прочистив горло, я выдавила:
— Не знала, что они кого-то защищают. Мне казалось, что шаманы только провожают в мир духов и лечат.
А еще вся их сила заключалась в мудрости, чистоте помыслов, соблюдении законов природы, обеспечивающих гармоничное развитие общества. В разные исторические периоды на Алтае проводилось физическое истребление и дискредитация камов, потому что они были неугодны некоторым наместникам и главам губерний.
Материальная выгода гасила силу внутри шамана. Любого. Неважно откуда он. Умышленное причинение зла грозило отступнику страшными последствиями. Чистая магия не хаос. Она не прощала тех, кто использовал ее дары против природы или людей.
Тогда что здесь делал этот человек?
— Неисповедимы пути Господни, — развела руки в стороны Мария. — Иногда мы вынуждены пойти против собственных принципов, когда видим, что справедливость работает только в отношении определенной группы лиц.
Она о себе или о камах? Я подозревала первый вариант, но не исключала и второй.
— Весьма спорное утверждение, — пробормотала я, крутя в руке вилку. — Справедливость для каждого своя. Кому-то кажется, что ему недостаточно прав, а кому-то этих прав с лихвой хватает для нормальной жизни.
Мария негромко хмыкнула.
— Туше.
Светская беседа начинала действовать на нервы, но я не прерывала ее. Почему? Потому что благодаря ей появилась возможность осмотреться и сделать кое-какие выводы. Не только в отношении личности императрицы, но и себя самой.
Интуиция подсказывала, что Мария не собиралась разглашать общественности мою тайну. Давить и просить о чем-то прямо — тоже. Нет, ей требовалось безграничное доверие. Именно то, что она получила от своих последователей.
Едва до меня дошло понимание столь очевидного факта, я немного успокоилась и со стуком положила вилку к другим приборам.
— С вашего позволения, — я бросила равнодушный взгляд на Марию, — вопрос о моем присутствии уже уместен, или перед ним нам следует обсудить погоду?
На сей раз она не скрыла истинное лицо под маской холодной вежливости. Ядовитая усмешка заставила внутренне сжаться в ожидании приговора.
— А ты нравишься мне все больше, Агния, — от звука своего настоящего имени я непроизвольно вздрогнула. — Но правнучка такого выдающегося человека, как адмирал Колчак, не могла быть другой.
— Меня зовут Ольга, — тихо проговорила я, слыша, как нарастает гул в ушах от бегущей по венам крови. — Ольга Репнина-Волконская, в девичестве Алексина.
Мария поддалась ко мне:
— Разве ношение чужой личины делает вас счастливой, дорогая? Вы можете стать свободной, как птица, и полететь куда пожелаете… — змеиный шепот проник в голову, когда она подобралась к уху. — Например, к сердцу Алексея.
Глава 51. Ольга
Ни одна сладость в мире не сравнилась бы с предложением Марии в тот момент, когда она прошептала заветные слова. Сердце дрогнуло от предвкушения, а поганый язык заметался во рту в слепом желании высказать глупое: «Да, хочу! Дай, дай, дай!»
Все мысли о долге и неправильности происходящего растворились в мареве бесконечных фантазий. В них на голове Алексея больше не сверкала корона. Без нее он был милее и люб моей истосковавшейся от одиночества душе, чем с ней и властью вкупе.
В Пустоту к матушке Смерти страну, народ и весь груз бессмысленной ответственности. Пусть бы кто-то другой тащил на плечах тонны обязательств, что нерушимыми цепями намертво приковали цесаревича к трону. Потому что будущий императорский титул висел пудовым замком на дубовых створках, за которыми томилась в ожидании спасения его личная свобода.
Не будь медово-пряная ложь Марии настолько безыскусной, вероятно, я бы последовала за ней без раздумий. Но именно в простоте заключилась вся невиданная мощь императрицы. Благодаря ей она находила отклик в сердцах обиженных властью людей и нелюдей, поэтому они так слепо шли за ней. Клали головы на закланье, умирали за ее идеалы, предавали собственные принципы и клятвы.
Неистово верили в ту правду, которую вкладывала им в головы Мария. В ее правду.
— Заманчивое предложение, — я отстранилась, когда передо мной возник спасительный бокал хереса и выбранное мною блюдо.
После того как официант исчез, я потянулась за вином, чтобы немного успокоить расшалившееся воображение. Меньше всего хотелось, чтобы Мария разглядела мою минутную слабость и цепко поймала ее за хвост, точно уплывающую от сетей рыбешку.
— Но? — императрица вскинула бровь.
— Но я, пожалуй, откажусь.
— И почему же?
— Потому что я не предательница, Ваше Императорское Величество. И никогда ей не стану.
Вопреки моим предположениям Мария не разозлилась, наоборот, осталась заинтригованной. Склонив голову к плечу, она выжидающе постучала ногтями по столу, и я обратила внимание на ее маникюр. Угольно-черный лак, запрещенный всеми известными протоколами, очень подходил созданному образу.
Образу женщины, которая всем своим видом напоминала пламя. Пламя ненависти, революции, свободы. Даже аксессуары и одежду Мария выбирала такие, чтобы оставаться максимально заметной для своих приспешников. Она лепила из себя их символ, и они цеплялись за эту яркую картинку.
Почему же на улице и в ресторане никто не обратил на нее внимания? Неужели сила убеждения новостных лент так сильна? Люди действительно поверили, будто участие Марии в прошлогоднем нападении на императорский дворец — всего лишь слухи? И только краснозорьцы виновны в гибели нескольких человек?
Как же легко управлять людским сознанием через известные способы подачи информации. Через них карали, миловали и снова карали неугодных. Сегодня толпа возвеличивала кумира, а завтра публично его порицала.
Аналогично с царской семьей: несколько лет назад все обожали Марию, обожествляли ее, называли «золушкой, покорившей императорское сердце». Сравнивали с принцессой Дианой, столь любимой многими в Великобритании. Ее обожали, возвышали, оглядывались на нее.
А после «смерти» популярность Марии неожиданно стихла под гнетом насмешек над ее плебейским происхождением и польской кровью. Интернет заполонили обличительные статьи и видео, направленные на то, чтобы всячески очернить образ пресветлой императрицы.
Император Николай так старательно уничтожал любое упоминание о супруге, что вскорости о ней действительно забыли и вспоминали только в дни рождения цесаревича. Когда какое-нибудь желтушное издание затрагивало