— Ну и где же — впереди или сзади?
— Сзади, самую чуточку. Его отцепили в Джоплине.
Так что наш свадебный ужин состоял из двух засохших бутербродов с ветчиной, купленных у разносчика, и бутылки содовой на двоих.
Часов в одиннадцать мы добрались наконец до отеля «Льюис и Кларк», где Брайни заказал номер. Извозчик, похоже, и слыхом не слыхивал о такой гостинице, но готов был разыскивать ее, пока лошадь везет. С вокзала он повернул не в ту сторону, а когда Брайни сказал ему об этом, стал спорить, довольно дерзко. Брайни сказал:
— Возвращайтесь на вокзал: мы возьмем другого извозчика.
Ультиматум помог, и мы приехали куда надо.
Как и следовало ожидать, ночной портье тоже слыхом не слыхал о заказе Брайни. Но Брайан никому не позволял над собой измываться и стесняться не стал.
— Я заказал номер три недели назад по почте, — сказал он, — и перевел вам деньги. Вот квитанция, а вот письмо с подтверждением от вашего управляющего. Разбудите его, и прекратим этот глупый спор, — он сунул письмо под нос портье. Тот посмотрел.
— Ах, так вы тот мистер Смит? Номер для новобрачных? Что же вы сразу не сказали?
— Сказал — десять минут назад.
— Прошу извинить, сэр. Носильщик!
Через двадцать минут я уже нежилась в горячей ванне с мылом — точно как в Чикаго шесть лет назад. Я чуть не заснула там, но вспомнила, что моему мужу тоже нужна ванна, и встрепенулась.
— Брайни, налить тебе ванну?
Ответа не было. Я наскоро вытерлась и обмоталась полотенцем, приняв скандальный и, как я надеялась, соблазнительный вид.
Мой галантный рыцарь спал прямо в одежде, лежа поперек кровати. У самой двери стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского во льду.
Я достала свою ночную рубашку — непорочной белизны и надушенную (матушкину свадебную), и пушистые домашние туфли.
— Брайан… Брайни! Пожалуйста, проснись, дорогой! Я помогу тебе раздеться, сниму покрывало с постели и уложу тебя.
— Угу.
— Пожалуйста, дорогой.
— Я не сплю.
— Конечно, нет. Дай-ка я сниму с тебя ботинки.
— Я сам, — он сел и стал разуваться.
— Хорошо, дорогой. Я сейчас выпущу воду из ванны и налью тебе свежую.
— Ты еще не выливала свою?
— Нет.
— Так я в ней и помоюсь. Миссис Смит, вы неспособны загрязнить воду — вы лишь придаете ей восхитительный аромат.
И мой галантный рыцарь в самом деле залез в мою ванну, еще теплую. Я легла в постель — и крепко уснула, не дождавшись его. А он не стал меня будить.
Проснулась я в темноте часа в два или три ночи и испугалась, что лежу в чужой кровати, а потом вспомнила.
— Брайни?
— Проснулась?
— Вроде бы, — я прижалась к нему, потом села и сняла рубашку — она мне мешала. А Брайни снял свою, и мы впервые были оба совсем нагие, и это было чудесно, и я поняла, что вся моя прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту.
После долгой, медленной прелюдии мы оба вспыхнули разом, а потом я тихо лежала под ним, полная любви.
— Спасибо, Брайни. Было чудесно.
— Тебе спасибо. Люблю тебя.
— И я люблю тебя, муж. Брайни, а где твой кот? В Цинциннати или в Ролле?
— А? Нет, в Канзас-Сити.
— Здесь? Он у кого-нибудь живет?
— Не знаю.
— Что-то я тебя не пойму.
— Ты его еще не нашла, Мо. Это котенок, которого ты мне подаришь. Свадебный подарок жениху от невесты.
— Брайни, противный! — я начала его щекотать, а он — меня.
Кончилось это тем, что Морин опять стала издавать громкие неприличные звуки. Потом Брайни почесал мне спину. Люди женятся не только для того, чтобы им чесали спину, но это тоже хорошая причина — есть такие места, которые очень трудно достать самому. Потом я почесала спину ему. И наконец мы уснули, перепутавшись, как котята в лукошке.
Морин нашла наконец свое истинное призвание, свою судьбу.
Шампанское мы пили за завтраком.
7
МЫ ВЫБИВАЕМ ЧЕКИ
Начитавшись откровенных автобиографий раскрепощенных женщин двадцатого века, особенно тех, что увидели свет во второй фазе Последних Войн, после пятидесятого года, я сознаю, что теперь должна подробно рассказать о своей беременности и первых родах: и про тошноту по утрам, и про смену настроений, про слезы и про чувство одиночества… а потом про ложные схватки, внезапный отход вод, эклампсию[92], хирургическое вмешательство и тайны, которые я разболтала под наркозом.
Сожалею, но у меня все было не так. Я видела, как некоторых женщин тошнит по утрам — это, должно быть, ужасно, но со мной такого никогда не случалось. Моей проблемой всегда было «не выйти из графика», не набрать больше веса, чем мой доктор считал нужным. (Были времена, когда я могла убить за шоколадный эклер.)
Мои первые роды продолжались сорок минут. Если бы в 1899 году было принято рожать в больницах, я родила бы Нэнси по пути в больницу. А так Брайан сам принял Нэнси под моим руководством, и ему пришлось намного труднее, чем мне.
Потом прибыл доктор Рамси, перевязал и обрезал пуповину и сказал Брайану, что тот отлично поработал (и правда). Доктор занялся удалением последа, и бедняге Брайни стало дурно. Женщины крепче мужчин — нам приходится быть крепче.
Иногда мои схватки продолжались чуть подольше, но слишком надолго никогда не затягивались. В первый раз, само собой, никто не делал мне разрезов, и швы накладывать не пришлось. Во все последующие разы я тоже не разрешала резать себя, так что у меня там никаких рубцов нет — только здоровые мышцы.
Я племенная кобыла, так создала меня природа — бедра у меня широкие, а родовой канал гуттаперчевый. Доктор Рамси говорил, что все дело в том, как я настроена, но мне-то лучше знать. Это мои предки наделили меня генами производительницы, и я благодарна им… потому что видела женщин, сложенных не столь удачно, которые ужасно страдали, а порой и умирали в родах. Да-да, «естественный отбор», «выживает сильнейший», и Дарвин был прав — все так. Но нелегко хоронить свою близкую подругу, которую в расцвете лет погубил собственный ребенок. Я была на таких похоронах в двадцатые годы и слышала, как елейный старикашка-священник толкует о Божьей воле. У могилы я, как будто нечаянно наступила ему на ногу острым каблуком, а когда он взвыл, сказала, что это Божья воля.
Один раз я родила во время бриджа. Это был Пат, Патрик Генри, и стало быть, 1932 год, и стало быть, играли мы с контрактом. Все совпадает: это Джастин и Элеанор Везерелы научили нас играть с контрактом, когда сами научились, а играли мы у них. Их сын, Джонатан Везерел, женился на нашей старшей дочке — из этого следует, что Везерелы тоже были говардской семьей, но подружились мы с ними задолго до того, как узнали об этом. А узнали мы об этом только в ту весну* когда увидели Джонатана в говардском списке женихов для Нэнси.
Я играла в паре с Джастином, а Брайни — с Элеанор. Джастин сделал заявку, мы заключили контракт и собирались приступить к игре, но тут я сказала:
— Кладите карты рубашкой вверх и ставьте на них пресс-папье: я рожаю!
— Эта раздача не считается, — сказал мой муж.
— Разумеется, — согласился мой партнер.
— Черта с два! — ответила я как истинная леди. — Я заказала этот хренов контракт, и я его выиграю. А ну-ка, помогите мне встать.
Через два часа мы разыграли ту раздачу. Доктор Рамси-млад-ший пришел и ушел. Я лежала в кровати Элеанор. Складной столик поставили поперек постели, подперли подушками, а мой партнер держал на руках моего новорожденного сына. Эл и Брайни полулежали по обе стороны от меня. Я заказала малый шлем в пиках — рискованный — с контрой и реконтрой — и села без одной.
Элеанор показала мне нос:
— Э-э, сидим на дне окопа! — и вдруг всполошилась. — Мо! Подвинься, дорогая! Я сейчас рожу своего!
Так что Брайни в ту ночь принимал двоих ребят, а доктору пришлось заворачивать обратно, не успел он зайти к себе домой. Он ворчал на нас, что надо сразу договариваться и что он вычтет с нас за бензин и возьмет сверхурочные. Потом поцеловал обеих рожениц и ушел — мы давно уже знали, что Рамси — тоже говардовцы, и док-младший был для нас все равно что член семьи.
Я позвонила Этель, сказала, что мы остаемся ночевать, объяснила почему.
— У вас все в порядке, дорогая? Как вы с Тедди, справитесь? (У них на руках было четверо малышей. Или пятеро? Нет, четверо.)
— Конечно, мама. А у тебя мальчик или девочка? А у тети Элеанор?
— У меня мальчик, а у Элеанор девочка. Можете придумывать имя… по крайней мере, для нашего.
Но смешнее всего было то, о чем мы не сказали ни доку-млад-шему, ни детям: это Брайни сделал ту девочку моей подружке Элеанор, а мне сделал мальчика ее муж Джастин… в тот уик-энд, когда мы праздновали в Озарске пятидесятилетие Элеанор. Празднуя, мы все расслабились, и наши мужья решили, что, раз мы все говардцы, нечего связываться с дурацкими резинками — авось выбьем по чеку.