я знаю вот что: о нашей с ней команде можно баллады слагать и учебники писать. Это был наш последний совместный танец, и танцевали мы его в допросной, где за окнами висел полумрак, по стеклам выбивал монотонный ритм дождь, а зрителями были обреченный и убитая.
* * *
Дэмьен скрючился на стуле – плечи опущены, нетронутый чай остыл. Когда я зачитывал ему правила, он смотрел на меня так, будто я говорю на урду.
Месяц, прошедший после смерти Кэти, Дэмьена не пощадил. Ни широкие штаны защитного цвета, ни растянутый свитер не скрывали его худобы, и от этого он выглядел неуклюжим и даже словно убавил в росте. От смазливости не осталось и следа, под глазами наметились лиловые мешки, между бровями залегла морщина, юношеская свежесть, которой было отведено еще несколько лет, стремительно увядала. Этих на первый взгляд незначительных перемен на раскопках я не заметил, зато с удивлением отмечал сейчас.
Мы начали с простых вопросов – тех, которые не могли его встревожить. Он из Рэтфарнэма, верно? И учится в Тринити? Второй курс окончил? И как сессию сдал? Дэмьен отвечал односложно и накручивал на большой палец подол свитера. Ему явно хотелось узнать, зачем мы задаем эти вопросы, но спросить он боялся. Кэсси перевела разговор на археологию, и Дэмьен постепенно расслабился, оставил свитер в покое, вспомнил про чай и заговорил длинными фразами. Они с Кэсси вели долгую и приятную беседу про всякие находки, которые их команда обнаружила за время раскопок. Я слушал минут двадцать, не меньше, и лишь потом перебил (вежливая улыбка: “Ребята, мне ужасно жаль, но давайте, наверное, приступим к делу, пока нас всех троих за жабры не взяли”).
– Ой, Райан, ну еще две секунды, – взмолилась Кэсси, – я кольцевую кельтскую брошь ни разу в жизни не видела. Она хоть какая?
– Говорят, ее в Британский музей отправят, – Дэмьен просиял от гордости, – она примерно вот такой величины, бронзовая, и на ней узор… – Он принялся водить пальцем в воздухе, видимо пытаясь передать узор.
– А нарисуете? – Кэсси придвинула блокнот и ручку, и, сосредоточенно нахмурившись, Дэмьен послушно принялся рисовать.
– Вот что-то вроде этого, – он вернул блокнот Кэсси, – но рисую я плохо.
– Ух ты! – благоговейно выдохнула Кэсси. – Это вы ее нашли? Если бы я что-нибудь подобное нашла, меня от счастья удар хватил бы.
Я заглянул через ее плечо: большой круг, а сзади булавка, украшенная извилистой линией.
– Миленько, – похвалил я.
Дэмьен и впрямь оказался левшой. Руки у него по-прежнему выглядели непропорционально крупными, словно лапы у щенка.
* * *
– Ханта вычеркиваем, – сообщил нам О’Келли, когда мы встретились с ним в коридоре, – он утверждает, что в понедельник вечером они с женой пили чай и смотрели телевизор, а в одиннадцать он лег спать. Какие-то блевотные документальные фильмы – сперва про сурикатов, а потом еще один про Ричарда Третьего. Ханта как пустился в подробностях пересказывать, у нас чуть уши не отвалились. Жена его говорит то же самое, и, судя по телепрограмме, они не врут. У их соседа есть собака, такой мелкий кабысдох, который всю ночь брешет. Сосед говорит, он слышал, как примерно в час ночи Хант высунулся из окна и орал на псину – мол, почему этот придурок свою собаку заткнуть не может? Он говорит, это точно в тот день происходило, им как раз новую террасу делали, и это, типа, рабочие псину и растревожили. Я нашего Эйнштейна домой отправляю, а то спячу с ним. На наших скачках остаются два фаворита, ребятки.
– Как там Сэм с Марком управляется? – спросил я.
– Никак. Этот Хэнли злой как черт. Заладил, что ночь со своей девицей провел, а та подтверждает. Если они врут, то сломаются не скоро. Да, кстати, он правша. А ваш?
– Левша, – ответила Кэсси.
– Значит, у вас абсолютный фаворит. Но этого мало. Я с Купером говорил… – О’Келли скривился, – положение тела жертвы, поза убийцы, баланс возможностей. Скорее болтовня, по существу мало чего, но, главное, Купер думает, что убийца левша, хотя определенно он не говорит. Юлит, ну чисто гребаный политик. А как Доннелли себя ведет?
– Волнуется, – ответил я.
О’Келли хлопнул по двери допросной:
– Ну и отлично. Вот и не слезайте с него.
* * *
Мы вернулись к Дэмьену и снова принялись играть у него на нервах.
– Ну что ж, – я выдвинул стул, – приступим к делу. Поговорим о Кэти Девлин.
Дэмьен понимающе кивнул, но явно напрягся. Он отхлебнул чаю, совсем уже остывшего.
– Когда вы впервые ее увидели?
– Наверное, когда до вершины холма оставалось не так много, примерно четверть пути. Мы уже точно поднялись выше фермы и вагончиков. Понимаете, там такой склон, что…
– Нет, – перебила его Кэсси, – не в тот день, когда вы тело нашли. До этого.
– До этого?.. – Дэмьен заморгал и сделал еще глоток. – Но я не видел ее. Не встречал ее раньше. Ну, до того дня.
– Вы никогда прежде ее не встречали? – Тон у Кэсси не изменился, но я вдруг почувствовал в ней настороженность, как у гончей собаки. – Вы уверены? Дэмьен, подумайте.
Он затряс головой:
– Нет. Клянусь. Я ее в жизни не видел.
Повисла тишина. Я наградил Дэмьена взглядом, в котором, как я надеялся, сквозила дружелюбная заинтересованность, однако в голове у меня лихорадочно крутились мысли.
Я ставил на Марка не из неприязни, как можно было бы подумать, не оттого что в нем что-то необъяснимо раздражало меня. Полагаю, если разобраться и принять во внимание все имеющиеся у нас варианты, мне просто хотелось, чтобы это оказался он. Дэмьена я просто-напросто не воспринимал всерьез – ни как мужчину, ни как свидетеля, ни тем более как подозреваемого. Обычный нытик-молокосос, весь такой ранимый кудрявый ангелок-мямля, дунь на него – и он рассыплется, разлетится, как одуванчик на тысячу парашютиков. При мысли о том, что Дэмьен причина всего, что произошло за последний месяц, меня охватывала ярость. Марк, как бы мы с ним друг к другу ни относились, все-таки соперник достойнее и добыча серьезнее.
Тогда к чему это бессмысленное вранье? Тем летом дочки Девлина часто приходили на раскопки, незаметными их не назовешь, и все остальные археологи девочек запомнили. Мэл, хоть и держалась на порядочном расстоянии от трупа, сразу узнала Кэти. А Дэмьен водил экскурсии по раскопкам – значит, велика вероятность, что он разговаривал с Кэти, общался с ней. И он склонился над телом (от такого слюнтяя подобной смелости не ожидаешь), вероятно, чтобы проверить, не дышит ли она. У него не имелось ни малейшей причины отрицать, что и прежде видел ее.