поднять глаза на сидящую напротив кузину. Отрицать свою вину было бесполезно.
— Клер, прости меня! Письмо от Жана пришло примерно через полтора месяца после вашей с Фредериком свадьбы. Адресовано оно было тебе, но почтальон принес его на мельницу. Когда на обороте я прочла «Жан Дрюжон», то решила, что письмо затерялось и потому пришло с опозданием. Сама не знаю, что заставило меня его вскрыть… Оно было датировано маем. Жан рассказывал, как выжил в кораблекрушении, как нашел работу на ферме в Нормандии и что хочет поднакопить денег, чтобы вернуться в Ла-Рошель и снять меблированную комнату. Ну, и просил тебя немного подождать, пока все устроится. Представь мой шок! Я часами размышляла, как поступить, а потом решила, что эта новость страшно тебя огорчит. Тем более, ты была уже замужем, так что ни единого шанса съехаться с Жаном… Столько страданий — и ради чего?
Бледная как полотно, Клер хлопнула по столу ладошкой.
— Я сама должна была решать, Бертий! Сама прочесть письмо, сама написать ответ! Что ты ему написала?
— Правду! Что ты уже замужем за Фредериком Жиро, что ты богата и муж осыпает тебя подарками!
Бертий вытерла лоб, усеянный мелкими каплями пота, не решаясь открыть весь масштаб своего злодеяния. Клер крикнула:
— Что еще? Говори!
— Чтобы он тебя забыл, чтобы воспользовался шансом, что остался жив и на свободе, и… и что сама ты не желаешь ему писать.
Привстав на стуле, Клер отвесила кузине пару пощечин, перевернув при этом графин с вином и вазу, в которой вяли три красные розы.
Бертий даже не пискнула. Дыхание у нее участилось, вид был испуганный.
— Где то письмо? — спросила Клер.
— Я его сожгла! Умоляю, Клер, прости меня! У меня были благие намерения, я хотела тебя защитить!
Крупные слезы катились по раскрасневшимся щекам калеки. Клер посмотрела на запачканную вином камчатную скатерть, на опавшие поверх хлебных крошек лепестки роз. На мгновение она устыдилась своей резкости.
— И это при том, Бертий, что только вы с Базилем знали, как я любила Жана! Годами я его оплакивала! Воспоминания о нем мучили меня, особенно когда приходилось покоряться мужу, за которого я вышла большей частью для того, чтобы помочь вам с папой, ну и Гийому тоже. Ты не имела права ни читать мои письма, ни врать мне! Теперь Жан женился, у них родился ребенок. Он никогда меня не простит…
— И что бы ты сделала, узнав правду? — воскликнула Бертий.
— Наименьшее — ответила бы ему сама, заверила, что по-прежнему люблю. Я вполне могла бы развестись, уехать к нему. Ты, конечно, об этом догадывалась и боялась потерять курицу, несущую золотые яйца, которой я для вас стала?
Клер едва сдержалась, чтобы не ударить кузину снова. Напуганная этим порывом, она вспомнила Фредерика. Наверное, он часто испытывал это яростное исступление, когда хочется ранить, наказать — только бы не мучиться больше самому, не чувствовать себя таким несчастным.
— Прости меня, — плача, повторила Бертий. — Ты права, я думала, ты уедешь и все испортишь. Пока ты жила в Понриане, мы редко виделись, но я представляла тебя в красивых платьях, почти королевой, царящей на званом ужине… Еще был Матье, нежно тобой любимый, которого ты не захотела бы бросить.
У Клер пересохло во рту. Она выпила стакан воды. Аргументы Бертий можно было счесть убедительными.
— Да, я была бы в отчаянии, — согласилась она. — И, возможно, осталась бы с мужем ради Матье и из чувства долга, но по многим пунктам ты ошибаешься, Бертий! Я не царила — я жила в тюрьме, подчиняясь во всем владельцу Понриана. Светских приемов мы устраивали и посещали мало, и Фредерик меня бил, когда я в чем-то ему противилась.
Он был ревнив до абсурда. Пернелль презирала меня за неспособность дать семье Жиро наследника. Хотя незадолго до кончины мужа я была в шаге оттого, чтобы его полюбить. И я никогда не желала ему смерти!
Гнев ее мало-помалу стихал, уступая место горькой растерянности. Что толку кричать, мстить? Слишком поздно. Несмотря на жару, Клер поежилась.
— И что теперь? — спросила Бертий.
Клер передернула плечами. Сейчас молодой женщине казалось, что вся ее жизнь пройдет под знаком самоотречения и покорности судьбе.
— Я была счастлива на мельнице, пока не пришло это письмо. Мой сад, дети, увлечение кулинарией… И книги, мои любимые книги… Я отвечу Базилю, расскажу, как все вышло. Я не собираюсь вмешиваться в жизнь Жана, зато смогу теперь думать о нем, не представляя каждый раз, как он тонет в океане и как его тело пожирают рыбы. Может, когда-нибудь он мне напишет, он меня простит… Большего я не прошу.
В комнату ворвался Гийом. Смерил Клер злым взглядом, потом обратил внимание на беспорядок на столе. Платье жены тоже было запятнано вином.
— Я был в магазине и услышал крики, какой-то шум! — быстро начал он. — Принцесса моя, ты плакала? Вы снова ее обидели, Клер?
Молодая женщина горько улыбнулась и встала.
— Это уж слишком! — заявила она. — Я не могу поговорить с кузиной без вашего присмотра! У Бертий, какой бы красавицей она ни была, душа гадюки, а сердца нет вообще! Она обошлась со мной очень дурно, за что и получила пощечину. Мы почти квиты… Если бы вы задержались в магазине, мы с ней еще немного поговорили бы. Но теперь я ухожу! И не бойтесь, больше я вас не побеспокою!
Не глядя на кузину, Клер взяла письмо Базиля и вышла из залитой солнцем комнаты.
Город понемногу оживал. Коммерсанты открывали свои магазины, выставляли на тротуары деревянные прямоугольные прилавки с самыми привлекательными товарами. На проезжей части стало больше фиакров, нарастал привычный городской шум, состоявший из скрипа обитых железом колес и постукивания копыт рысящих лошадей. Элегантные горожанки прогуливались под зонтиками, оберегая молочную белизну кожи. Мимо проехал в облаке дыма автомобиль с громко хлопающим мотором. Пассажиры, гордые столь современным транспортным средством, все были в картузах и специальных очках.
Клер рассеянно скользнула взглядом по машине. В иных обстоятельствах она проявила бы большее любопытство. Но сейчас ее ничто не интересовало, мир был словно в сером тумане. Что ей за дело до прогресса, до фортепианной мелодии, доносящейся из ближайшего окна? Перед магазином игрушек юная продавщица раскладывала на стеллаже деревянные кораблики с корпусом, выкрашенным желтой и синей краской, а еще — с маленькой мачтой и белым парусом. Клер купила два: один для Матье, второй для Николя. С покупкой в руке она направилась в квартал Бюссат. Мысли ее неторопливо и неумолимо крутились