Пленки, которые он забрал из номера Элисон, были его собственные. С них получились невероятно удачные фото руин и портреты Элисон. В феврале он выбрал один снимок, который ему особенно нравился и послал его в Чикаго, приложив ее дневник и короткое письмо с пожеланиями всего наилучшего.
Он получил ответ от нее, написанный красивым почерком — и даже ее собственной рукой! Она благодарила его и сообщала, что работает, ребенок чувствует себя прекрасно, и она скоро позвонит ему в Майями. Она вложила в конверт моментальный снимок улыбающегося очаровательного трехмесячного Адама. О Джейке не было ни слова.
Он перечитывал письмо тысячу раз и жил надеждой в течение 93 дней. Но обещанного звонка не последовало. В мае, готовясь к переезду, он засунул куда-то письмо вместе со всеми ее фотографиями, а когда распаковывал вещи на новом месте, не стал их искать. Фото Адама, правда, Зекери поставил рядом с портретом дочери на ночной столик в своей комнате.
Он тосковал по ней.
Телефон звонил довольно долго, пока Стеффи сняла, наконец, трубку.
— Привет, папа!
Он не собирался ее разыгрывать, а звонил просто, чтобы убедиться: она дома.
— Я так и знала, что ты позвонишь.
— Угадала — это я! Сдаюсь!
Он засмеялся над ее ясно выраженным недовольством тем, что он попусту беспокоится. В девять лет тебе кажется, что с тобой ничего не может случиться.
— Я звоню просто, чтобы напомнить — в следующую субботу в девять мы опять сразимся в гольф. И на этот раз я уж не проиграю, — подкалывал он дочку, — я вызвал пожарников, чтобы они гасили все твои свечи.
— Ну, па-ап!..
— Спокойной ночи, золотко. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, папа.
Трубка онемела, и он повесил ее на рычаг. Ему предстояло коротать длинный субботний вечер. Он поразмыслил: съездить ли ему за покупками или нет. И решил не делать этого. Он съездит завтра. Он предпочитал утолять голод готовой магазинной едой. Они со Стеффи хорошо заправились бутербродами по дороге домой с корта.
У Зекери было почему-то неспокойно на душе, он испытывал необъяснимую тревогу.
Сидящий на подоконнике кот слегка подвинулся, чтобы ему было удобнее наблюдать за Зекери, подошедшем к телевизору. Потом кот положил голову на лапы, продолжая наблюдать за движениями хозяина дома.
Часом позже Зекери смотрел спортивные соревнования по ТВ. Твинс обошли Янки, и те вынуждены были сойти с дистанции. Первым на финиш пришел Гидри. Тут внимание Зекери отвлек звонок в дверь.
Недовольный этим, он решил, что не в состоянии сейчас вежливо отказать рьяным свидетелям Иеговы отведать их шоколадного печенья, или чем они там сегодня угощают. Гидри вызвали для награждения. Зекери посмотрел четыре видеоповтора финиша, снятого с разных точек. А канал Эй-Би-Си запустил длинный блок коммерческой информации. В дверь больше не звонили.
Оставшись лицом к лицу с четырнадцатью торговцами машинами и электробритвами, Зекери не выдержал, встал и легким шагом пошел к двери. Кто бы это ни звонил в дверь, он не успел еще далеко отойти, и Зекери спросит, что ему надо. В закатных отблесках солнца он увидел шляпу с огромными полями, кремовое льняное платье и длиннющие ноги. Черт возьми! Он прекрасно помнил эти ноги. Чикаго! Она уже собиралась садиться в поджидавшее ее такси.
Он стрелой выскочил за дверь, пробежал, как был босиком, по дорожке и вовремя перехватил ее руку, которая уже взялась за ручку дверцы такси. Когда она обернулась, чтобы взглянуть на него из-под полей своей шляпы, он замер на месте. Этого просто не могло быть, однако, все это было наяву. Он уже забыл, какая она поразительно красивая. Она поправилась на пару фунтов, круги под призрачными ореховыми глазами исчезли, и она выглядела просто классно!
— Эй, Чикаго! Подожди секунду. Тебе бы следовало позвонить подольше, — запинаясь, он пытался справиться с голосом. — Прости, но я ожидал увидеть за дверью кого угодно, но только… Входи! — пригласил он и нырнул головой в окно такси, чтобы посмотреть показания счетчика. Двадцать три доллара. Молча порадовавшись сегодняшнему выбору Стеффи дешевых развлечений, он сунул тридцать долларов в кулак подозрительно взглянувшего на него таксиста. И тут же впился глазами в узкое обручальное колечко на ее левой руке. Проклятье!
Он выпрямился и поймал на себе взгляд маленького крепыша с ямочками на щеках.
— Это — Адам, — сказала Элисон. Зекери окинул взглядом малыша. Это был здоровый, с ясными лучистыми глазами ребенок.
Замужем. Он полез в багажник, достал и разложил складную детскую коляску, вынул все вещи, не слушая шофера, повторявшего, что он готов подождать своих пассажиров.
Чтобы водитель такси, наконец, заткнулся, Зекери дал ему еще двадцатку.
— Мы не можем задерживаться у тебя — наш самолет отправляется через час с небольшим, — нервно сказала Элисон.
— Я сам вас отвезу.
Вопрос был улажен. Он ни за что не позволит ей ездить на такси вне зависимости от того, замужем она или нет.
— Мы бы чуть раньше добрались сюда, но сначала мы поехали на твою прежнюю квартиру. И там нам дали этот адрес, — она объясняла, пока он вел ее назад по дорожке к дому. Господи, благослови его прежнюю квартирную хозяйку. И все-таки Зекери был расстроен. Время, которое он мог бы провести с ней, было безвозвратно упущено. Проклятье!
Войдя в дом, он вырубил телевизор, чтобы тот не мешал ему наслаждаться ее присутствием. Так Зекери и не узнал, одержали ли неистовые Янки неожиданную победу или проиграли.
— Ты выглядишь потрясающе! — отважился он, наконец, сказать, решив не принимать во внимание ее статус замужней женщины. — Материнство определенно пошло тебе на пользу.
Материнство, но не замужество.
Элисон слегка покраснела и улыбнулась, довольная его восхищением своей красотой, когда она, сняв шляпу, рассыпала по плечам белокурые волосы. Она была вознаграждена за два часа пытки в самолете долгожданной встречей с ним. Адам издал тревожный крик и уставился на мать, хмуря свое личико.
— Он должен был поесть двадцать минут назад. И проявил завидное терпение, но теперь надо срочно покормить его.
Она торопливо вынула банки с детским питанием и ложечку из специальной сумки. Зекери взял все это и поместил на шесть секунд в свою микроволновую печь. Следующие десять минут он держал мальчика на коленях, а Элисон кормила его с ложечки сливками с кукурузными хлопьями и персиковым пюре, которое малыш поглощал с серьезным видом.
— Как у тебя дела? — тихо спросила она, оторвав взгляд от пюреобразной желтой кашицы, которую Адам, по всей видимости, очень любил.