звонко.
Эрин стояла на коленях у моей кровати. Я только что вернулась из мира эротических грез с Бетани Кимблс-Эриксон в главной роли, поэтому присутствие другого человека так близко от себя было даже не вторжением в личное пространство, Эрин словно бы смотрела мой сон вместе со мной.
– Ты очень шумела. – Она слегка поглаживала одеяло. – Я пробовала тебя разбудить, но ты не слышала. Пришлось подойти.
– Что? – Я чувствовала, что краснею, даже в темноте, спросонья, не до конца понимая, почему она стоит тут, совсем рядом с моей кроватью. Я могла различить запах ополаскивателя для рта, которым она пользовалась перед сном, детского молочка для тела «Джонсон и Джонсон», ежедневно втираемого в локти и пятки.
– Прошлой ночью и… раньше… тебе снилось что-то, и я тебя будила. Звала по имени.
– А я и не знала. – Я отвернулась к стене. – Со мной все в порядке. – На самом деле это было не так. Все во мне ходило ходуном, сердце колотилось, и эта беседа никак не способствовала успокоению.
– Что тебе снилось? – спросила Эрин. Она словно приросла к месту, в нарушение правил притворялась хорошей, а сама стояла прямо у моей кровати, даже руку с одеяла не сняла, хотя поглаживать мою грудь перестала.
– Не помню, – сказала я айсбергу на стене. – Что-то страшное.
Она помолчала, а потом тихо, но твердо сказала:
– Нет.
– Да. – Я мечтала лишь о том, чтобы она вернулась к себе в кровать. – Ты что, смотрела его со мной?
– Я слушала, – ответила она. – И, судя по звукам, ничего страшного там не было.
– О боже! – Я сердито перевернулась на живот, надеясь, что она поймет, как я раздражена. Потом уткнулась лицом в подушку и оттуда просипела: – Уходи. Иди в кровать. Ты не из полиции снов. Я не шучу.
Но она и ухом не повела. Вместо этого она сказала:
– Я слышала, ты звала Бетани. Ты несколько раз повторила.
– Наплевать. – Подушка приглушала звук моего голоса.
– Ты произносила это, словно…
– Плевать. – Я перевернулась обратно и почти заорала ей прямо в лицо, что было не очень разумно, учитывая час ночи: – Мне плевать, плевать. Уходи.
– Нет, – сказала она. А потом наклонилась и поцеловала меня. Наши лица почти соприкасались, к тому же в комнате было темно, так что это оказалось не так уж и трудно, хотя ей, наверное, пришлось набраться храбрости. Это был порыв, широкий, а потому нелепый жест с ее стороны. Она промахнулась, ее рот накрыл мою нижнюю губу и ямку над подбородком. Я не ответила ей сразу же, слишком уж странно все было, и слегка отстранилась. Но, к счастью, это ее не остановило. Ее пухлые, мягкие пальцы коснулись моей щеки и повернули мою голову назад, она прижала мои губы к своим и на этот раз уже не промахнулась. Я отчетливо различала запах ее крема и чувствовала, что меня охватывает желание. За одним поцелуем последовал другой, а затем еще один, во время которого она оказалась на мне.
Коули Тейлор было до нее далеко. Эрин уже была раньше с девушкой, это я могу точно сказать. Я спала в старой футболке и пижамных штанах. Футболка была огромная, размера на три больше, чем надо, и я болталась в ней, словно язык в колоколе, но Эрин стащила ее с меня несколькими движениями. Когда она потянула за завязку на моих штанах, я приподняла край ее футболки, но она легко оттолкнула мою ладонь.
Я сделала еще попытку, подняла ее футболку до середины спины, но она не позволила, сняла мою руку и накрыла двумя своими так, что я не могла сопротивляться:
– Не нужно. Позволь, я сама.
Я позволила. Ее пальцы двигались нежно, но настойчиво, а после прелюдии с Бетани Кимблс-Эриксон много времени не потребовалось.
Мы с Эрин жили в одной комнате почти год. Множество раз мы видели друг друга без одежды. Я прекрасно знала ее пухлые плечи с россыпью веснушек, на удивление мускулистые, хотя и полные ноги, круглый молочно-белый живот, маленькие ступни, белесые волосы, напоминавшие отцветающий одуванчик, которые, если намочишь, становились как пеньковая веревка, запах ее шампуня. Одного я не знала и даже не могла представить: каково это – быть с ней, ведь она такая, такая привычная, что ли, она Эрин, моя соседка, и больше ничего. Но теперь, в темноте, Эрин, завершавшая то, что началось в моем сне, была совсем другой.
После секундного напряжения мои мышцы обмякли. Вскоре мне удалось восстановить дыхание, и я почувствовала, что по телу разливается приятная истома. Она позволила себя поцеловать и легла рядом, но, когда я попыталась коснуться ее живота, она остановила меня:
– Не нужно. Мне и так хорошо.
– Позволь мне. – Я попыталась вытащить руку, но безуспешно.
– Я уже.
– Что «уже»?
– Пока ты спала. – Она замолчала, отвернулась и только тогда продолжила: – Я не хочу говорить вслух, это звучит так неловко.
– Нет, это звучит прекрасно, – сказала я.
Она засмеялась.
– Нет.
– Да, – настаивала я. – Прекраснее не бывает. Честно. – Я хотела поцеловать ее в шею, но она увернулась.
Тогда я прижалась к ней и стала чуть заметно двигаться, и ее тело откликнулось, я чувствовала это, но тут она все прекратила:
– Хватит. Отвали.
– Ты шутишь?
– Мне пора в постель.
– Сейчас?!
– Сюда могут войти в любую минуту.
Я продолжала, потихоньку просовывая руку ей под футболку:
– Но ведь ночные обходы отменили.
– Ничего не отменили. – Она стряхнула меня с себя, но я не сопротивлялась. – Лидия заглядывала в час ночи во вторник. – Она спустила обе ноги на пол, встала и принялась разминать плечо, словно питчер перед броском.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Ты что, не спишь?
– Сплю, но не так, как ты. – Она не наклонилась поцеловать меня, не подала никакого знака, точно ничего не было. Теперь между нами снова восстановилась дистанция, связь распалась, и нам обеим стало неловко.
– Что ж, значит, твои сны не такие занимательные. Придется тебе бодрствовать, чтобы воспользоваться моими.
Она странно хихикнула и пошла к себе. Между нашими кроватями теперь зияла бездонная пропасть. Мы лежали и слушали, как пощелкивает терморегулятор, что при неустойчивых весенних температурах было обычным делом, нам обеим было не по себе.
– Кэм, ты же не расскажешь. – Голос Эрин прорезал тишину.
– Нет.
– Я на самом деле хочу, чтобы все это осталось в прошлом, – сказала Эрин. Наверное, думала, что мне нужно что-то объяснять. Или это нужно было ей самой? – Я хочу выйти замуж и родить двух девочек. На самом деле, не потому что