было для него вопросом самолюбия.
Через десять дней Мурашко принес весть, что мы можем вернуться в город и что на отходящем вверх по Лене пароходе все готово, чтобы нас принять. Поздно вечером мы вышли из нашего лагеря и всю ночь провели близ города в кустах. Было очень холодно, и мы согревались спиртом и колбасой – хлеба не было. Впервые в жизни я попробовал здесь чистый спирт – в 96 градусов! Среди сибирских арестантов только он и признается – 40-градусная обыкновенная казенная водка считается ими слишком «сладкой». Пить спирт надо умеючи – надо проглотить и сейчас же закрыть рот, так как спирт быстро испаряется и может захватить дыхание. Один из товарищей не знал этого – и мы насилу его отходили: испугались, что он задохнется. Когда глотаешь спирт, кажется, будто глотаешь огонь!
На рассвете мы все пробрались в дом к старому ссыльному – Василию Елисеевичу Гориновичу, служащему большой торговой фирмы Громовых («Анна Ивановна Громова и сыновья»), он был в свое время членом партии «Народная воля».
Он был дружески связан с капитаном парохода (тоже бывшим членом «Народной воли»), который на другой день отходил из Якутска. Они приготовили на пароходе места для всех нас семерых. Но пароход отходил днем, и благодаря нашему побегу у всех отъезжающих теперь строго проверяли паспорта, внимательно наблюдая за посадкой на пароход. Как быть? Как на глазах полиции пройти через пристань и сесть незаметно на пароход? Надо было перехитрить наших ищеек – и нам это удалось.
Найдены были большие три корзины, в них мы поместили троих из беглецов, навесив на корзины замки и перевязав корзины как следует веревками. Троих мы переодели в рабочее платье, намазали им руки и лица грязью и углем, чтобы они больше походили на чернорабочих и грузчиков, и заставили их вместе с матросами грузить на пароход бочки с соленой рыбой, которая шла на золотые прииски в Бодайбо. Корзины с живым грузом были благополучно погружены на трюм парохода, наши «грузчики», не возбуждая внимания присутствовавшей при погрузке парохода полиции, спокойно перешли на пароход.
Я оставался последним – таково было условие, которое я поставил товарищам: я хотел убедиться, что посадка всех на пароход прошла удачно. Только после этого я должен был в четвертой корзине попасть на пароход, но здесь возникло неожиданное препятствие: больше не было в распоряжении корзины, которая подошла бы под мой рост, и я напрасно свертывался в клубок, чтобы забраться в те корзины, которые еще у нас были. А между тем пароход уже подавал последние гудки, должен был через полчаса уйти и больше не мог дожидаться. Переодеться рабочим мне было трудно, так как я своим внешним видом не подходил для этого и, кроме того, по своей близорукости не мог расстаться с очками.
Пароход загудел в последний раз и отошел от пристани – все шестеро товарищей уехали. Уже через несколько лет я узнал, что все шестеро выбрались из Якутской области благополучно – только один из них (по фамилии Мессих, член Бунда, приказчик) умер в Иркутске от воспаления легких. Одного из них, московского студента Михаила Головина, я встретил через два года в Париже. Судьбы остальных я не знаю.
Что делать? Решение у меня созрело быстро. Если не удалось проехать Леной, поеду на восток, в Охотск (взгляните опять на карту!), оттуда в Америку или Японию… Трудно? Нельзя? Пустяки – смелым Бог владеет! Мой неожиданный план, родившийся, надо сказать, внезапно у меня самого, увлек Мурашко. Он был приговорен к административной ссылке в Якутск всего лишь на три года, из которых два года уже отбыл. Еще один год – и он будет совершенно свободным человеком.
Но мой авантюристический план его так увлек, что он вдруг заявил, что поедет со мной. Горинович сначала отнесся к моему плану с улыбкой, но потом и сам им увлекся, когда я ему сказал, что могу отправиться на восток, через тайгу, к Охотскому морю в качестве золотопромышленника для производства разведок. Я рассказал ему, что в «Крестах» я как раз прочитал два увесистых тома по геологии профессора Неймайра «История земли» и кое-что в геологии понимаю, во всяком случае, достаточно, чтобы искать золото…
Он рассмеялся, но сел за приготовление мне и Якову Мурашко документов. Паспорт у меня был (я благополучно провез его от самого Петербурга, пряча под стелькой башмака) – на имя какого-то эстонца лютеранского вероисповедания, Фридриха Басра. На это имя он приготовил доверенность от какой-то несуществующей московской золотопромышленной компании, засвидетельствованную у несуществующего нотариуса – с полномочиями на производство поисков золота. В этой доверенности я именовался «горным инженером». Для Мурашко Горинович изготовил паспорт, произведя его в «горного штейгера», но дав ему такую простую фамилию, как Василий Яковлевич Сидоров (на что Мурашко даже обиделся!). Горинович умел делать и печати, так что наши документы были хоть куда!
Он и сам увлекся нашей экспедицией, хотя, по совести говоря, шансов на успех у нас было мало. Закупил нам все необходимое, белье, непромокаемые плащи, припасы, котелки и медный чайник – вплоть до оружия: мне прекрасную двустволку немецкой работы (Зауера), а Мурашко – берданку, переделанную в дробовое ружье.
Деньги я добыл у Митрофана Васильевича Пихтина, главного доверенного и главы торгового дома братьев Громовых (одного из Громовых, Иннокентия Ивановича, я знал, когда он еще бывал в нашем доме в Москве студентом Московского университета).
Пихтин был приятелем моего отца и имел от него инструкции. Для встречи со мной он сам пришел на квартиру к Гориновичу. Без его помощи, конечно, я бы ничего не мог сделать. От Пихтина я получил тогда 500 рублей. Интересная, между прочим, подробность. Когда мы очутились в Якутске, со мной было около 300 рублей, всунутые мне отцом в последнюю минуту на петербургском вокзале, которые я благополучно провез вместе с паспортом. Двести рублей из них я передал своим шестерым товарищам, когда они садились на пароход, как товарищескую помощь.
А через несколько лет, когда я добрался уже до Парижа, я услышал, что, оказывается, после нашего побега в Якутске ходили слухи: «Помните Зензинова? Ведь вот какие люди бывают! У него на руках были большие партийные деньги специально для организации побегов – и он все