ловкий. Мамедов её отверг — это в нём и было самым притягательным. Конечно, он просто не разглядел Лялю. А она — царица Тамара, воительница и поэтесса. У Ляли было странное ощущение, будто она о чём-то поспорила с Мамедовым — ну, вроде «кто кого?», — а спор оборвался на полуслове. Вот потому Ляля и затеяла авантюру с похищением «баржи смерти». Кавказский князь должен понять, что она, Ляля, превосходит его: она повелевает, а он принимает милость.
Вдали за плоским островом наконец показались Гольяны — село богатое и крепкое. Железные крыши, печные дымы, фигурная белая церковь на берегу, кирпичный арсенал, и рядом — локомотив-кукушка, причалы, дебаркадеры, два буксира и даже товарно-пассажирский пароход. В Гольянах была пристань Ижевского оружейного завода, и досюда дотянулась заводская узкоколейка. Мрачная «баржа смерти» стояла на якоре посреди реки за островом.
Появление миноносцев не вызвало переполоха на берегу: согласно плану операции, красные флаги на кораблях были спущены. «Ретивый» ушёл вперёд и начал разворачиваться на плёсе, а «Прыткий» и «Прочный» сбавили ход. «Прыткий» направился к буксиру у пристани, а «Прочный» — к барже.
Ляля быстро спустилась в визирную рубку, и на мостик поднялся капитан Георгиади в мичманской форме Императорского военного флота.
— Эй, на «Рассвете»! — закричал он в рупор команде буксира.
На палубу «Рассвета» высыпали речники.
— Что за парад? — тоже в рупор дерзко ответил с мостика капитан буксира.
— Мы — третий дивизион Волжской флотилии контр-адмирала Старка, — сообщил Георгиади. — По приказу контр-адмирала, баржу с арестантами требуется доставить во флотилию, её поведут в Уфу.
Берите баржу на трос!
В строгом облике миноносцев ощущался дух былой Российской империи с её многобашенными линкорами, могучими заводами, дворцами и биржами, ярмарочным изобилием, тысячевёрстными магистралями и тысячеголосыми литургиями; с её полновесными золотыми червонцами, с тугими ляжками конных казаков и двуглавым орлом. И капитан буксира поверил Георгиади.
— А далеко до вас? — спросил он. — У меня дров-то почти нету!..
— На ближайшей станции загрузим, — ответил Георгиади. — Разогревай машину и следуй за мной!
Раскольников и Ляля через иллюминаторы визирной рубки следили, как буксир раздувает пары и отваливает от причала. Ляля тихо торжествовала. В захвате баржи, в общем, для красных не было никакого риска: дюжина орудий на миноносцах легко вынудила бы ижевцев выполнить любой приказ — пушек в Гольянах, судя по всему, не имелось. Но похищение — блестящий сюжет!
— Я напишу об этом очерк! — жарко шепнула Ляля Раскольникову.
Фёдор Фёдорович снисходительно улыбнулся. Он сам в прежние времена сотрудничал с газетами, к тому же занимался археологией, библиографией и театром, а потому считал себя знатоком словесности и талантливым автором. К творчеству жены он относился пренебрежительно: Лариса, по его мнению, изъяснялась слишком пафосно и вычурно — скрывала отсутствие дарования за преувеличенной и тяжеловесной экспрессией. А Ляля думала о том, что из очерков о событиях недавнего времени она может составить книгу. История с «баржей смерти» станет композиционной кульминацией сборника. Книгу надо будет назвать броско и яростно — «Фронт». Конечно, в стране разруха и ничего нет, но Луначарский сумеет издать… Это будет её первая настоящая книга. Книга, которая установит новый революционный канон русской литературы!..
«Прыткий» и «Прочный» пошли вверх по течению для разворота на плёсе, а «Ретивый» возвращался, чтобы держать ситуацию под контролем. На барже караульные выбирали кормовой якорь; буксир «Рассвет» заводил трос.
…Пасмурный день потихоньку угасал, а ветер всё не мог успокоиться. Тёмные волны нервно пенились по гребням, дым из труб рвало на клочья. На берегах шумели ельники, прибой хлопал в багровые глиняные откосы.
«Прыткий» двигался первым, буксир с баржей — за ним. У буксира в волнах порой заголялись плицы колеса под кожухом, словно задирало юбку; баржа вспахивала воду тупым рылом; трос то провисал, окунаясь, то с хлопком натягивался. Берег в селе Нечкино был безлюдным — непогода.
На Нечкинском перевале за створным знаком «Прыткий» сбросил ход и поравнялся с буксиром. Комендоры засуетились возле орудий, наводя пушки. «Прочный» и «Ретивый», усиленно дымя, нагоняли баржу.
Фёдор Фёдорович поднялся на мостик миноносца.
— Эй, на «Рассвете»! — крикнул он в рупор. — Я — командир красной флотилии Раскольников! Вы взяты в плен! Сопротивление не имеет смысла!
На трёх миноносцах вверх по мачтам поползли красные флаги.
13
Взрыв котла разворотил на «Звениге» и механизм парового руля. Тянуть повреждённое судно тросом было неудобно: без руля на извилистом фарватере «Звенига» обязательно вылезет на мель. Тогда Иван Диодорович распорядился пришвартовать её к борту «Лёвшина». Спаренные буксиры вверх по течению ползли очень медленно, и бронепароход «Бурлак», подцепив лёгкие понтоны с десантниками Бубнова, ушёл вперёд. Вскоре он скрылся за излучиной реки.
В лоцмане Иван Диодорович не нуждался. Федя сидел за надстройкой на цепном ящике и просто смотрел на холмистые лесные берега, почерневшие в предчувствии зимы. В облачном небе тихо играли жемчужные переливы.
Кате давно уже хотелось поговорить с этим необычным парнем.
— Что ты делаешь на «Лёвшине», Федя? — спросила она.
— Думал, что вы до Сарапула дойдёте. Перед ним на Пещерском перекате «Русло» лежит, а мне надо Якорника забрать. Он в рубке остался.
— Якорник — это икона чудотворная? — улыбнулась Катя. — Ты ведь речник, Федя, значит, понимаешь суть прогресса. И неужели веришь в чудеса?
— Я в божью тайну верю, — честно сказал Федя. — А Якорник её являет.
Катя смотрела на Федю Панафидина и с удовольствием, и с уважением.
— Что же такое — божья тайна?
Федя беспомощно развёл руками:
— Ну, как объяснить?.. Дьявол — он словно паровая машина: согрешил — получи возмездие. Всё просто. А у бога сложно. Ты всем хорош, а нету тебе награды: это испытание. Однако же выше его — милость. Когда ты натворил делов, а господь тебя прощает. У него своя навигация, Катерина Дмитревна.
— А Якорник — небесный телеграфист? — догадалась Катя.
— Река — божья тайна. Наверняка на ней путь не рассчитаешь. Пароходы по божьей тайне плывут. Ты можешь только о милости у Николы просить.
— Чтобы следствие не извлекалось из причины? — лукаво уточнила Катя.
— Чтобы мы шли по фарватеру, как будто знаем его, хотя мы его не знаем. Не в причине суть, а в нашем незнании. Бывают капитаны, которые знают то, чего не знают, и ходят без лоцманов. В них самих божья тайна воплощается. Они божьи штурвалы. Но таких один на тысячу.
— Ты об Иване Диодоровиче говоришь?
— Об Иване Диодорыче, — подтвердил Федя.
«Лёвшино» добрался до Осы только в сумерках. С трудом пристроив лишённую хода «Звенигу» к пирсу, Нерехтин отвёл свой