Поздним вечером, в темноте, нудно завывая, пролетели «Хейнкели» и долго бомбили где-то в стороне Риги. 1 ноября
Пухну постепенно и уж десять дней хриплю, как испорченный патефон: простыл, возвращаясь в полк из Риги после сдачи машины, под холодным дождем с ветром. [473]
Последние несколько дней сильно захолодало, но вдруг с моря подул теплый западный ветер, принес дожди. Черная осень стоит: грязища и сырость.
Сегодня, после похорон неизвестного водителя с ИС-2, проходя небольшой группой мимо трех низких одноэтажных каменных домиков, до отказа набитых военным людом, увидели безобразную картину. Незнакомый капитан, размахивая пистолетом и страшно заикаясь, кричал на старую женщину, латышку, обвиняя ее в том, что она нарочно не хочет найти место для его команды, что она ни капли не уважает людей, которые ценою крови освободили от фашистов ее родной край, и во многих других смертных грехах. В лице его, исказившемся от гнева, не было ни кровинки, глаза метали молнии. Тут же стояли освободители, раненые солдаты в бинтах и лубках, уже размещенные в этих домиках, живущие здесь в ожидании эшелона, и с молчаливым неодобрением посматривали на разбушевавшегося офицера. Он был здесь самый старший по званию. И самое грустное в этой сцене было то, что старуха, по-видимому, ни слова не понимала по-русски, а если бы даже и понимала, то все равно не смогла бы помочь ничем этому командиру. Худое, точеное строгое лицо ее, с резкими морщинами около губ и глаз, в черной рамке платка, низко прикрывавшего лоб, оставалось бесстрастным, а усталые глаза в темных тенях глазных впадин смотрели на ругателя со спокойным достоинством. И было жаль обоих. Тогда хладнокровный Вася Бараненко, подойдя к капитану сзади, вдруг нежно, но крепко обнял его за плечи, а Ципляев ловко перехватил руку с пистолетом. Вдвоем они отвели офицера в сторонку и по-дружески растолковали обстановку. Тот с трудом успокоился, спрятал наконец оружие, и мы, облегченно переведя дух, зашагали своей дорогой. 2 ноября
Идут регулярные, насколько это позволяет обстановка, занятия по боевой и политической подготовке. Понятно, что не всем это по душе, и некоторые ребята ворчат. 4 ноября
Сдал заявление и рекомендации в партбюро и заступил дежурным по части. [474] 5 ноября
В городе замечательная баня! Не помню, в какой уж раз банный день падает на мое дежурство. Это очень хлопотно, но чего не вытерпишь ради такого праздника. Да здравствует баня всегда и везде! 7 ноября
Торжественное заседание поредевшего личного состава полка по случаю 27-й годовщины Великого Октября. Даже сердце сжимается, когда видишь, как мало осталось старых товарищей... Зато какие орлы! Из Калининской области, из-под Острова, пробились с тяжелыми боями сквозь бесконечные болота, по немыслимому бездорожью к самому берегу Балтийского моря и последнюю союзную столицу освободили... «Сила силе доказала...»
Неожиданно меня избирают в президиум. Алексей Петрович ободряюще подталкивает меня в спину. Поеживаясь, сижу за длинным столом на сцене: хлопчатобумажная гимнастерка моя вся в пятнах от машинного масла, да и прохладно в клубе.
Зачитывают приказ по армии от 27 октября (номера не запомнил) о награждении солдат и офицеров полка за участие в боях при освобождении столицы Латвии. Среди фамилий награжденных назвали и мою. Не ослышался ли? Вопросительно смотрю на Каневского, восседающего по правую руку от командира полка, а майор выразительно кивает мне, подмигивает и крепко хлопает в ладони коротких рук... Еще один орден Отечественной войны 2-й степени. Мы с Нилом уже трижды орденоносцы... без орденов.
Заседание длилось недолго. Ребята поздравляют друг друга, все обрадованы и возбуждены предстоящим вот-вот отъездом: погрузка объявлена на завтра. Растроган и удивил всех начпрод, по случаю такого дня доставивший из Риги бочку отличнейшего, как определили Нил и Алексей Петрович, пива, на которое мы всем миром тут же и навалились. И было оно очень кстати.
А полки, что ожидали вагонов перед нами, с вечера начали быстро грузиться. [475] 9 ноября
В полдень эшелон двинулся из Иецавы на восток. На какой-то станции нас продержали до самого вечера, и мы, как водится, чтобы скоротать время, плясали и танцевали прямо на перроне. 12 ноября
Режица. Тут уже ходят пассажирские поезда! Даже странно как-то нам. Нил, Вася Егоров, Саша Ципляев и сержант Чернов (типичный москвич не только по слишком акающему говору, но и по всем повадкам. С лица его, «редькой концом книзу», не сходит умненькая усмешка и выражение некоторого превосходства над серыми провинциалами, за что его многие недолюбливают) сразу ушли на вокзал, чтобы поскорее добраться до Москвы и тем самым выиграть несколько часов для побывки. И действительно укатили. А у нас в вагонах телячьих тоже неплохо... Едем и стоим весело, и песни сменяют одна другую. 17 ноября
Промелькнули Погорелое Городище, Шаховская, Волоколамск. Снова, как и в прошлом году, меня встречает зима. Дождь сменился снегом. Холодно. Эшелон тормозит на станции Истра. Это уже Подмосковье. 18 ноября
По окружной дороге перегоняют наш состав к северной ветке — и, увлекаемый электровозом, он с ветерком мчится в Загорск!
После разгрузки, предупредив комбата, почти бегу по заснеженному, принарядившемуся в белое городу в Троице-Сергиевскую лавру — не к обедне, а к Лиде, чтобы представиться по случаю благополучного возвращения. С бьющимся, кажется, прямо о шинель сердцем отыскиваю, предварительно споткнувшись несколько раз в темноте о невидимые ступеньки, нужную дверь, распахиваю ее и замираю на пороге длинного помещения с низкими сводчатыми потолками. [476]
Вдоль стен ряды железных коек, сдвинутых попарно ради экономии места. Посреди комнаты длинный, узкий, грубо сколоченный стол; до его края от двери всего три шага. Над столом свисает на старом, разлохмаченном шнуре единственная осветительная точка.
Лида уже писала, что они теперь послушницы, схимницы, так как их учительский институт вместе с общежитием разместился в обители, в здании бывшей духовной семинарии. Смешно.
В комнате никого нет. При тусклом свете у дальней стены замечаю на койке свернувшуюся в клубочек фигурку, укрытую сверх одеяла пальто. Больная студентка (шея у нее была обмотана шарфом) сиплым шепотом объяснила, что вся их группа еще на занятиях, и мне ничего не оставалось, как попросить незнакомую девушку передать пламенный привет Лиде и сообщить ей, что мы вернулись.
А фронтовички шумят на вокзале и по городу. Некоторые до безобразия пьяны. Радость, конечно, надо размочить, но... Впрочем, мало ли что может показаться, если у тебя далеко не радужное настроение из-за несостоявшейся встречи, которой ты так долго ждал.
Вечером с трудом нахожу нашу землянку. Жилым духом здесь и не пахнет. Холодно. Неуютно.
А на том месте, где летом построили мы добротные землянки, теперь вполне культурный лесной военный городок, даже электрифицированный. 19 ноября
Ну и лагерь у нас! Как говорится, тлен и запустение. Однако на готовенькие «зимние квартиры» никто из нас и не рассчитывал, а потому сложа руки не сидим, а яростно приводим свое «стойбище» в порядок. Всем экипажем сегодня оборудовали под жилье нашу землянку. Печка-бочка раскалилась — с потолка зачастила капель. Хоть похоже стало на парную, но зато тепло.
Под вечер объявлено было построение, на котором начальство произвело подробный разбор вчерашней разгрузки, со стороны похожей, с точки зрения тыловиков, на дебош. Полковник из Центра формирования, заканчивая разносное выступление, грозно предупредил, что завтра же мы получим [477] машины и что — в соответствии с планом нашей формировки — не позднее 1 декабря полк выедет на фронт. Напугал... Ничего, десять дней тоже немало. 21 ноября
Принял новую машину. И за командира, и за механика. Прогреваю весь день сам: Нил опять гуляет в Москве. Только вечером вернулись Нил с Васькой Егоровым, но виноватое мурло моего водителя смягчило мой командирский гнев. 22 ноября
Приказано зачем-то перегнать боевые машины на новое место. Оно оказалось почти рядом с нашим бывшим летним парком. Наконец-то слито масло. Теперь на душе будет поспокойнее. 241 час вождения.
Прибыло к нам в экипаж пополнение — сразу двое ребят: заряжающий и замковый. Стало сразу веселее: нас уже четверо.
Что-то сильно расходились паразиты, а бани все нет, хотя, впрочем, сейчас совсем не до нее. 23 ноября
Нас обмундировали по-зимнему. И сегодня же нашего полку прибыло: в мой экипаж явился наводчик Алексей Зайцев, а в отдельный экипаж к Ходосько — заряжающий с замковым.
По случаю полного укомплектования нашего экипажа добываю у знакомых в Птицеграде два литра водки, чтобы отпраздновать это немаловажное событие: нет ничего хуже, когда новичок появляется в машине чуть не перед самой атакой. Экипажный вечер удался: все познакомились поближе, не спеша поговорили по душам; и, конечно, не обошлось без хороших песен. 25 ноября