До этой недели я ни разу не слышала о Джоне Китсе. А всю эту чепуху выяснила через комлог.
– Так что же вы делаете в библиотеке? – спросила я.
Кибрид кашлянул.
– Изучаю одну поэму. Ищу фрагменты оригинала.
– Поэмы Китса?
– Да.
– Не проще ли запросить ее напрямую?
– Да, конечно. Но мне это очень важно – увидеть оригинал… подержать его в руках.
Я задумалась.
– И о чем эта поэма?
Он улыбнулся – или по крайней мере его губы сложились в улыбку, хотя светло-карие глаза глядели тревожно.
– Она называется «Гиперион». Трудно объяснить… о чем она. Думаю, то была художественная неудача. Китс ее так и не закончил.
Я отодвинула в сторону тарелку и принялась за теплый чай.
– Вы говорите, что Китс ее не закончил. То есть вы ее не закончили.
На его лице отразилось глубочайшее изумление. (Правда, ИскИны, насколько мне известно, прекрасные актеры.)
– Боже милостивый, – воскликнул он. – Я не Джон Китс! Да, у меня его внешность. Ее тоже восстановили. Но это делает меня Китсом не в большей степени, чем ваше имя – Ламия – превращает вас в чудовище. От этого несчастного и печального гения меня отличают миллионы деталей.
– Вы сказали, что я напомнила вам Фанни.
– Не более чем эхо ушедшего сна. Вас ведь обучали посредством трансплантации РНК?
– Да.
– Здесь нечто подобное. Воспоминания, которые кажутся… полыми.
Официант-человек принес пирожные «фортуна».
– У вас никогда не возникало желания посетить настоящий Гиперион? – спросила я.
– А что это такое?
– Планета на Окраине. По-моему, где-то за Парвати.
Джонни выглядел озадаченным. Он разломил пирожное, но читать записку не стал.
– По-моему, это место называли Миром Поэтов, – сказала я. – Там даже есть город, названный вашим именем – Китс.
Юноша отрицательно покачал головой.
– К сожалению, ничего об этом не слышал.
– Быть не может. Неужели ИскИны знают не все?
Он коротко и резко рассмеялся.
– Есть один, который не знает почти ничего. – Тут он развернул бумажку с «фортуной» и прочитал: – «Остерегайтесь внезапных порывов».
Я скрестила руки.
– Знаете что? Если не считать того фокуса, когда вы показали мне голограмму управляющего банком, нет никаких доказательств, что вы действительно тот, за кого себя выдаете.
– Дайте мне руку.
– Руку?
– Да, любую. Благодарю вас.
Джонни сжал ладонями мою правую руку. Его пальцы были длиннее моих. Мои – сильнее.
– Закройте глаза, – приказал он.
Я закрыла. Все произошло мгновенно: секунду назад я сидела в «Голубом Лотосе» на улице Красного Дракона, а сейчас очутилась… нигде. Или где-то. Я неслась сквозь серо-голубое киберпространство над хромово-желтыми информационными автострадами. Я пролетала сквозь огромные, сияющие огнями города хранилищ информации. Мелькали ярко-алые небоскребы в черной ледяной скорлупе защиты. Личные счета и архивы фирм полыхали во тьме, как доменные печи. И надо всем этим, где-то за гранью ощутимого, висели в перекрученном пространстве огромные массы ИскИнов. Их базисные линии связи пульсировали над бесконечным горизонтом, словно зарницы. И откуда-то издалека, сквозь этот переливающийся, как неоновая вывеска, мир (а ведь то был всего лишь секундный срез инфосферы одной небольшой планетки!) смотрели на меня его светло-карие глаза. Я даже не видела – чувствовала их ласковый, ожидающий взгляд.
Джонни отпустил мою руку. Потом разломил мое пирожное, достал бумажку и прочел:
– «В новое дело надо вкладывать с умом».
– Боже, – прошептала я. В свое время ВВ брал меня «полетать» в киберпространстве. Но то подключение без шунта было лишь жалким подобием нынешнего полета. Сейчас я любовалась фейерверком в ночном небе. А тогда – разглядывала тот же фейерверк, но на черно-белой голограмме. – Как вам это удается?
– Завтра, насколько я понимаю, особых успехов не предвидится? – спросил он.
Я овладела собой и ответила:
– Завтра я намерена закончить дело.
Ну, допустим, не закончить, но уж по крайней мере сдвинуть с места. Судя по копии кредитной карточки, последний раз Джонни платил в баре на Возрождении-Вектор. Я проверила его в первый же день, поговорила с постоянными посетителями (бармена-человека там не было). Никто из них Джонни не помнил. Я заходила туда еще дважды, но с тем же результатом. На третий день я отправилась в бар с твердым решением: не уходить, пока хоть что-нибудь не прояснится.
Этот кабачок был определенно не похож на тот отделанный деревом и латунью бар на ТКЦ, где мы с Джонни сидели в первый раз. Заведение помещалось на втором этаже запущенного дома в бедном районе, примерно в двух кварталах от библиотеки, где работал Джонни. Вряд ли он заскочил сюда по дороге к порталу – не то место. Скорее уж он встретил кого-то в библиотеке (или поблизости), и они зашли сюда поговорить с глазу на глаз.
Я сидела в баре шестой час кряду и уже глядеть не могла на их орешки и дрянное пиво, как вдруг в дверях появился старый бродяга. Войдя, он сразу направился к маленькому столику у дальней стены. Робот-официант не успел еще появиться, как он уже заказывал виски. По всему этому я поняла, что он здесь свой человек. Подсев за его столик и разглядев его получше, я поняла, что он не бродяга, а просто один из тех махнувших на все рукой людишек, которые толкутся в этом районе в лавках старьевщиков и возле уличных стоек. Старик прищурился и посмотрел на меня.
– Можно присесть?
– Может, и можно. Ну, подруга, что продаем?
– Я покупаю. – Я уселась, поставила на стол кружку пива и пододвинула к старику двумерное фото, на котором был запечатлен Джонни, входящий в будку нуль-Т на ТКЦ. – Видел когда-нибудь этого парня?
Старик кинул взгляд на фото и снова припал к стакану с виски (который на время поглотил все его внимание).
– Может, и видел, – ответил он наконец.
Я махнула роботу рукой, чтобы тот повторил, и продолжала:
– В таком случае тебе повезло. Если, конечно, не врешь. – Старик фыркнул и тыльной стороной ладони потер заросшую седой щетиной щеку.
– Давненько мне не везло. – Он внимательно посмотрел на меня. – Ну, сколько? И за что?
– За информацию. И ровно столько, сколько она стоит. Ну так как, видел его? – Я извлекла из кармана бумажку в пятьдесят марок. Такие ходили на черном рынке.
– Ну видел.
Я положила бумажку на стол и прикрыла рукой.
– Когда?
– В прошлый вторник. Утром.
День он назвал правильно. Я пододвинула банкноту к нему и достала другую.
– Он был один?
Старик облизнул губы.
– Дай сообразить. Нет, не один… он вон там сидел. – Он указал на столик позади нас. – А с ним еще двое парней. Один такой… ну, я его сразу запомнил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});