– Но ведь ИскИны умнее нас, – возразила я.
– Умнее. И что с того?
– ВВ, ты слышал что-нибудь о проектах восстановления личности?
– А, Гленнон-Хайт? Конечно. Об этом все слышали. Я сам занимался таким проектом несколько лет назад в Рейхсуниверситете. Так ведь с тех пор сколько воды утекло! Теперь эти дела забросили.
– Почему?
– Господи! Да ты что, Ламия, совсем охренела? Все проекты восстановления личности – чушь. Даже на имитаторе со стопроцентной обратной связью – а они использовали вэкаэсовский ООШ: ИТИ, – так вот, даже тогда нельзя полностью факторизовать все переменные. У шаблона личности возникает собственное самосознание… не осознание себя, как у нас с тобой, а осознание себя как искусственно осознающего себя объекта… Ну а дальше его затягивает в странный аттрактор и через негармонические лабиринты вышвыривает прямиком в Эшерово пространство.
– Переведи, – потребовала я.
ВВ вздохнул и посмотрел на сине-золотую полоску таймера на стене. Через пять минут истечет положенный ему часовой перерыв на обед. И он снова вернется в реальный мир.
– Перевожу, – сказал он. – Восстановленная личность разрушается. Сходит с ума. Одним словом – дурдом.
– Любая?
– Любая.
– Но ИскИны все еще занимаются этим?
– Кто тебе сказал? Они ни одного проекта не довели до конца. Все известные мне попытки восстановления предпринимали люди… В основном это дрянные университетские проекты. Ученые с зачерствевшими мозгами тратят целые состояния, чтобы вернуть к жизни других, давно умерших ученых с точно такими же зачерствевшими мозгами.
Я выдавила из себя улыбку. Еще три минуты, и он снова подключится.
– И что, каждой восстановленной личности дают двойника-кибрида?
– Гм, с чего ты взяла? Такого не было. Да и не выйдет.
– Почему?
– Да потому, что это похлеще любого фантопликатора. Кроме того, необходим идеальный материал для клонирования и точное, выверенное до последней детали, интерактивное взаимодействие с окружающей средой. Видишь ли, детка, восстановленная личность живет в своем мире. Для нее создается полноценная модель реальности. Ну, как фантопликация. И она его обживает. Ей подбрасывают всякие вопросы. Во сне, в интерактивном диалоге – как получится… А если вытащить личность из модельной реальности в медленное время…
(На жаргоне хакеров это выражение означает… извиняюсь, конечно… реальный мир.)
– …то она свихнется еще раньше, – закончил он.
– Да-а. Ну что ж, спасибо. – Я покачала головой и направилась к двери. В моем распоряжении оставалось еще тридцать секунд. Через полминуты мой университетский приятель исчезнет из медленного времени.
– ВВ, – сказала я с таким видом, словно эта мысль только что пришла мне в голову, – ты когда-нибудь слышал про восстановление личности Джона Китса? Был такой поэт на Старой Земле.
– Китса? Конечно. Я даже об этом накатал главу в своем дипломе. Проект делал Марти Каролюс. Лет пятьдесят назад. В Нью-Кембридже.
– И что с ним стряслось?
– Обычная история. Затянуло в странный аттрактор. Но окончательно развалиться он не успел, поскольку раньше умер модельной смертью. Какая-то древняя болезнь. – ВВ посмотрел на часы, улыбнулся и взял шунт. Но прежде чем вставить его в черепную розетку, он бросил на меня последний блаженный взгляд. – Вспомнил, – сказал он, улыбаясь сонной улыбкой. – Туберкулез.
* * *
Если бы общество когда-нибудь пошло по пути, каким вел его Старший Брат из известной книжки Оруэлла, главным инструментом подавления свободы, несомненно, оказалась бы кредитная карточка. В безналичной экономике с рудиментарным бартерным черным рынком действия любого человека очень легко отследить, считывая информацию с его карточки. Правда, неприкосновенность карточек охраняется законом. Но когда общественный нажим сменяется тоталитарным пинком, законы имеют обыкновение забываться, а то и вовсе отправляются на свалку.
По расчетной карточке я проследила расходы Джонни за последние пять дней до убийства. Судя по этим данным, много тратить он не любил и образ жизни вел самый обычный. Однако, прежде чем пойти по «следу» его кредитной карточки, я битых два дня ходила за ним самим.
И вот что я выяснила.
Он жил один в Улье Бергсон-Восточный. Поселился он там около семи местных (то есть меньше пяти стандартных) месяцев назад. По утрам он завтракал в кафе неподалеку от дома, затем отправлялся по нуль-Т на Возрождение-Вектор, где часов пять работал в архиве, роясь в старых документах. Потом – легкий ленч (здесь же, у стойки уличного торговца), и еще час-два работы в библиотеке. Затем он отправлялся либо домой, на Лузус, либо в один из тех миров, где предпочитал обедать. К десяти вечера он возвращался в свою квартирку. Нуль-Т он пользовался, несомненно, чаще, чем средний бездельник-лузианин с умеренными доходами, но без выдумки, по скучному графику. Копия расчетной карточки подтверждала, что в неделю убийства он придерживался точно такого же распорядка, с незначительными отклонениями. Купил туфли, на другой день – кое-какую снедь. А в день «убийства» зашел в бар на Возрождении-Вектор.
Я встретилась с ним за обедом в маленьком ресторанчике на улице Красного Дракона неподалеку от терминекса Циндао-Сычуань. Еда была очень горячая, очень острая и очень хорошая.
– Ну, как наши дела? – поинтересовался он.
– Отлично. Я стала на тысячу марок богаче и нашла хороший кантонский ресторан.
– Я рад, что мои деньги пошли на столь важное дело.
– Кстати о ваших деньгах… Откуда вы их берете? Пропадая в библиотеке на Возрождении, много не заработаешь.
Джонни вопросительно приподнял бровь.
– Видите ли, я получил небольшое наследство.
– Надеюсь, не такое уж небольшое. На мой гонорар хватит?
– Вполне. Ну а что новенького вы разузнали?
Я пожала плечами.
– Сначала ответьте, что вы делаете в этой библиотеке.
– Разве это имеет отношение к делу?
– Может иметь.
Он посмотрел на меня как-то странно. От этого взгляда у меня ноги сразу стали как ватные.
– Вы мне кого-то напоминаете, – сказал он тихо.
– Да? – Скажи это кто-нибудь другой, я бы тут же встала и ушла. – Кого же?
– Одну… женщину, которую я когда-то знал. Очень давно. – Он потер пальцами лоб, будто почувствовал внезапную усталость или головокружение.
– Как ее звали?
– Фанни. – Это имя он произнес почти шепотом.
Я поняла, о ком он говорит. У Джона Китса была невеста по имени Фанни. История их любви – сплошные романтические терзания. Бедный поэт чуть с ума не сошел. Умирая в Италии (в полном одиночестве, если не считать случайного попутчика), чувствуя себя покинутым всеми – и друзьями, и возлюбленной, – он просил положить в могилу ее локон и нераспечатанные письма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});