одна «Молния» – у других кораблей будет время развернуться.
– Круче к ветру! – скомандовал он рулевому.
В следующие несколько минут все его мысли были целиком заняты маневром: требовалось подвести «Молнию» к причалу как можно быстрее и при этом не слишком сильно ее повредить. Бриг под скрип кранцев с треском ударился о пристань, Хорнблауэр прыгнул на фальшборт и оттуда на берег – при шляпе, шпаге, эполетах и всем прочем. Оглядываться было некогда, но он не сомневался, что «Porta Coeli» бросила якорь, готовая прийти на помощь, и что «Несравненная» подходит к причалу, а морские пехотинцы выстроены на ее палубе. Сердце бешено колотилось. Вот и первая батарея, в амбразуры смотрят пушечные жерла. Он видел движение по ту сторону амбразур, от кордегардии к батарее бежали еще артиллеристы.
Хорнблауэр был уже на краю рва. Левую руку он держал поднятой, приказывая артиллеристам не стрелять.
– Где ваш офицер? – крикнул он.
Последовала небольшая заминка, потом на парапет запрыгнул молодой человек в синей с красным артиллерийской форме.
– Что вам нужно? – спросил он.
– Прикажите своим людям не стрелять, – сказал Хорнблауэр. – Вы не получили новые приказы?
Парадный мундир, уверенная манера, необычные обстоятельства – все сбивало молоденького офицерика с толку.
– Новые приказы? – растерянно переспросил он.
Хорнблауэр изобразил начальственный гнев:
– Велите своим людям отойти от пушек, дабы не произошло прискорбного инцидента.
– Но, мсье…
Лейтенант указал на пристань, и Хорнблауэр позволил себе обернуться. От того, что он там увидел, сердце забилось радостью. «Несравненная» была у причала, следом подходила «Камилла», а главное – на пристани выстраивался большой прямоугольник красных мундиров. Одно подразделение во главе с офицером уже двигалось к батарее.
– Немедленно отправьте гонца на другую батарею, – распорядился Хорнблауэр, – чтобы тамошний офицер не наделал глупостей.
– Но, мсье…
Хорнблауэр нетерпеливо топнул. Он слышал позади мерный шаг морских пехотинцев и за спиной сделал им знак двигаться дальше.
– Равнение налево! – приказал субалтерн, козыряя французскому офицеру.
Это приветствие вышибло из парусов француза последний ветер, так что новый протест замер у него на губах. Колонна морских пехотинцев обошла батарею слева по самому краю сухого рва. Хорнблауэр не отрываясь смотрел на французского лейтенанта, но чувствовал, что происходит в задней части батареи. Ворота были открыты, и морские пехотинцы так и вошли, колонной по четыре, с ружьями на плече. Теперь они оттаскивали артиллеристов от пушек, вырывали у них из рук дымящиеся пальники. Молодой офицер в отчаянии ломал руки.
– Все хорошо, что хорошо кончается, мсье, – сказал Хорнблауэр. – Мог произойти крайне неприятный инцидент.
Он позволил себе обернуться. Другое подразделение морских пехотинцев быстрым шагом двигалось ко второй батарее. Остальные пехотинцы и матросы направлялись к прочим стратегическим позициям, перечисленным в приказах. Браун, запыхавшись, взбежал по склону и остановился рядом с коммодором.
Стук подков заставил его обернуться снова: верховой французский офицер галопом подскакал к ним и натянул поводья.
– Что такое? – спросил он. – Что тут происходит?
– Очевидно, мсье, до вас еще не дошли последние известия. Величайшие известия за последние двадцать лет.
– Какие?
– Бонапарт низложен. Да здравствует король!
Это были волшебные слова, и они подействовали как заклятие. С 1772 года никто на просторах империи не отваживался произнести «Vive le Roi!». У верхового офицера отвисла челюсть.
– Неправда! – выкрикнул он наконец. – Император правит!
Офицер взялся за поводья, чтобы скакать прочь.
– Останови его, Браун! – приказал Хорнблауэр.
Браун шагнул вперед, могучими ручищами ухватил офицера за ногу и одним рывком выдернул его из седла. Хорнблауэр успел поймать уздечку, пока лошадь не убежала. Браун высвободил ноги офицера из стремян.
– Мне потребуется ваша лошадь, мсье, – сказал Хорнблауэр.
Он поставил ногу в стремя и неловко запрыгнул в седло. Взволнованная лошадь вздыбилась и чуть его не сбросила, но он усидел и даже смог ее развернуть, после чего пустил в бешеный галоп к другой батарее. Треуголка слетела, эполеты и шпага подпрыгивали, сам он изо всех сил старался усидеть в седле. Хорнблауэр пронесся мимо колонны морских пехотинцев, услышал приветственные крики и сумел удержать обезумевшую лошадь на краю рва. Тут в голову пришла новая мысль, и он рысью подъехал к воротам с задней стороны батареи.
– Откройте! – крикнул Хорнблауэр. – Именем короля!
Магическое заклинание подействовало. Загремел засов, верхняя половина деревянной двери отворилась, и в нее выглянули изумленные лица. За ними кто-то целился в Хорнблауэра из ружья – фанатичный бонапартист или просто кто-то, не поверивший ему на слово.
– Отнимите у этого недоумка ружье! – приказал Хорнблауэр. От напряжения эти слова прозвучали так резко, что им немедленно подчинились. – А теперь откройте ворота!
За спиной слышалась поступь морских пехотинцев.
– Откройте ворота! – рявкнул он.
Французы открыли; Хорнблауэр въехал на батарею.
Двенадцать двадцатичетырехфунтовых пушек смотрели через амбразуру на гавань. Сзади располагалась печь для каления ядер. Если бы обе батареи открыли огонь, ни один корабль не продержался бы долго; более того, они простреливали не только залив, но и пристань и набережную. Батареи были вырублены в скале: парапеты в пять футов толщиной и восемь высотой, десятифутовый сухой ров – взять такие можно только регулярной осадой.
Ошарашенные французские артиллеристы смотрели на Хорнблауэра и на британских морских пехотинцев, которые вслед за ним вступили на батарею.
Подошел желторотый субалтерн: