Тут пока должна остановиться наша роль рассказчика.
С этой ночи упоительная действительность сменила для обоих любовников платоническую мечтательность несчастной любви. Эта действительность имела естественные и предвиденные последствия.
Не прошло и двух месяцев как маркиза де Рокверд получила уверенность, внушившую ей глубокую радость, смешанную с ужасом. Она готовилась быть матерью!.. Она готовилась дать тому, кого любила, залог своей нежности! Но как скрыть от маркиза де Рокверда событие, весьма интересное для него, в котором, однако, он так мало участвовал?.. И в случае, если не удастся обмануть его, каковы должны быть ужасные последствия его глубокого и законного гнева?
Таковы были вопросы, которые Анриэтта часто задавала себе в минуты отчаяния и грусти. На эти вопросы невозможно было дать ответа.
Мы сказали выше, что непредвиденные обстоятельства продолжили отсутствие маркиза. Дело по наследству запуталось. Дальний родственник покойного затеял процесс. Маркиз де Рокверд, задетый за живое этим неожиданным препятствием и раздраженный притязаниями, которые считал нечестными, захотел сам следить за процессом. А в Испании, как и во Франции, в ту эпоху, как и ныне, правосудие никогда не действовало быстро. Маркиз написал Анриэтте, чтобы предупредить ее о промедлении, в котором, как мы уже знаем, она утешалась довольно легко. Процесс затянулся, и маркиза де Рокверд начала думать, что, может быть, успеет разрешиться до возвращения мужа. Надежда эта была, однако, обманута.
За два или три дня до родов маркизе принесли письмо, заставившее ее побледнеть и задрожать. Письмо это опередило маркиза одними сутками и уведомило о его приезде на другой день. Это было громовым ударом для Анриэтты.
К счастью, граф де Можирон находился в замке и мог условиться с Анриэттой. Он сначала предложил молодой женщине тотчас бежать с ним в какое-нибудь неизвестное убежище и скрыть на другом конце света их любовь и счастье. Маркиза отказала. Она не решалась подвергнуть свое имя публичному и громкому бесславию. Анри настаивал. Маркиза осталась непоколебима. Ока приняла единственное благоразумное намерение, исполнение которого было возможно, даже легко и представляло надежду на успех. Она притворилась тяжело больной, легла в постель и решилась встать только после родов. Анри должен был тайно привести в замок повивальную бабку, когда настанет роковой час.
На другой день приехал маркиз де Рокверд. Найдя жену больной и в постели, он был горестно удивлен, но ни малейшее подозрение не закралось в его душу. Такой откровенный и благородный характер, какой был у него, подозревает других только в последней крайности и перед каким-нибудь громким и неопровержимым доказательством.
Через три дня после возвращения мужа, Анриэтта поняла по сильной боли, что решительная минута наступила. Через горничную, которой она принуждена была поверить свою тайну и которая была ей предана, она уведомила в Тулузе графа де Можирона. Мы уже знаем, как последний успел привести повивальную бабку в замок Рокверд. Кроме того, мы растолковали нашим читателям, как расположены были комнаты Анриэтты, и сказали, что ее спальня соединялась дверью со спальней маркиза.
Теперь возвратимся к графу де Можирону и Клодион, которые стояли возле болезненного ложа, на котором маркиза де Рокверд терпела страшную боль, тем более, что принуждена была заглушать ее. Несчастная молодая женщина изгибалась, как змея, кусала одеяло, крупный пот струился по ее бледному лицу, и слезы катились из полузакрытых глаз, окруженных синеватыми полосами. Слышно было, как хрустели члены молодой женщины, как трещала кровать. Граф де Можирон закрыл голову обеими руками, чтобы не видеть этой ужасной пытки.
Вдруг Клодион сделала торжествующее движение. Раздался слабый крик, и старуха с ребенком в руках, подошла к графу.
– Все кончено… – шепнула она, – девочка…
– Живая?
– И здоровенькая, как видите…
– А мать?..
– Мать в хорошем состоянии.
– Вы теперь отвечаете за нее?
– Да, если только какое-нибудь непредвиденное обстоятельство не возродит опасности. Величайшее спокойствие необходимо больной… всякое потрясение убьет ее…
Все эти слова были произнесены глухим голосом.
Маркиза сделала знак, что хочет видеть своего ребенка. Клодион подала ей новорожденную. Анриэтта прижала девочку к груди и покрыла ее поцелуями и слезами. Пока она целовала ее, бледные губы ее шептали:
– Бедное дитя, грудь моя не будет кормить тебя… Бедное дитя, нежность матери может печься о тебе только издали… Да не оставит тебя Господь в годы твоей юности, во всю твою жизнь!.. Да не накажет тебя правосудный Бог за преступление, которое совершила я, дав тебе жизнь… Да дарует Он тебе невинность и целомудренную любовь… Да не откажет он тебе, дитя, в счастье, которого мать твоя никогда не знала!..
И несчастная Анриэтта поднимала к небу, которое умоляла, свои прекрасные глаза, смоченные слезами.
Между тем Клодион завернула новорожденную в пеленки. Она растолковала Анриэтте, какие нужно принять предосторожности в следующие дни и потом, желая как можно скорее оставить замок, в котором чувствовала себя не в безопасности, обратилась к графу де Можирону и сказала:
– Мне более нечего здесь делать, граф, а этой малютке нужна кормилица…
– Понимаю, – отвечал Анри, – пойдем…
Девочка, рождение которой мы рассказали, должна была в последствии получить имя Луцифер.
XCVIII. Любовник и муж
Поговорив с Клодион, молодой человек подошел к постели маркизы и встал на колени у изголовья. Среди клятв в вечной нежности, он также поклялся ей посвятить всю жизнь ребенку, явившемуся на свет, умоляя ее позаботиться о своем здоровье из любви к нему и обещал воротиться на следующую ночь. Потом граф сделал знак старухе Клодион, и они оба, он, положив руку на эфес шпаги, а она, держа на руках девочку, вышли из спальни молодой женщины.
В ту минуту, когда граф де Можирон входил со старухой в парк через потайную дверь, он обернулся взглянуть на слабо освещенное окно спальни своей возлюбленной. Странное дело!.. Ему показалось, что вдруг свет в этой спальне уменьшился, как будто какое-то тело встало между лампой и окном. Но как могло такое случиться? Кто в это время мог войти в комнату Анриэтты? Граф де Можирон подумал, что он ошибся, и начал всматриваться пристальнее, надеясь убедиться в своей ошибке. Тщетная надежда… Анри не ошибался. Свет действительно побледнел и вдруг заглушаемый крик, крик тоски и почти агонии, раздался в воздухе и как удар кинжала поразил молодого человека в самое сердце. Он узнал голос Анриэтты. Наверное, какое-нибудь странное, непредвиденное, неожиданное ужасное несчастье совершилось за безмолвными стенами замка. Клодион также слышала и дрожала всем телом.