слушайте,
Сейчас
Будет петь
Известный бас.
Но внутри у патефона
Будто каркнула
Ворона
И посыпался
Горох.
А потом раздался
Вздох:
– Ох!
Дед заметно был смущён.
Вновь завёл он
Патефон.
Раздалось
Мычание.
И опять —
Молчание.
Дед был страшно возмущён.
Вновь завёл он
Патефон.
Только вместо пения
Раздалось
Шипение,
Хрипение,
Икание
И даже заикание!
Ящик буйствовал,
Пока
Дед не дал ему
Щелчка.
Наконец-то
Грянул бас…
Так бывало
Каждый раз.
1966
ТЕННИС
Ты —
Ловкая —
Играла в теннис,
Ракеткой отбивала,
Целясь,
И снова принимала
Мяч —
И я летел,
Пускался вскачь.
Мне это дело
Надоело!
Я выкатился за пределы
Площадки,
Гладкой и пустой.
Я думал,
Закричишь:
Постой!
Затем пойдут
Упреки, просьбы, плач…
Но ты
Уже держала
Новый мяч.
1966
ВИНО
Красное вино! Сладкое вино!
Всем винам его предпочту!
Но почему-то, смотри, оно
Кровью сквозит на свету.
Убери, убери его со стола!
Я глядеть на него не могу.
Извини, я хочу, чтобы ты подала
Тот графинчик, что я берегу.
Белое вино! Крепкое вино!
Чистое как слеза!
Родная, поэтому, видно, оно
Слезой мне туманит глаза.
Убери, убери его со стола!
Веселиться хочу от души!
Родная, хочу, чтобы ты подала
Холодного пива кувшин.
Выпил бы пива (горчит чуть-чуть)
Кружку, и не одну,
Если б мог, словно пену, сдуть
Печальную седину.
1966
ЭТЭЛЕ
Я всегда придумаю
Ночью то ли, это ли.
Вымечтаю городок,
Поселю там Этэле.
Пусть она играет в мяч,
Там, на белой площади,
Косы её чёрные
На ветру полощутся.
Я приду и у ворот
Постучусь тихонечко,
Принесу я в ягдташе
Солнечную родинку,
Просто королевскую
Родинку красивую,
Небо Бессарабии,
Буковину синюю,
И тепло вечерних гнёзд,
И мечту заветную…
Посмотри, что я принёс,
Улыбнись мне, Этэле.
1966
НА БЕРЕГУ МОРЯ
Море.
Вдоль берега девушка шла.
Я глядел ей вслед,
Взглядом
Следовал по пятам.
Вдруг
Девушка остановилась,
Сняла свою туфельку
И вытряхнула мой взгляд,
Словно песок.
1966
КРАСАВИЦА
О красавица
Палка,
Не плачь,
Не плачь!..
Я знаю, ты славная ветвь
Благородного дерева.
Ты мечтала стать
Скрипкой,
Флейтой,
Арфой…
Или, на худой конец,
Дверью для дома,
Рамой для окна,
Калиткой для сада…
О красавица
Палка,
Не плачь,
Не плачь!..
Я предлагаю тебе
Руку и сердце, —
Будь мне опорой
На склоне моих лет,
О красавица палка, не плачь
1967
ДОЛЖНИК
Я – должник.
Неисправимый должник.
Я старой матери должен
Сундук ненаписанных писем,
Ласковых слов подушку —
Милой моей жене,
А сыну —
Вагон мороженого
И ещё
Ложку.
Я должен хлебозаводу
За свежий душистый хлеб.
Сапожникам задолжал
За новые башмаки.
Говорят, я в них проскриплю
Ещё сто двадцать лет.
И сами сто двадцать лет
Потом они будут скрипеть.
Кому я только не должен!
Чего только сделать не должен
Репейник.
Я должен ослу —
Научил меня хлопать ушами.
И звонкую оплеуху —
Приятелю одному.
1967
ДОРОГА
Уходят дороги длинные,
Дороги длинные-длинные,
Уводят в страны гусиные,
Орлиные и журавлиные.
Ты только от стула
Дошёл до стола —
Уже пред тобою
Дорога легла.
Пойдёшь ты дорогой длинною,
Дорогой длинною-длинною,
Минуя страну журавлиную,
Минуя страну лебединую.
Зимою и летом
Ты будешь в пути,
Пока не найдёшь
То, что надо найти.
Запомни, что в страны гусиные,
Орлиные и журавлиные
Уводят дороги длинные,
Дороги длинные-длинные.
1967
ОХОТА
Ганс опоздал на охоту,
В Польше вообще не везло ему.
Он вызвал капрала: – Сейчас же найти!
А нет – нарисуйте мне Шлойму!
Ганс был шутник – ни дать ни взять.
Недаром на ум пришло ему
К воздушному шарику привязать
И выпустить в Шлойму обойму!
А может быть, я – этот грустный портрет.
Лечу как подбитая птица.
И – выстрелы, выстрелы, выстрелы!.. Нет.
Конечно, мне всё это снится.
Мне снится – лечу в вышине голубой.
Я весь изрешечен. Потеха!
Ведь только тогда я чувствую боль,
Когда меня корчит от смеха.
1967
УТРЕННЯЯ ПРОГУЛКА
Нежился пруд
На зелёной постели.
– Доброе утро! —
Птицы свистели.
И я увидал
На дорожке своей,
Как поклонился
Цветку муравей.
Семейка опят,
Приподняв свои шляпки,
Доброго утра
Желала козявке.
А на жуке разъезжали
Росинки,
Так и блестели
На бронзовой спинке.
Светло отражались
В пруду облака.
И вдруг я увидел
В воде чудака,
Который стоял предо мной
Вверх ногами.
Мы