По Еве чувствовалось, она хотела того же.
– Дело не только в вас. Мы все в какой-то мере виноваты.
– Я хочу, чтобы вы не сомневались: от меня Кэт будет видеть только любовь и заботу.
Впервые за весь их разговор Ева улыбнулась без ехидства и презрения.
– Знаете, нечто подобное я уже слышала. Давно. Примерно так же отец Кэт говорил с моим отцом. Мой отец не желал верить, что Дэнни – подходящая партия для меня. И Дэнни пришлось его убеждать.
– И как, убедил?
– Думаю, что да.
– А я убедил вас?
Ева встала и прошла к широкому эркерному окну. В ожидании ее ответа сердце Картера стучало, как двенадцатицилиндровый мотор.
– Упрямством моя дочь действительно пошла в меня, – начала Ева. – Она сама определяет, как и с кем ей жить. Я вижу, как сильно она вас любит. – Щеки Евы покраснели. – Мне бы не хотелось этого видеть, но я не могу отрицать то, что ясно как день. И тем не менее я по-прежнему считаю, что Кэтрин очень рискует, связывая свою жизнь с вами.
Картер хотел было возразить, но Ева жестом остановила его:
– Вы должны знать, Уэс: Кэтрин – мое главное сокровище. Смысл моей жизни. Если с ней что-то случится, я этого не переживу.
Картер очень хорошо ее понимал. Если не станет Кэт, не станет и его.
– Но я не могу отрицать и другое. Вы ведь спасли ей жизнь.
– Да, миссис Лейн.
– Вы сделали то, чего был не в силах сделать ее отец. Не окажись вас там, я бы потеряла их обоих.
– Да.
– И куда это нас приводит?
– Не знаю, – пожал плечами Картер. – Но начало положено. Согласны?
Лицо Евы снова стало непроницаемым.
Картер встал.
– Пойду взгляну, как там Кэт, – сказал он.
Он пошел к двери. Ева молча следила за ним, потом окликнула.
Картер остановился, на мгновение зажмурился и лишь тогда повернулся к Еве. От этой женщины можно было ожидать всего.
– Да, миссис Лейн.
– Спасибо, Уэс, – прошептала она. – От всего сердца я благодарю вас за то, что спасли Кэтрин жизнь.
Глава 33
Уэс тихо закрыл за собой дверь. Ева осталась стоять у окна, погруженная в свои мысли. А снег за окном все падал и падал, покрывая землю. Чистый, красивый, искрящийся.
Перед мысленным взором Евы всплыло лицо человека, который был для нее всем. Она искренне любила Харрисона, но какая-то часть ее сердца навсегда осталась принадлежащей Дэниелу Лейну.
Ева смахнула слезы. Из коридора донесся тихий смех, затем хлопнула дверь. Надо отдать Уэсу должное: вел он себя достойно. Ни разу не сорвался, ни разу не отступил от своей позиции. Ей понравилась его четкая, грамотная речь – несколько проскользнувших ругательств не в счет. Он безраздельно любил Кэтрин, и других женщин для него не существовало. Ева не солгала ему, сказав, что не в восторге от их любви. Их любовь и сейчас очень пугала ее.
Ее дочь была по уши влюблена в Уэса Картера. О такой любви мечтают миллионы, а находят единицы. Такую любовь невозможно погасить. Она не знает расстояний, она сильна и всепоглощающа. Все это Ева видела в глазах Кэт, когда дочь с обожанием смотрела на Картера… и на нее, уже без обожания, но с горячей решимостью защищать свое счастье. Когда-то, только познакомив Дэнни с родителями, Ева так же сверкала глазами на своего отца.
Ева всегда мечтала, чтобы Кэтрин познала настоящую, страстную любовь. Чтобы была захвачена любовью, чтобы черпала в любви силу, не боясь одновременно показывать свою слабость. Еве хотелось, чтобы у дочери голова кружилась от любви, чтобы любовь поднимала ее ввысь, заставляя забывать обо всем. И конечно же, чтобы избранник Кэтрин любил ее столь же сильно и страстно… Мечтания Евы осуществились. Кэтрин встретила такую любовь. Но Уэсли Картер был невероятно далек от идеала, нарисованного материнским воображением.
Конечно, после его рассказа она значительно меньше тревожилась из-за их отношений. Этот человек спас ее драгоценную малышку, когда самому было немногим больше. Она была бесконечно благодарна Картеру, однако ее «внутренняя медведица» не собиралась уступать.
Ева прошла в кухню. Ее мать и Харрисон сидели за столом. На столе стояли две открытые бутылки вина и бутылка ирландского виски. Лицо матери заметно смягчилось.
– А где… – начала Ева.
– Пошла с Уэсом на заднее крыльцо. Парень извелся без сигарет. Да и выпить ему не мешало. Садись с нами.
Ева подошла к Харрисону, испытывая целую гамму чувств. Любовь. Вину. Смущение. Желание попросить прощения. Она села на стул, где раньше сидела Кэт, и стала молча разглядывать его профиль. Подбородок успел покрыться точечками щетины. Темно-карие глаза внимательно и с тревогой смотрели на нее. Похоже, он забыл о стакане с недопитым виски. Ей нужно было столько сказать Харрисону, но первым номером в ее списке значилась Кэтрин. Нужно помириться с дочерью, прежде чем та улетит со своим ненаглядным Картером.
Ева в нерешительности остановилась возле двери на заднее крыльцо.
– Просто расскажи ей о своих чувствах, – посоветовал Харрисон, продолжая разглядывать стол.
– Я не знаю, как это сделать, – призналась Ева.
– Знаешь.
– Мы с ней успели так отдалиться.
– Ничего, сблизитесь. Будь честна с ней. – Харрисон снял фуфайку и протянул Еве. – Надень. На дворе холодно.
Ева взяла фуфайку, благодарно улыбнувшись ему:
– Харрисон, прости меня. Я люблю тебя. Очень.
– Знаю, – ответил он, впервые за все это время взглянув на Еву.
Она наклонилась и поцеловала его в уголок рта. Харрисон вздохнул.
– Иди, – тихо, но решительно произнес он.
Регги, которому давно надо было на улицу, радостно заскреб когтями по полу. Ева надела фуфайку Харрисона, утопая в одежде, несоразмерной ее фигуре, и наслаждаясь запахом любимого человека. Она медленно толкнула дверь и сразу же увидела дочь и Картера. Крепко обнявшись, они сидели на верхней ступеньке.
Прильнув к виску Кэт, Уэс что-то шептал ей на ухо. В воздухе пахло холодом и сигаретным дымом. Щелчок двери заставил Уэса обернуться.
Ева кивнула ему. Картер ответил кивком. Кэтрин тоже обернулась. Лицо дочери было непроницаемым.
Уэс поцеловал Кэтрин в щеку и улыбнулся.
– Не буду вам мешать, – сказал он, направляясь к двери.
– Спасибо, Уэс. – Ева сглотнула, потом осторожно подошла к дочери. – Можно присесть?
– Садись, если хочешь.
Ева села. Потянулись минуты. Обе молчали. Как Ева могла перевести в слова свою любовь к дочери? Такое не удается ни одной матери. Искренняя материнская любовь безгранична, и ее не выразишь никакими словами.
Больше всего Ева сейчас боялась сказать что-нибудь опрометчивое.
– Кэтрин, я благодарна, что вы оба здесь.
Кэтрин молчала. Только по легкому дрожанию губ Ева могла догадываться, что́ творится в душе ее девочки. У Дэнни тоже дергались губы, когда он нервничал. Ева понимала: дочь нервничает не из-за Картера. Из-за нее. У Евы защемило сердце, готовое разорваться пополам.