заставили сельских жителей окончательно удалиться из Кампаньи, где они не могли больше жить в безопасности. Одни только обитатели укреплённых замков были защищены от грабежа солдат. Среди постоянных опустошительных войн уничтожены были все виноградники и оливковые деревья, так что мало-помалу римская Кампанья обратилась в безлюдную пустыню без жилищ и деревьев. Только кое-где можно было встретить отдельные полосы засеянной земли, обработанные наскоро, со слабой надеждой на жатву. На покинутых полях распространилась зараза: всякий раз, когда прежние жители, пользуясь спокойным временем, делали попытки вернуться на старые места, то погибали от злокачественной лихорадки. Так же безуспешны были старания местного дворянства загладить опустошения, произведённые войной, потому что вслед за тем начинались новые распри и битвы, которые уничтожали плоды их труда.
Резкую противоположность этой печальной картины представляли многочисленные дворы мелких правителей, придававшие Романье внешний вид щеголеватости и богатства. Во всех резиденциях были прекрасные церкви и дворцы и при них значительные библиотеки. В числе приближённых каждого владетельного князя было всегда несколько поэтов, художников и учёных. Такая умственная роскошь вела ещё к большей деморализации; придворные льстецы наперебой восхваляли щедрость своего покровителя, между тем как над подданными тяготел беспощадный гнёт.
Возможность получить более или менее богатое наследство составляла важный вопрос для князей при их незначительных средствах; в этих случаях они не останавливались ни перед какими злодеяниями для достижения цели. Когда дело шло об устранении ближайших родственников, то происходили возмутительные семейные трагедии; корыстолюбие уступало место жестокости, не признающей никаких человеческих чувств.
Леонардо сообщил своему другу, что Савонарола много раз выступал против этих злоупотреблений в своих проповедях.
Но ещё сильнее возмущался смелый монах против положения дел при папском дворе.
«Возможно ли, что ты, Рим, ещё стоишь на земле?! — воскликнул он однажды во время проповеди. — В одном Риме одиннадцать тысяч распутных женщин и это только приблизительная цифра. Священники проводят ночи с этими женщинами, а утром служат обедню и раздают святые дары! Всё продажно в Риме, все духовные должности и даже кровь Христову можно получить за деньги! Но скоро настанет суд Божий! Рим и Италия будут уничтожены дотла. Страшные полчища мстителей вторгнутся в страну и покарают высокомерие князей! Церкви, обращённые священниками в публичные дома, будут служить стойлами для лошадей и нечистого скота».
При тогдашних условиях на каждом поприще деятельности можно было найти цель, где человек с благородным образом мыслей и высокими стремлениями мог достойно применить свои умственные силы. Везде проявлялись задатки могучего прогрессивного движения, которое уже не ограничивалось одной областью искусства. Наукой ревностно занимались выдающиеся люди, от которых можно было заранее ожидать, что они вскоре достигнут в ней блистательных результатов; удивительные открытия предвещали совершенно новую эпоху культуры. Кто в это время чувствовал потребность плыть за потоком великих событий, для того возможность стоять в центре христианского мира должна была казаться особенно заманчивой.
Пьетро Пацци не мог сомневаться, что его стремления в этом направлении увенчаются полным успехом, потому что после смерти Лоренцо не только Клара, но сын и наследник Лоренцо, Пьетро Медичи, возобновил прежние отношения со своими родственниками. При этом условии естественно было ожидать, что молодой Медичи примет живое участие в судьбе своего двоюродного брата Пацци.
Пьетро Медичи не отличался энергичным характером. уважаемых патрициев, которые являлись к ней с визитом, и, не приглашая их сесть, считала в порядке вещей, чтобы они стояли перед ней.
Сначала он совсем подчинился матери и своей супруге Альфонсине, но теперь он искал противовеса этому влиянию в дружеских отношениях с семьёй Пацци, с которой был связан воспоминаниями детства. Пьетро Медичи был воспитан как сын владетельного королевского дома; привитое ему высокомерие мало-помалу сделалось как бы его природным свойством. Флорентийцы, вероятно, примирились бы с его недостатками из уважения к памяти Лоренцо и признали бы его власть над Флоренцией, но оскорбительное обращение двух гордых римлянок постоянно возбуждало неудовольствие знатных домов города. Было несколько случаев, когда Клара требовала услуг от женщин древнейших фамилий и ставила их этим в положение статс-дам; не раз также она сидя принимала жён.
Такие же выходки время от времени позволяла себе Альфонсина и вызвала ими пассивный протест со стороны Пьетро, который всё более и более начал тяготиться окружавшей его атмосферой безумного высокомерия и тупого поклонения неподвижной форме. В душе его невольно воскресало воспоминание о счастливых годах детства, когда он играл в саду виллы Пацци со своим двоюродным братом Пьетро и его сестрой и слышал похвалы простому и приветливому обращению своего прадеда, великого Козимо Медичи. Хотя его симпатия к обитателям замка Буэнфидардо выражалась в виде весьма незначительных и как бы случайных знаков внимания, но семья Пацци не могла сомневаться, что Пьетро Медичи лично расположен к ней. Тем не менее это не имело никакого действительного значения, пока мать и жена Пьетро Медичи не решились отступить от своей неприступной гордости, которая служила главным препятствием к возобновлению прежних дружественных отношений. Теперь Клара сама сделала первый шаг к примирению с семьёй Пацци; поводом к этому послужило желание Лодовико Моро породниться с домом Медичи.
Леонардо да Винчи во время своего пребывания в замке Буэнфидардо так привязался к его обитателям, что долгая разлука с ними была немыслима для него. Тесная дружба с Пьетро Пацци вполне объясняла его частые посещения, между тем как, с другой стороны, искреннее и приветливое обращение с ним хозяина дома, в связи с тем восторженным поклонением, с каким он относился к Бианке и Марии, настолько сблизили молодого художника со всеми членами семьи, что они с нетерпением ждали его приезда и всегда встречали с радостью, как любимого родственника.
Не раз случалось, что Леонардо проводил в Буэнфидардо несколько недель кряду. Он давно кончил первую начатую им картину и пожертвовал её в капеллу замка; затем следовали другие работы, за выполнением которых обе женщины следили с живым участием. Кроме того, Леонардо был занят различными архитектурными проектами и обсуждал их вместе с Пьетро Пацци, так что великое возрождение искусств чаще прежнего служило предметом их разговора.
Так называемый готический стиль, впервые принятый во Флоренции, проник в Италию не ранее XIII века. Причина, почему этот стиль был перенесён сюда не французами, а немцами, могла быть та, что во Франции при постройке многих соборов ни один сколько-нибудь искусный ремесленник не имел надобности искать работы на стороне. Новое направление зодчества могло проявиться в Италии в широких размерах, так как оно перешло сюда в то время, когда здесь особенно господствовало стремление к сооружению