после смерти мужа из дома выносили знамена частей, шефом которых он был.
Последний царь Николай II был более милостив к заслугам и памяти генерал-адмирала. Он дал соизволение поставить ему памятник в одном из портов России или в столице. Но грянула Первая мировая война. Потом революция. Памятник не поставили.
В 1931 году эмигранты в Париже почтили память великого князя генерал-фельдмаршала Николая Николаевича по случаю 100-летия со дня его рождения. В 1932 году – память великого князя генерал-фельдмаршала Михаила Николаевича.
В 1927 году исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого генерал-адмирала, но о нем не вспомнили. Внук его, великий князь Гавриил Константинович, писал: «Надеюсь, что вспоминает о нем Россия».
Когда не следует ходить в розовый павильон
Вот такой личностью был человек, в родстве с которым состояла Татьяна Юрьевна Карнакова. Он, как все великие князья, непреложно должен был жениться на принцессе. Так и случилось. Ее звали Августа, дочь герцога Саксен-Альтенбургского. Выйдя замуж, она приняла православное имя великая княгиня Александра Иосифовна. Она блистала в Петербурге и покидала его ради расположенного на берегу залива, среди цветников и вековых лип, Стрельненского дворца или великолепного Павловска, перешедшего в 1849 году великому князю Константину Николаевичу и его мужскому потомству и оставшегося в семье до Октябрьской революции. Александра Иосифовна стала хозяйкой трех дворцов: в Стрельне, Павловске и Мраморного в Петербурге. Сохранились воспоминания современников о ее характере и внешности. «Великая княгиня изумительно красива и похожа на портреты Марии Стюарт. Она это знает и для усиления сходства носит туалеты, напоминающие костюмы Марии Стюарт. Великая княгиня не умна, еще менее образованна и воспитанна, но в ее манерах и в ее тоне есть веселое молодое изящество и добрая распущенность (un laisser aller bon enfant), составляющие ее прелесть и заставляющие снисходительно относиться к недостатку в ней более глубоких качеств. Ее муж в нее очень влюблен, а государь к ней весьма расположен. Она занимает в семье положение enfant gatee, и принято считать забавными выходками и милыми шалостями бестактности и неумение держать себя, в которых она часто бывает повинна». И еще деталь: «Портит ее голос гортанный, хриплый…»
Это штрихи к портрету молодой Александры Иосифовны. Время сделало ее иной женщиной – сдержанной, глубоко чувствующей, умеющей противостоять обрушившимся на нее несчастьям, понимающей долг перед родиной («Папа объявил ей о моем отъезде на войну на Дунай, она так знает свой долг, что даже не поморщилась, она говорит, что для Отечества все отдаст до последней капли крови» – такую запись делает в Дневнике сын ее Константин), но с собственными политическими симпатиями, которые она не склонна скрывать перед не терпящим возражений мужем. Александра Иосифовна родила четырех сыновей и дочерей. Их судьбы трагичны, как трагично время, в которое им пришлось жить.
Старший сын Николай, эмоциональный, романтичный и очень красивый, на маскараде в оперном театре познакомился с американкой Фанни Пир, молодой женщиной, приехавшей в поисках приключений в Россию. Вскоре Николай привез американку во дворец отца и на собственной половине, куда был отдельный вход, спрятал свою возлюбленную. После поездки за границу влюбленные вернулись в Петербург. Император Александр II в наказание отправляет племянника на войну, в Хивинский поход. Семья решает Николая женить, но случается непредвиденная и позорная вещь: у Александры Иосифовны пропадает дорогая икона в окладе с драгоценными камнями, и следствие выходит на Николая. Его объявляют сумасшедшим и ссылают в Туркестан. Там он был расстрелян большевиками как Романов и великий князь в 1919 году. Второй сын Константин не стал моряком, как этого хотел отец. Об этой боли и печали великого князя-отца мы уже говорили. И все-таки он стал гордостью семьи: поэт, композитор, переводчик, актер, воин на суше и на море, георгиевский кавалер, командир знаменитого Преображенского полка, президент Российской академии наук, организатор научных экспедиций, создатель Пушкинского Дома, отец шести сыновей и двух дочерей. Он умер до революции в 1915 году, не узнав о жуткой смерти детей, сброшенных на дно шахты в Алапаевске в 1918 году. Младший сын – Дмитрий. «Я нежно любил его, он был прекрасным, добрым человеком и являлся для нас как бы вторым отцом», – писал о нем племянник великий князь Гавриил. Дмитрий любил лошадей, разводил их, выхаживал, холил. Семьи у него не было. «Что наша жизнь в сравнении с Россией, нашей родиной?» – говорил он. Когда большевики вели его на расстрел в 1919 году в Петропавловской крепости, повторил слова Христа: «Прости им, Господи, не ведают бо, что творят».
Дочь Вера стала женой Вильгельма-Евгения, герцога Вюртембергского, прожила спокойную жизнь, умерла в 1912 году. Очень яркая, талантливая, с характером отца была дочь Ольга, королева эллинов. Ее сын Георгий спас Николая II во время нападения на наследника в Японии. В войну 1914–1918 годов греческая королева работала в Павловске в госпитале. Ей пришлось покинуть Россию, так как ее сын, греческий король Константин, был смещен с престола союзниками. До возвращения сына на престол Ольга Константиновна оставалась регентшей Греции. Умерла она в Риме в 1926 году.
Детей Константина Николаевича и Александры Иосифовны всегда объединяли родственные любовь, симпатия, дружба и духовные интересы. Даже «падение» Николая вызывало скорее сочувствие, чем злую досаду и неприязнь. Что же касается отношений с матерью и с отцом, здесь все сложнее. Подрастая, дети, конечно, ощущали напряженную духовную и интеллектуальную ауру, создававшуюся личностью отца, и охранительную силу, важную для уклада дома, исходящую от матери. Но очень скоро им стала очевидна болезненная трещина в отношениях родителей. И это уже определило совсем иную атмосферу в семье. Достаточно посмотреть записи в Дневнике сына Константина, и многое становится ясным: «Мы празднуем 25-летнюю годовщину спасения Папа от утопления. Это день святой Марины. Папа просил разрешения Государя взять частицу от мощей Святой, находящихся в церкви Зимнего дворца, в нашу церковь в Мраморном… Служили особенно, собрались офицеры, бывшие 25 лет назад на «Лефорте». Завтракали – торжественно в греческом зале. Все, слава Богу, спокойно» (1879 г.).
«Папа эти дни весел и ласков как с Мама, так и с нами, обеды проходят очень мирно, без сцен и тому подобных неприятностей. Когда он в хорошем расположении, я чувствую к нему прилив нежности, и его присутствие меня не стесняет, что случается каждый раз, если он мрачно и раздражительно настроен. И Мама относится к нему доверчивее в его хорошие дни» (1880 г.). «Как я не люблю Павловск, как ни привязан к отцу – все же там чувствую стеснение и как-то