Читать интересную книгу Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Немного поискав, он нашел еще один флаг! А потом — еще один! Это была еще одна афганская традиция последнего времени[238] — если человек умирал не своей смертью, то над домом, где он жил, поднимались два лоскута ткани. Зеленый — как свидетельство того, что умерший был правоверным мусульманином. И черный — говорящий о том, что человек умер неестественной смертью и месть за него еще не свершилась. В Афганистане того времени мало кто доживал до таких лет чтобы умереть естественной смертью — поэтому, на трассе он нашел аж восемь флажков, на основании которых прикинул скорость и направление ветра по всей траектории полета пули. Был день, было жарко — поэтому он обоснованно предположил, что существует еще и восходящий поток воздуха от нагретой солнцем земли — не такой сильный, но все же на двух с лишним километрах и он будет влиять на траекторию пули. Он внес в баллистический калькулятор и эту поправку.

Время!

Генерала Абада прикрывали — несколько картинно разряженных гвардейцев, выделяющихся черными комбинезонами, масками и большим количеством оружия — они были просто увешаны им. Но прикрывали его от выстрела через дорогу, от соседних дувалов — но никак не с двух с лишним километров.

Генерал уже стоял — спиной к снайперу, он замер перед штативом, на котором был прибор, позволяющий обозревать местность, что-то типа бинокля, но больше, тяжелее, и дающий панорамный обзор в хорошем качестве. Генерал замер перед штативом, представляя собой идеальную мишень, ближайший охранник располагался так, что с того места, откуда собирался стрелять снайпер, генерал был открыт чуть ли не от груди. Стандартная грудная мишень, да еще не двигающаяся.

На мгновение перекрестье прицела замерло на британце, мелькнула шальная мысль, что можно выстрелить второй раз, убив и его тоже — но почти сразу снайпер отказался от этой затеи. Британец стоял достаточно далеко от генерала, чтобы мгновенно перенести туда огонь, да и стоял он так, что открытыми оставались только голова и плечо. Нет, это уже слишком.

Перекрестье прицела замерло на спине генерала точно по центру. Снайпер несколько раз неглубоко вдохнул — и резко выдохнул, чтобы изгнать лишний кислород из легких. Так получилось, что этому искусству, искусству снайпера, его учили русские казаки — а это были хорошие, прошедшие сквозь огонь и воду учителя. Они говорили: не думай, чувствуй. Забудь обо всем, палец сам решит, когда ему нажать на курок, он сам выберет точное время…

И он выбрал…

Кипящий от негодования майор Миллс растоптал недокуренную сигарету, сразу прикурил еще одну. У него в пачке были отвратительные, балканского табака сигареты — потому что он бросал курить и для этого купил сигареты с самым омерзительным вкусом, какие только нашел. Балканские сигареты были даже хуже тех, что выдавали в пайке нижним чинам — картонная коробочка с королевским гербом, курятся так, как будто наполовину свернуты не из табака, а из соломы. Эти были еще хуже — как будто табак смешали с перепрелыми листьями, они курили такие самокрутки из листьев кадетами, когда денег на нормальные сигареты не было, а почувствовать себя взрослыми хотелось. Кто попадался — тот получал либо наказание розгами, либо наряд на кухню или на туалеты…

Это что — скачки на приз Королевы? Просто омерзительно.

Майор вырос в цивилизованной стране и просто не понимал, как можно наблюдать за массовым убийством людей с такой радостью. Эти негодяи отдали приказ бомбить, в том числе и собственных, попавших в беду солдат — а теперь собрались, чтобы понаблюдать за этим зрелищем.

Со стороны гор донесся нарастающий заунывный вой реактивных двигателей — восемь реактивных Канберр заходили на цель. Промахнуться было сложно — дымы от горящих машин были отчетливо видны, они подпирали небо черными, истончающимися кверху столбами — словно те, кто еще оставался в живых из последних сил держали небо, пока оно не обрушилось им на головы в виде шестнадцати больших подкрыльевых кассет с осколочными и зажигательными суббоеприпасами. Держали — и знали, что не удержать.

Внимание всех привлекали самолеты, все ждали первого захода на цель — и никто не понял, что произошло, и в какой момент это произошло. С треском, слышным даже здесь открылись первые бомбовые кассеты, щедро рассыпая смерть — и в этот момент кто-то заполошно закричал на дари, кто-то, кто стоял совсем рядом. Майор оторвался от зрелища заходящих на цель бомбардировщиков, а когда опустил взгляд — то увидел генерала Абада, упавшего вперед и свалившего штатив с обзорным комплексом, который стоял перед ним. Сначала майор подумал, что тот просто упал — но тут же увидел и остальное — быстро, неправдоподобно быстро растекающуюся по асфальту лужу багрово-черной крови…

В следующую секунду гвардейцы, рассыпавшись, открыли шквальный огонь во все стороны. Миллс сделал нечто более умное и уместное в это ситуации — он сорвал одну за другой две дымовые гранаты-шашки со снаряжения — одна с белым дымом, другая с черным — и бросил их вперед. Ударившись о землю, обе шашки запыхали, исторгая из своего чрева густые клубы быстро заволакивающего все дыма и лишая снайпера обзора. Под прикрытием дыма майор, и еще один из офицеров-афганцев, не потерявших самообладания подбежали к поверженному главе афганской разведывательной службы, потащили его под прикрытие брони бронетранспортеров. Уже там майор перевернул его, увидел входное отверстие от пули — или даже снаряда! — и понял, что все бесполезно. Позвоночник был почти вырван вместе с частью грудной клетки.

Отбомбившись, Канберры взяли курс на командный пункт, прошли над ним в ровном строю, на предельно низкой высоте, оглушая ревом двигателей — словно отдавая дань уважения погибшему от пули снайпера генералу.

— Али! По машинам! Быстрее! Взлетаем через пять минут! Быстрее!

— Так точно, господин подполковник.

Группа коммандос, которую вел сам Башир, заняла исходные в двадцати километрах от Герата — так получилось, что они знали эту местность, она нередко использовалась ими в качестве учебного полигона. Местность выбрал сам Башир — хотя сидели здесь, он и его люди, по приказу Абада. С самого начала подполковник выразил резкое несогласие с планом операции, который выдвинул Абад и его люди. План был примерно такой же, какой они использовали при зачистках местности: окружение на первом этапе и сплошная зачистка окруженной местности. В отличие от Абада Башир ориентировался на молниеносные удары с высадкой десанта, в предложенном им плане успех обеспечивался не за счет окружения — и за счет внезапного и стремительного удара, захвата инициативы в операции с самого начала и уверенного ее удержания во время всей операции. Невозможность отступления для противника обеспечивалась не окружением, а внезапным воздушным десантом, когда коммандос сыплются прямо тебе на голову и уходить уже поздно. Абад совсем недавно побывал с группой офицеров в Североамериканских соединенных штатах, где ему продемонстрировали, как подобные проблемы решают североамериканские зеленые береты. Оцепление зоны проведения операции если и предусматривается — то не бронегруппами, как предложил Абад — а высадкой десанта с вертолетов, при этом возможные подходы перекрываются быстроустанавливающимися ограждениями из колючей проволоки, около которых занимают позиции группы прикрытия — пулеметчик и несколько автоматчиков, прикрывающие заграждения от прорыва. Основная группа в этом случае ведет штурм и зачистку объекта. После этого — эвакуация участвующих в операции сил производится либо теми же вертолетами, с господствующих над застройкой зданий, либо наземным конвоем, который пробивается к месту проведения операции — причем возможные проблемы у наземного конвоя не влияют на скорость исполнения основного замысла операции. При необходимости — десантирующейся группе перебрасывается вертолетами подкрепление и дополнительное снаряжение. Все это было не раз отработано в Мексике — и работало, если в месте проведения операции не оказывалось ПЗРК, либо противовертолетной ПВО, основанной на сосредоточенном огне РПГ. А Абал по сути ставил успех основной операции — поиск и захват Махди — в зависимость от успеха второстепенной — окружения квартала где скрывается Махди силами пятой дивизии при поддержке бронетехники. Спор двух офицеров решили так, как он обычно решался в Афганистане — ты начальник я дурак.

Теперь Башир сидел в командирском вертолете рядом с рацией и убеждался в том, что все таки он был прав. План операции трещал по всем швам.

Махди…

Башир был афганцем и мусульманином-суннитом, он соблюдал нормы и правила шариата как мог и вставал на намаз, когда была такая возможность. Он и своим солдатам не запрещал отправлять религиозные потребности, если это не вставало в противоречие с требованиями службы и боевой учебы. Он слышал про Махди — немного, но слышал, в Афганистане трудно что-то утаить если произошло что-то заслуживающее внимания — об этом на следующий день будут знать все кабульские базары. Он не знал и не хотел знать, настолько Махди свят — он учился в Сандхерсте, неоднократно повышал свою квалификацию в Великобритании и Североамериканских соединенных штатах — и это лишило его даже намека на религиозный фанатизм и слепую веру. Он видел как живут неверные в других странах — а потом возвращался и смотрел как живут правоверные, по пять раз в день встающие на намаз люди в Афганистане. Более того — однажды он побывал в Багдаде, в городе, находящемся под пятой русских оккупантов, держащих в неверии и рассеянии многие миллионы мусульман,[239] и убедился в том, что и находящиеся под пятой оккупантов правоверные живут не в пример лучше, чем правоверные в его собственной стране. Однако — возможно Башир бы и пошел за тем, кто пообещал бы превратить Афганистан в нормальное светское государство, поставив нормальную власть. Махди же, судя по тому, что о нем говорили — обещал погрузить страну в кровавую пучину ультрарелигиозной реакции. А потому подполковник Башир не испытывал никаких угрызений совести, получив приказ взять Махди живым или мертвым.