– Черт-те что здесь творится! – потрясенно говорю сам себе, глядя на исчезающих в темном зеве проулка людей.
Через пару минут в конце улицы загромыхали десятки кованых сапог стражей порядка, почти сразу же оцепивших неширокую улочку от праздных зевак. Пара облаченных в кирасы испанских солдат тут же нырнули внутрь дома, еще двое кинулись к ближайшему дому, барабаня в дверь так, будто именно там засели нападавшие.
К нашей замершей компании почти сразу же подошел один из стражников. Спрашивая что-то по-испански, он слегка мотнул головой в сторону мертвого мужчины, раскинувшего руки на раскуроченной взрывом мостовой.
– Уважаемый сеньор, увы, но я не знаю испанского, – с сожалением говорю, по-видимому, командиру прибывших стражников, переходя на французский язык.
– Извините, я должен был сразу догадаться, – ответил на французском испанец. – Сержант Луис-Мигель Риккардо-Лопез. Вы видели, кто напал на этот дом, сеньор?
– Конечно, буквально пять минут назад к нему подошли два десятка неизвестных людей в черных плащах и масках, они-то и напали на дом, – сразу же отвечаю сержанту.
– Быть может, вы, сеньор, скажете тогда, отчего камни улицы разбиты, да еще к тому же выкорчеваны, – озабоченно спрашивает Луис-Мигель.
– Когда на дом напали, из окна на головы нападавших сбросили ручную гранату.
Брови сержанта медленно поднялись домиком, выражая крайнюю степень озабоченности. Еще бы, ведь иметь такую «игрушку» в доме противозаконно, да и хранить оную небезопасно для собственного здоровья, мало ли какая случайность произойдет. Получается, что с таким «сюрпризом» могут, кроме умершего мужчины, жить еще полгорода! А это никак не избавляет стражей порядка от лишней головной боли, скорее наоборот. И все бы ничего, если бы не военное положение Испании, крайне шаткое после девяти лет непрерывной войны с половиной Европы.
– Что ж, не смею вас задерживать, сеньор, – ошеломленно сказал сержант, глядя на расслабившихся гвардейцев. – Однако прежде чем уйти я обязан поинтересоваться: кто вы?
– Полномочный посол Русского царства, – коротко говорю командиру стражи, разворачиваясь в сторону открывшейся двери постоялого двора.
Внутри в полутьме мелькали силуэты слуг, снующих туда-сюда, для меня и моего окружения готовили отдельные столы, на которые уже ставили разбавленное вино и легкие закуски; видимо, и до более основательной пищи скоро дойдет, раз служки так торопятся. Да и Никифор с нетерпением смотрит на пустующий стол, освещенный редкими лучами солнца, падающего из раскрытого окна.
Не дожидаясь, пока принесут письменные принадлежности, с удовольствием усаживаюсь на стул, расслабленно вытягивая под столом уставшие ноги.
– Никифор, кажется, я просил бумагу, – глядя в потолок, говорю камердинеру.
– Уже несут, господин! – чуть дрогнув голосом, отвечает он.
Действительно, через мгновение передо мной легли чистые листы и пара остро заточенных гусиных перьев, в центр небольшого стола с тихим стуком опустилась серебряная чернильница.
Больше ни на что не отвлекаясь, аккуратно вывожу пером первые слова:
Милостивый государь-батюшка…
* * *
Конец июля 1709 года от Р. Х.
Сарагоса
Полномочный посол Русского царства Алексей Романов
Время в путешествии по дорогам Испании пролетает незаметно; теплая, необычайно ровная погода заставляет думать не о делах, а об отдыхе, навевая мысли о сибаритстве. Более шестисот верст, пройденных за пару недель, ничем примечательным не отличились. Разве что выезд из Барселоны ознаменовался несколько печальным событием: граф Гомез прибыл на встречу с тяжелым ранением в живот – на обратном пути от военного ведомства Алехандро не повезло нарваться на одну из банд.
Информация, принесенная капитаном Мессины, как с огорчением заметил Алехандро, никакого толчка к действиям не дала: полковник военного ведомства только горестно вздохнул, напомнив, что матушка Испания не сегодня завтра ляжет бездыханной под ноги Англии и Голландии. Некогда великая империя медленно и верно чахнет под натиском молодой островной властительницы морей и океанов. И это не считая притязаний германского императора с его извечными сильно любимыми территориями на Апеннинском полуострове.
Итог один: полковник посоветовал капитану Гомезу отправляться в столицу и обращаться напрямую к королю или пробиваться в верха генералитета, что крайне сложно, как сразу же заметил полковник Мантильо. Так что первоначальная задача Алехандро благополучна «утонула», погребенная под ворохом слов сожаления и проклятий германскому императору. Несомненно, Филиппу Испанскому сложно удерживать свою разваливающуюся страну в сохранности, тем более что у главного его союзника появились собственные проблемы, навязанные сразу тремя фронтами войны за испанское наследство.
Через пару дней после того, как мы с трудом смогли покинуть Барселону, Алехандро рассказал о том, что город уже четыре года поддерживает эрцгерцога Карла. И наше пускай и не такое уж легкое прохождение по землям сего города можно назвать удачей, ведь, по сути, Барселона – город-мятежник внутри и так обессиленного государства.
– Так что же ты молчал об этом, до того как мы причалили в порту города? – раздраженно спросил я тогда графа.
– Другого подходящего порта не было поблизости, Алексей, а идти дальше вдоль берегов Испании было чревато встречей с английскими каперами, которые перехватывают чуть ли не каждый второй корабль, вышедший в открытые воды, – извиняющимся голосом ответил Алехандро.
– В следующий раз я хочу знать заранее обо всех возможных «случайностях», дабы понапрасну не подвергать людей, доверившихся мне, глупым опасностям. Я понятно выражаюсь? – прищурившись, спрашиваю испанца.
– Конечно, понятно, – сконфуженно опустив глаза, ответил граф Гомез.
После того разговора к данной теме больше не возвращались. Постепенно раздражение ушло, и беседы с молодым испанцем, почти моим ровесником, стали затрагивать непосредственно его родину. Обсуждали все, начиная от времен года и погоды, им сопутствующей, и заканчивая началом войны – о чем знал сам Алехандро и что ему рассказали уже на Сицилии, когда он там оказался, в самом начале своего юношества прибыв в гарнизон Мессины. Именно граф Гомез стал для меня источником информации, которой я попросту не знал. Он, как мог, описал предысторию войны и рассказал о битвах, проходящих между союзными армиями Испании и Франции и их противниками.
В целом же получалась такая картина. В конце XVII века, когда умер умственно и физически больной король Испании Карл II, началась борьба за престол огромной Испанской империи, включающей в себя владения в Италии, Америке, Испанских Нидерландах и Люксембург. Основными претендентами оказались, как мне уже было известно, французские Бурбоны и австрийские Габсбурги, причем обе эти королевские семьи были тесно связаны с последним испанским королем.
Самым прямым и легитимным наследником Испанской империи был Людовик Великий Дофин, единственный законный сын французского короля Людовика XIV и испанской принцессы Марии Терезии, старшей единокровной сестры Карла II. Кроме того, как объяснил мне хитросплетения при европейских дворах Алехандро, сам Людовик XIV был двоюродным братом своей жены и короля Карла II, поскольку его матерью была испанская принцесса Анна Австрийская, сестра испанского короля Филиппа IV, отца Карла II.
Сам же Дофин, будучи первым наследником французского престола, стоял перед трудным выбором: если бы он унаследовал французское и испанское королевства, то ему пришлось бы контролировать огромную империю, угрожавшую балансу сил в Европе. К тому же Анна и Мария Терезия отказались после замужества от своих прав на испанское наследство. В случае с Марией Терезией отказ не вступил в силу, поскольку он был условием уплаты Испанией приданого инфанты, которое так и не получила французская корона. Ну а так как Франция на тот момент была сильнейшей страной в мире, то под влиянием «короля-солнца» на трон Испании сел герцог Анжуйский, при этом не отказавшись при короновании от прав на французский престол и владений в Нидерландах, вследствие чего Габсбурги объявили войну Испании.